Риск. Молодинская битва - Геннадий Ананьев

— Да будет по твоему совету! Такова моя воля! Такова воля Аллаха!

Дальше все шло так стремительно, что ни ципцан, ни нойон, верные друзья Воротынского, не посчитали возможным хоть как-то его оповестить. Когда рать выходит в поход, впереди ее рыщет множество разъездов, которые могут перехватить гонцов. Оправдан ли риск? Нет, не оправдан: даже если на несколько дней раньше получит князь Воротынский весть, он не успеет оповестить всех воевод крепостей на реке Оке, как тумены Девлет-Гирея начнут переправу через нее.

Поход стремительный, без тяжелого снаряжения, без обременительного обоза. Даже караваны верблюдов и вьючных лошадей выйдут позже, лишь через несколько дней, и своих обычных для приема пленников и награбленного стоянок достигнут тогда, когда Девлет-Гирей уже подступится к Москве.

Совет Дивей-мурзы был еще и тем хорош для хана, что он действительно давал возможность крымским туменам выйти к переправам через Оку раньше того, как русские полки займут свои ежегодные станы и изготовятся к ожиданию возможного вторжения татар. Так, собственно, и вышло. Когда Девлет-Гирей подвел к Оке свое стотысячное войско (несколькими крыльями), полки русские еще шли к Коломне, Тарусе, Кашире, и только сам царь Иван Васильевич с опричным полком встал уже в Серпухове, на подходе к которому находился и Большой полк. Когда Девлет-Гирей подступил к Туле, жители Серпухова Русин и Тишков, бежавшие от зверств своего царя, сообщили об этом хану, ничего не скрывая. И то, что города русские опустошены мором и голодом и что рати у царя очень мало, убеждали хана, что царь не сможет быстро получить помощь. Они надеялись, что крымский хан окружит Серпухов, пленит, а то и лишит жизни царя-кровопийцу. Девлет-Гирей, однако, не очень-то поверил перебежчикам, посчитав, что они просто-напросто хотят замедлить его стремительный бег, дать возможность Москве подготовиться к обороне. Он решил обойти Серпухов, раз там уже находится рать.

Что сделает Серпухов, если падет Москва?!

Мог бы Иван Васильевич со своим опричным и Большим полками встретить передовые отряды крымских войск, задержать их на день-другой, а к тому времени подоспели бы все остальные полки к месту сражения: Правой руки — находился совсем рядом, в дневном переходе, Левой руки — в двухдневном переходе, почти вместе с ним подтянулся бы и Передовой. Сторожевой бы тоже ненадолго от них отстал. Вот и набралась бы изрядная сила, способная встать стеной; но Иван Васильевич давно был не тем царем, для кого благо государства ставилось выше личной безопасности, как было это в молодые его годы. Он даже не подумал о встрече крымцев, а кинулся наутек со своими опричниками в Александровскую слободу, но даже и там не остался и ускакал еще дальше — в Вологду.

Главный же воевода не нашел ничего лучшего, как повернуть все полки к Москве, чтобы там встретить татарское войско и дать ему бой.

Расчет в общем-то был верный: пока крымцы переправятся, полки успеют вернуться и занять оборону на выгодном рубеже.

Они и в самом деле успели, но, как оказалось, собрались не на славный бой, а на бесславную гибель. И виновником ее стал главный воевода князь Иван Вельский. Он почему-то решил встретить крымские тумены не перед царственным градом, выбрав для этого ладное место, а в самой Москве.

На первый взгляд в этом, казалось бы, главный воевода был прав: втрое меньше русских войск, чем татарских, к тому же татарские ратники не мастаки вести бои на улицах, где каждый дом становится крепостью; но эта выгода стала бы выгодной, не будь Скородом, Белый город да и многие дома Китай-города деревянными. Вот этого-то и не взял в расчет князь Иван Васильевич, и никто из воевод его не поправил. Все с готовностью принялись распределять ратникам участки обороны. Сам князь Вельский и второй воевода Большого полка Морозов встали на Варламовской улице. Это место было выбрано потому, что здесь находился дворец главного воеводы, который он и постановил сделать своей ставкой.

Князья Мстиславские и Шереметев с полком Правой руки изготовились к встрече крымцев на Якиманской; князь Владимир Воротынский и воевода Татев получили участок обороны на Таганском лугу против Крутиц; а опричный дворянин Темкин с дружиной опричников расположился на Неглинной. И еще тысяча опричная, воеводой которой стараниями Малюты был поставлен Богдан Вельский, встала на Ярославской дороге, чтобы прикрыть путь к Сергиевой лавре.

