Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов

– Я им сегодня днем уже всё популярно объяснил, – недовольно отозвался Мешок. – Так что пусть идут в жопу.

– Прямо так и передать?

– Прямо так и передай. Женька ещё на месте?

– Ага. Сидит, мается. Вроде как вас ждет.

– Передай ему, что минут через десять поедем.

– Хорошо, – кивнул Шевченко и удалился.

– Чего там транспортникам от нас нужно? – удивился Жмых. – Они вроде как всегда по другому ведомству числились.

– Да ну их, к лешему! Слёзно просят взять под охрану какого-то бомжа, якобы свидетеля убийства. И чего мы с ним будем делать? Они хотя бы его в обезьяннике держат, а нам куды этот ужас нечеловеческий девать? Интересно, как они вообще узнали о нашем существовании?.. Ладно, хрен-то с ними, проехали.

– И то верно. Вот только собственного бомжа нам с тобой до кучи и не хватало… В общем, так, Андрей: всё, что ты мне сейчас поведал, звучит достаточно складно и убедительно. Единственное, чего я при таких раскладах не понимаю: кто и зачем ликвидировал Пущина. Кстати, он-то каким боком вписался в эту историю?

– Кто его ликвидировал, сказать не берусь. Но вот то, что заказчиков убийства надо искать в «Джедай-Холдинге», почти уверен. Что же касается его карьеры в качестве агента-провокатора… Со слов Ковелиной, в своё время местный БЭП возбуждал уголовное дело в отношении фирмы Пущина. Зная о тесной дружбе «шанинских» с «джедаями», Пущин кинулся к Батынкову за помощью. Тогда тот действительно отмазал «Ирбис», но с этого момента Пущин плотно сел на крючок у «джедаев». И когда у их покровителя Шанина возникала необходимость замутить комбинацию с очередным задействием взяткодателя, отказать Батынкову не мог. К тому же, не ислючаю, что за каждое такое выступление Пущину платили гонорар. По высшей актерской ставке.

– Паскудная история. Я, блин, как чувствовал… Ну и что будем делать? Твои соображения?

– Многое будет зависеть от завтрашней встречи.

– Что за встреча? – насторожился Жмых.

– За участие в постановочном спектакле Батынков обещал Светлане пять штук баксов. Завтра, в восемь вечера, они встречаются в ресторане на Старо-Невском.

– Ты Викула об этом в известность поставил?

– Не успел ещё. Вернее так, ещё не решил, насколько это целесообразно.

– Андрей, а тебе не кажется, что с этой девкой вы снова наступаете на те же грабли и вписываетесь в очередной блудняк? Знаешь, у меня порой складывается такое ощущение, что тебе никак не даёт покоя сыскарское прошлое. Так вот, запомни: здесь ключевое слово «прошлое»! Отныне ты – телохранитель, охранник, надсмотрщик, сторож. Обзывайся как угодно, короче. Но не сыскарь!

– Хорошо, допустим, теперича я не сыскарь. – согласился Мешок, посуровев. – Но при этом я – опер.

– Да, ты опер. Опер при ментовской камере хранения. Пойми, Андрей, наша задача предельна ясна, понятна и исключительно банальна: нам на время передают на хранение ценный груз и наша задача сохранить его в целости и сохранности вплоть до того момента, пока не поступит команда возвратить груз обратно. Или переместить его в другую камеру. На этом всё, не более. Так вот, в данный момент в нашей камере содержится гражданка Ковелина, а отнюдь не гражданин Быков. Отсюда делай соответствующие выводы. – Павел Андреевич умолк, собираясь с мыслями, после чего досадливо махнул рукой и докончил: – И давай уж тогда, что называется, по гамбургскому счёту… Ты, конечно, можешь после этого считать меня старым козлом, занудой и перестраховщиком. Но лично мне, как начальнику подразделения, которое, не знаю с чьей подачи, уже и в Главке называют «гоблинами», глубоко по херу – виновен Быков или нет. Хотя бы он даже друг твоего друга и якобы порядочный человек. Ты меня услышал, Андрей?

В служебном кабинете повисла напряженная пауза. Мешок холодно посмотрел на шефа, отвернулся и выдохнул:

– Да, Павел Андреич, я тебя услышал.

– Следовательно, ты согласен со мной в том, что вопрос финансовых взаимоотношений Ковелиной и Батынкова лежит сугубо в компетенции следственных органов? В частности, господина Викула?

– Нет, не согласен.

– Обоснуй?

– Пять тысяч – сумма, по меркам Батынкова, конечно, невеликая. Да что там – просто крохи. Для него гораздо больше риск, что Ковелина проболтается. Он ведь ещё не в курсе, что Светлана уже надиктовала нам информацию. Не уверен, что он осмелится убрать её, будучи осведомлён, что та находится под программой защиты свидетелей. Но до конца исключать такую возможность нельзя.

– Типун тебе на язык! Вот нам только очередного клиента-жмурика не хватало! – Начальник «гоблинов» крепко задумался. – Хорошо, Андрей, будем считать, что ты меня хотя и не убедил, но сомнения посеял. Так что ты в таком разе предлагаешь?

