Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник) - Дмитрий Быков

Итак, быстрехонько отстрелявшись в итоговом сочинении дежурными фразами про дома с яркими фасадами и простых советских трудящихся, разгуливающих в отпусках по цветущим садам далеких планет, я перечитала все написанное и… призадумалась. Как-то фальшиво у меня получилось, хотя вроде все было правильно и красиво написано. Нет, слишком много у нас еще несправедливости, чтобы люди ходили по улицам города с блаженно-счастливыми лицами, столь красочно мною описанными.

И черт-таки дернул меня за шариковую ручку. А может, это ангел перышко из крыла своего услужливо протянул – как вам больше нравится. И я приписала к практически готовому сочинению одну «совершенно ненужную и глупейшую» – как меня потом убеждали учителя – фразу. Смысл ее был в том, что главное все-таки не в домах из стекла и бетона и не в полетах на другие планеты. А в том, что в будущем у каждого человека будет любимая профессия, потому что скоро, совсем скоро исчезнет из нашей жизни всяческий блат. И если, скажем, сын дворника будет прекрасно рисовать, никто не посмеет препятствовать ему стать художником.

С сознанием выполненного долга я захлопнула тоненькую тетрадочку в зеленой обложке и отнесла ее на стол учителю…

Что было на следующий день – это может представить себе лишь тот, кому повезло учиться в то время. «К счастью, – как убеждала “мою терпеливую мать” учитель литературы, – перед тем как отправить сочинения на районную комиссию, их читают школьные учителя». «Ну, и что нам теперь с этим делать прикажете? Тетрадки-то все помеченные, с печатью! – чуть не плакала завуч старших классов. – Ну и где, скажите на милость, ваша дочь видела в нашем социалистическом обществе блат? И слово-то ведь такое где-то услышала!»

Надо отдать должное моей маме: она лишь вздохнула и, глядя на меня, произнесла знакомое: «Ну вот, опять все дети как дети, а ты отличилась!» Промучив нас с мамой полчаса, учителя удалились «для принятия решения». Не знаю уж, что они там с моим сочинением решили, но за содержание я схлопотала «трояк». За запретное слово «блат», не иначе.

Сейчас, по истечении стольких лет, пора бы, наверное, выбросить из головы этот случай. Но – не выбрасываю. Смеяться будете, но я до сих пор им себя «меряю и чищу». «Ну что, побоишься на сей раз слово “блат” написать?» – ехидно вопрошает Ирка-маленькая Ирку-взрослую в особо экстремальных ситуациях. И мне очень сложно предать ту смешную девчушку, глядящую на меня чуть исподлобья. «Ну вот, все дети как дети, а ты…» – с улыбкой отвечаю я Ирке-школьнице и… смело опять наступаю на те же грабли.

* * *

Профориентация – такое серьезное слово вошло в нашу жизнь, когда мы перешли в девятый класс. Нет, конечно, мы и раньше знали, что далеко не всем нам по окончании школы посчастливится поступить в вуз, а значит, мы уже сейчас должны готовиться к взрослой жизни, получая некие профессиональные навыки. У нас в районе для этой цели даже школьный завод «Чайка» организовали, где мы раз в неделю после уроков собирали дверные замки из готовых деталей, до крови расцарапывая руки жесткими пружинами.

Но в девятом классе нас явно ждало нечто более серьезное, чем сбор замков. Это мы поняли сразу, как только узнали, что четверо девочек из нашего класса будут получать профессию секретаря-машинистки. Почему только четверо – история умалчивает, но ходили слухи, что у этих девочек просто «родители вовремя подсуетились».

А что же оставалось делать нам – тем, кому не хватило мест за пишущими машинками? О-о-о, нас прямо-таки заждалась одна замечательная профессия: шить лифчики на МПШО «Черемушки»! Нам даже платить за это что-то обещали, и мы с подругой Иркой уже заранее облизывались, предвкушая, как на большой перемене будем покупать у кинотеатра «Одесса» не фруктовое мороженое в стаканчике за 7 копеек, а эскимо с орешками за 28, на которое нам так редко хватало выпрошенных у родителей денег.

Однако, ознакомившись с будущей трудовой деятельностью и расценками на оную, мы с подругой несколько приуныли. Ибо нам с Иркой предстояло… пришивать к лифчикам резинки, и стоило это всего-то 3 копейки за сотню «притачанных деталей». Конечно, мы сами были во многом виноваты: на уроках труда в школе больше хулиганили, чем ночнушки шили и борщи варили, – вот нас так учитель труда и отрекомендовала! Типа, только на резинки мы с Иркой и годимся…

Как бы то ни было, работать за 3 копейки было настолько влом, что мы с подругой соскользнули со стульев у швейных машинок и пошли шататься по цеху. Дабы лишний раз убедиться, что с дешевыми резинками «повезло» только нам.