У русских полков в достатке было рушниц, пищалей (особенно много полевых, на колесах, что давало возможность перемещать их в ходе боя) и огнезапаса к ним, так что не хлеб и соль ждали татар в Москве, а огненный смерч.

День целый полки отдыхали, набираясь сил и мужества для кровавого пира. Тихим ясным утром в праздник Вознесения Господня Девлет-Гирей подступил к Москве. Остановился в нерешительности перед частоколом и китаями,[216] видя за ними множество стволов пушечных и рушниц, готовых к стрельбе. У хана не было с собою ничего, чтобы ответить огнем на огонь, только конница стремительная да стрелы меткие. Он не сомневался, что русские в конце концов будут уничтожены, но сколько они погубят славных крымских воинов. Вот он и посчитал, что нужно крепко подумать, стоит ли рисковать. Не лучше ли, постояв с частью туменов здесь, остальные отправить в окрестности Москвы разграбить и пожечь их, набрать побольше полона и уйти обратно, не потеряв ни одного воина.

И тут вновь, в самый нужный момент, заговорил Дивей-мурза:

— Главный город гяуров, мой повелитель, ляжет к копытам вашего иноходца с очень малыми для нас потерями, если вы пошлете две или три сотни отважных джигитов с огненными стрелами. Вам, мой хан, останется только смотреть из царского охотничьего дворца в Воробьеве, как горят в огне непослушные твои рабы.

— И мы сможем тогда послать многие тысячи карать огнем и саблей гяуров вправо и влево?

— Да, мой повелитель, поблизости много богатых селений и даже городов.

— Ты, как всегда, даешь разумный совет.

Девлет-Гирей не стал ожидать, когда смельчаки кинутся выполнять его приказ. Он со всей своей свитой и тысячей нукеров поскакал в село Воробьево, чтобы оттуда, с высокого берега Москвы-реки, лицезреть распаляющее его гордыню зрелище.

Пока Девлет-Гирей скакал в Воробьево, его меткие смельчаки, большая часть которых погибла от дроба рушниц, сделали все же свое черное дело, сухие крыши домов моментально запылали от впившихся в них горящих стрел. Вот уже дым зачернил небо, укутал солнце, факелами запылали дома, взметнувшиеся вихри понесли языки пламени дальше и дальше от Скородома в Белый, а затем и в Китай-город. Ратники и горожане, смешавшись, метались среди горящих домов, ища спасения; многие устремились к Кремлю, куда пожар не перекидывался, но все кремлевские ворота оказались наглухо закрытыми. Одно спасение: Москва-река, Яуза и Неглинка.

Давя друг друга, москвичи, ратники и бежавшие от нашествия пахари подмосковных сел устремились к воде, где их поначалу встречали меткие татарские стрелы, но вскоре вороги перестали стрелять, считая это излишним: очумевшие от жара люди бросались в воду, топя друг друга, образовывали целые завалы из человеческих тел, пытающихся вскарабкаться наверх и в итоге поголовно погибающих.

Взрывы пороха, в изрядном количестве приготовленного для стрельбы из пушек и рушниц, довершили разрушение города.

Вот в это самое время, когда Москва уже догорала, передовой отряд князя Михаила Воротынского встретил татарскую сотню на подступах богатого села, жители которого вовсе не ожидали никакого лиха. Сюда, почти на сотню верст к западу от Москвы, не долетела еще страшная весть о татарском походе. Дружинники Воротынского без особого труда, сделав засаду, расправились с татарами, и только нескольким басурманам удалось вырваться живыми.

Князь Воротынский после этой встречи с крымцами велел поспешить, хотя и не изменил осторожности, усилив передовой отряд и выслав дополнительные дозоры. Он собирался через сутки подойти к Москве со стороны Воробьевых гор, чтобы, осмотревшись, в соответствии с обстановкой принять решение; но ускакавшие татарские ратники, опередив его намного, по дороге смогли предупредить своих о появлении русской конницы, а один из них на самом крепком коне понесся что есть мочи в ставку Девлет-Гирея.

Еще задолго до рассвета гонец подскакал к воротам Воробьевского дворца, осадил коня (тот рухнул замертво) и крикнул стражникам:

— Открывай! Сообщение хану: идет войско гяуров!

Пока стражники отворяли ворота, их начальник поспешил к Дивей-мурзе. Нукеры уже прекрасно понимали, что хан делает только то, что советует ему этот мурза, хотя он и не является предводителем похода.

Дивей-мурза повелел немедленно привести прискакавшего, и тот рассказал, как сотня, ворвавшись было в село, оказалась окруженной гяурами.