Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник) - Дмитрий Быков

Юрий Лукин

Про физику и многое другое…

От слова «косинус» во мне тоска и трепет, как от всего, что не вмещает разум. Из теорем помню лишь про квадрат гипотенузы, да и то благодаря анекдоту про Пифагора. Но физика…

У физики был шанс стать одним из любимейших моих школьных предметов, когда я впервые увидел Его.

Какой размашистой энергичной походной Он вошел в наш класс Кушвинской средней школы № 3, что в Свердловской области, с какими интонациями гулкого бархатистого голоса объявил физику важнейшей из наук!

Каждый Его урок был потрясающим спектаклем, где все крутилось, вертелось и даже закручивалось вокруг Него – худощавого и нескладного двадцатидвухлетнего выпускника Нижнетагильского пединститута, с горящим взором подвижника и сеятеля Доброго и Вечного на ниве народного просвещения!

Он неизменно начинал с фразы: «На все, что происходит в жизни, физика задает вопрос: “А почему?!” При этом дугой оттопыривал указательный палец, подносил его к правой щеке и, вывернув руку кругообразным движением, с силой втыкал в ближайшую горизонтальную поверхность – чаще всего в столешницу второй парты среднего ряда, отчего Ленька Большаков сперва вздрагивал, а потом целый месяц таскал с собой стыренную у младшеклассников чернильницу-непроливашку, и – что самое удивительное! – сумел-таки однажды подловить физика. Физик, кстати, на наш взгляд, повел себя не совсем адекватно: всего лишь удивился, обнаружив на пальце нечто, вернул чернильницу Леньке и протер палец носовым платком, не переставая интригующим, как у Пуаро Агаты Кристи, голосом рассказывать историю про буравчик.

После первой четверти он уволился по собственному желанию. Естественно, обстоятельства, мотивирующие это желание, мне неизвестны, но подозреваю, что таковое было прямым следствием фатальной ошибки: представляясь традиционным «Здравствуйте, дети! Я ваш новый учитель физики, а зовут меня…», помимо имени-отчества, он назвал свою фамилию: Вовкотруб. Имя-отчество из моей памяти стерлись, а то, как эта фамилия пишется, я узнал много позже. Думаю, некоторые из моих одноклассников по-прежнему воспринимают ее только по звучанию.

* * *

В 1973–1974 учебном году, когда некоторым еще казалось, что распад «Битлз» – чья-то неумная шутка, когда из каждого утюга с хрипами и всхлипами звучали «Дым на воде» и незабвенная «Шизгара», а переписать на магнитофон «Обратную сторону Луны» с пласта почиталось за счастье, когда «Марш рыбаков» Доривала Каимми перепевался пацанами во дворах словами «Погасло солнце, и в песках темно, прошедший день принес печаль, а генералы уже спят давно, и их мечты уносит вдаль», когда Костя Ионов, которого я знаю из прожитых пятидесяти пяти лет пятьдесят три года, играл в школьной группе «Квинта» на фирменной с виду гитаре (сделанной моим соседом по парте Сашкой Татауровым), – в третьей школе девятиклассники вели войну с учителями за право носить длинные волосы и покидали поле боя (временно) лишь из-за предательства коллаборационистов-родителей.

Я держался до последнего.

Обвинения в пресмыкательстве перед загнивающим Западом меня не впечатляли. Проживание в маленьком рабочем городке на Урале, куда ссылали столичных вольнодумцев, иногда провоцирует легкую нотку диссидентства в подростковом нигилизме.

«Тихое доброе слово» педагогов было слишком тихим по сравнению с тогдашними моими комплексами. Был я толстым и некрасивым, поэтому девчонкам хотелось нравиться более чем, а волосы у меня и сейчас пышные и шелковистые.

Родители работали по сменам, даже в детский садик из-за отсутствия мест меня устроить у них не получилось, и с трех лет я был предоставлен сам себе.

Конкретно удалось надавить на меня военруку Михаилу Егоровичу (за глаза – Горынычу) Храмцову: за ним стоял авторитет советской армии и реальная для меня перспектива в скором будущем на два года влиться в ее ряды. Но тройку по военному делу вряд ли можно засчитать его победой, а поскольку троек у меня в аттестате навалом, на Горыныча я почти не обиделся.

Более чем приблизилась к успеху завуч Балабкина, однажды заявившая, будто я своей прической напоминаю ей евнуха. Повторяю: я был тогда толстый и некрасивый, поэтому допускаю, что действительно напоминал. И это меня задело по-настоящему. До зубовного скрежета. До желания бросаться на стенку. До готовности кого-нибудь убить. Например, себя.