Представьте себе, мы не ошиблись. Наши одноклассницы уже вовсю сострачивали швы на чашечках лифчиков, а Верке, как самой послушной и умелой, даже поручили «обтачку изделия на оверлоке» – так именовалась эта жутко сложная операция, цена коей была аж 79 копеек за сотню! Это сколько же мороженого за 28 копеек сможет слопать Верка, если сотни три-четыре лифчиков вокруг обошьет!

…Уж не помню, кому из нас от безделья пришла в голову сия безумная идея, но уже через час Ирка магически перевоплотилась… в Мадам Суперлифчик. Через плечо ее, подобно орденской ленте, было перекинуто нечто, состроченное из чашечек лифчиков самых разных размеров – от «нулевого» («прыщики надо йодом мазать!») до восьмого («парашюты у нас в спортивном отделе продаются!»).

В таком, скажем прямо, ослепительном виде Ирка – Мадам Суперлифчик – безнаказанно дефилировала по цеху аж полчаса, пока не столкнулась бюстом к бюсту с нашей наставницей, кою мы с подругами при первой же встрече окрестили Женщиной С Усталыми Глазами (или ЖСУГ сокращенно).

Скандал на МПШО, конечно, был невероятный. Оказывается, такое ЧП на «Черемушках» произошло впервые за всю славную историю его существования. Нас с Иркой на следующий день «повесили на доску бракоделов» – то есть не нас, конечно, а наши фамилии и наше совместное суперизделие. Пригрозили, между прочим, что вычтут стоимость испорченного материала из зарплаты. Может, и вычли бы, но зарплата наша была столь «велика», что мы и так практически ничего не получали.

Так и ходили мы честно на МПШО аж целый год, благо от школы оно недалеко располагалось. Многие, правда, пытались выгадать себе за счет практики свободную среду, «набивая температуру на батарее». Или, попросту говоря, прислоняя на секунду-другую градусник ртутным концом к батарее центрального отопления. Правда, для этого нужно было иметь недюжинный опыт и сноровку: у меня, например, взбесившаяся ртуть упорно скакала до конца шкалы, и все попытки отправить ее обратно, хотя бы к отметке 39, ни к чему не приводили. Так что пришитых резинок на мою долю за год пришлось более чем достаточно.

А в конце года к нам подошла ЖСУГ и осторожно так поинтересовалась, а не хотим ли мы теперь, получив замечательную профессию швеи-мотористки, прийти после школы работать на МПШО «Черемушки»? И если кто-то из нас, не желая огорчать эту хорошую и добрую женщину, отвечал: «В институт не поступлю – приду!» – ЖСУГ прямо-таки расцветала и поспешно делала какие-то пометки в своей записной книжке.

Мне тоже не хотелось ее огорчать, но, еще в первом классе определившись с выбором профессии, я честно ответила ей: «Не-а, я к Котеночкину пойду, “Ну, погоди!” рисовать!». И, чтобы не выглядеть в ее усталых глазах Хрюшей, добавила: «А хотите, я вам оду напишу?»

Наставница моя, понятно, сразу просияла: ну конечно, она очень хотела, чтобы на нашем «выпускном» прозвучала ода родным «Черемушкам»!

Ода написалась с полпинка и столь же быстро была подвергнута жесточайшей цензуре со стороны ЖСУГ и других наставниц. Безжалостно вымараны были сатирические строчки, кои, как мне казалось, весьма удачно высмеивали девочек, набивавших себе температуру «на батарее» и тем самым тормозивших обеспечение женского населения Москвы высококачественными лифчиками. Эти строчки я до сих пор помню наизусть:

Если нет температуры —шей детали без халтуры.Будет очень неопрятно, сами посудите,Коль в неровном лифчикеВ класс войдет учитель!И не спеши класть поскорееТы градусник на батарею,А лучше, если нездоров,Ты посети-ка докторов!

В результате цензуры от моей «Оды “Черемушкам”» осталось одно четверостишие, кое, по мнению наставниц, достойно было прозвучать со сцены в день торжественного окончания нашего профобразования. И я прочла его – громко и гордо, как мне и велели:

Я обожаю вас, «Черемушки» родные,Ни дня я не смогу без вас прожить,И на прощанье вам я обещаю,Что шила, шью и вечно буду шить!

Ирина Озеркова