– Я считаю, что если бы в пятницу Батынков действительно передал Светлане эти деньги, а мы бы умудрились сей момент зафиксировать, то с этим уже вполне можно выкатываться на руководство Главка.

– Ты имеешь в виду скрытую запись?

– Точно так. Техническую сторону вопроса готов взять на себя Вучетич.

– М-да… Звучит, безусловно, красиво. Но именно что звучит… А кроме признаний Ковелиной, к тому же закрепленных не должным образом, у нас ничего столь же существенного нет? С банковской оберткой с номерами купюр, я ведь так понимаю, ты блефовал?

– Правильно понимаете.

Жмых задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– В общем, так, Андрей, к завтрашнему утру представишь мне подробный план мероприятия по ресторанной встрече. Если придем к пониманию, что обеспечить полную безопасность Ковелиной в кабаке нам не по силам, будем либо срочно подключать следствие, либо просто откажемся от этой встречи. Ибо такой хоккей нам не нужен! Уяснил?

– Уяснил. Всё как обычно: суетились-суетились, а как до дела – открестились.

– Скорей тогда уж перекрестились… Да, Андрей, и ещё одно: у меня никак из головы не выходит наш с тобой былой разговор в ВМА. За «крота». Я тут давеча к убойникам заезжал, нарочно интересовался. Зеча, киллер этот, как в воду канул.

– Я в курсе, сам на днях смежникам звонил. К слову, там уже и сами не рады, что Литву приземлили. С доказухой у них совсем напряжно.

– Даже так?

– Ага. Сначала Айрапетяна завалили…

– Не без нашего, заметь, скорбного присутствия.

– Пал Андреич! – взмолился Мешок. – Ну не сыпь ты мне бакалею на раны!

– Буду. Сыпать. Дабы в тонусе держать: и тебя, и твою грязную, как ты её называешь, дюжину… Так что там, говоришь, за новые напасти?

– В конце прошлой недели ещё один ключевой свидетель преставился. Типа застрелился. Из охотничьего, заметьте, ружья.

– А почему типа? Есть какие-то сомнения в самостоятельности?

– У официального следствия сомнений, как всегда, нет. Но парни, выезжавшие на место, потом поделились, что длина ружья, найденного рядом с трупом, больше метра. Чтобы выстрелить из него самому себе в лоб, надо взять его руками за ствол и спустить курок большим пальцем ноги. Покойный был не обут, но в носках.

– Хочешь сказать, что без носков нажать пальцем ноги на курок было бы проще?

– А развет нет? Кроме того, вызывает вопросы и положение ружья. Оно лежало на полу вдоль тела, причем ствол был направлен в сторону ног, а не головы. Почему не наоборот? И еще, на шее спереди у покойного имелся кровоподтек, форма которого позволяла предположить, что перед смертью он сильно ударился шеей о срез ствола.

– М-да, дела… Слава богу, что этого ключевого, как ты говоришь, свидетеля не успели к нам на довольствие определить. Иначе бы всё… Наше экспериментальное подразделение стало бы печальной жертвой эксперимента. Погоди, Андрей! Но коли так, может, ты всё-таки погорячился? Уж к этому самоубийце никто из наших касательства точно не имел. Так, может, это всё-таки не у нас, в Главке течет?

– Может, и не наши, – задумчиво покачал головой Мешок. – Извини, Пал Андреич, за всей этой суетой-запарой все как-то не было времени сесть да потумкать.

– Ты вот что: ежели чего дотумкаешь – сразу ко мне.

– Само собой.

– Но, знаешь, Андрей… Лучше бы ты того… Не натумкал, короче…

* * *

…Однообразные и большей частью депрессивные пейзажи, равно как лица аборигенов малой родины нашего нового Президента, всегда нагоняли на Андрея тоску. Ну не любил он Купчино, вот просто-таки не переваривал! И дело не только в шокирующем количестве гопников и наркоманов на гектар местной площади – этот показатель давно снивелирован по всей территории Питера. Что говорить, если даже в их некогда элитном «академическом» доме в Финляндском переулке на лестничных площадках использованные шприцы порой хрустят под ногами как мартовская снежная корочка. Скорее это были пресловутые комплексы, свойственные петербуржцам, коим посчастливилось осесть в историческом центре города. Эдакий, знаете ли, пан-питерский эстетствующий снобизм. Когда вполне законные претензии к сгнившим коммуникациям, захламленным дворам-колодцам, в которые никогда не захаживает солнце, к отсутствию зелени, извечной пыли и автомобильным выхлопам вокруг и вся, традиционно отбиваются одним-единственным снисходительным: «Э-эх, старичок! Зато мне всего три минуты пешком до Невы и еще пять – до „Авроры“!» И все – вроде как крыть и нечем. Лишь потом, поразмышляв, начинаешь понимать, что аргумент в пользу ежедневной пешеходной доступности крейсера революции можно признать убедительным лишь с о-очень большой натяжкой. К примеру, сам Мешечко в первый и в последний раз побывал на «Авроре» еще в 3-м классе, на церемонии торжественного приема в пионеры себя любимого.