Спасла, как ни странно, общегородская допризывная комиссия. Проводили ее в Кушвинском ГПТУ, и это был классный перфоманс времен развитого социализма: штук двести шестнадцатилетних гавриков голыми слоняются по актовому залу от стола к столу, за которыми восседают узкие специалисты в белых халатах… И вот когда я стоял перед пожилым и невеселым хирургом, меня и осенило попросить заверенную его личной печатью справку, согласно которой с репродуктивными органами у меня все в порядке. Дядечка просветлел лицом, не чуждый, как выяснилось, того специфического юмора, который отличает медицинских работников от нормальных людей, справку мне выдал с легкостью и, я бы даже сказал, с радостью.

В день, когда справка была предъявлена по назначению, наша классная вошла в кабинет, сгибаясь пополам от смеха, и выгнала меня с урока. Под предлогом, что мое присутствие мешает ей сосредоточиться и абстрагироваться от пережитого в учительской, где Ирина Николаевна Балабкина долго и весьма нелестно выражалась в мой адрес, пока ей кто-то не посоветовал ни в коем случае не озвучивать столь сильных выражений в моем присутствии во избежание еще одной справки, согласно которой все, обо мне в сердцах завучем сказанное, мягко говоря, не будет соответствовать действительности.

В конце апреля, когда озабоченные моральным обликом советских школьников товарищи перестали обращать внимание на мои роскошные локоны, а я решил, что себе уже все доказал, я подстригся.

* * *

Есть мнение, что пионерская организация и комсомол были хорошей школой менеджмента и именно поэтому бывшие комсомольские активисты оказались неплохими бизнесменами. Признавая правомерность такой оценки, все-таки рискну предположить, что школой менеджмента комсомол был не ахти, судя по состоянию современной российской действительности, на фоне которой преуспевают отдельные господа из бывших комсомольских товарищей. Это во-первых.

А во-вторых, с раннего отрочества мне несимпатичны люди, выработавшие в себе умение держать нос по ветру и, пританцовывая от вожделения грядущих благ, двигаться в фарватере руководящей партии, как бы она ни называлась. Или это всего лишь бухтение неудачника, у которого не получилось стать бизнесменом или чиновником?

А не заладилось у меня с комсомолом опять-таки в школе – уже с процедуры вступления в его стройные и сплоченные ряды. На мою беду, приглашенный товарищ из горкома ВЛКСМ слишком ответственно отнесся к своей роли – потому, наверное, что его карьерный взлет только-только начинался.

Каждого из соискателей товарищ из горкома дотошно спрашивал про ведущую роль Советского Союза на международной арене, про решения Съезда КПСС, про комсомольскую символику и атрибутику.

Моей тогдашней эрудиции для ответов хватало, и это ему не нравилось. И прежде чем расписаться в списке рекомендаций напротив моей фамилии, он стал задавать самые «каверзные» вопросы:

– Скажите, юноша, какой праздник отмечает все прогрессивное человечество 1 Мая?

– 1 Мая все прогрессивное человечество отмечает праздник солидарности трудящихся, – не будучи еще комсомольцем, с комсомольским задором ответил я.

Товарищ нервно сглотнул и задал следующий вопрос:

– А какой праздник отмечает все прогрессивное человечество 14 июля?

Когда я ответил:

– 14 июля все прогрессивное человечество вместе с французским народом отмечает День взятия Бастилии! – товарищ из горкома не смог скрыть досады.

– Тогда скажите, молодой человек, какой праздник отмечает все прогрессивное человечество 18 марта?

Тут моя эрудиция дала маху, и я удрученно опустил голову.

Товарищ расслабился и отечески просветил бестолкового восьмиклассника:

– Запомните на всю оставшуюся жизнь, юноша: 18 марта все прогрессивное человечество отмечает дату начала Парижской Коммуны! – После чего с чувством глубокого самоудовлетворения расписался в рекомендации и отпустил меня из пионерской комнаты небрежным мановением руки.

Я запомнил и уже больше сорока лет 18 марта обязательно поздравляю всех со столь знаменательным событием.

Только вот когда кто-нибудь из нынешних политиков, чиновников или бизнесменов напоминает мне повадками комсомольского активиста, я становлюсь очень смешливым. Поэтому, наверное, у меня не получилось и уже никогда не получится стать политиком, бизнесменом или чиновником.