Троя. Падение царей - Уилбур Смит

Одиссей снял еще двух защитников у верхушки лестницы. Один из воинов на стене заметил его и показал на него фригийским лучникам.

Одиссей ухмыльнулся. Он был вне переделов досягаемости их слабых луков.

Нападающие сделали четвертую попытку взобраться по лестнице на башню. На лестнице было семь воинов, когда ее столкнули вбок, сбросив цепляющихся за нее людей. Эта лестница врезалась в две других и сбросила тех, кто был на них.

С вершины стены раздались победные крики. Но атакующие не колебались. Новые воины прыгнули вперед и снова подняли лестницы.

«Какая храбрость тратится впустую на обреченное на неудачу предприятие!» — подумал Одиссей. Снова посмотрев на вершину стены, он внезапно понял, что защитники отступают от края. Он нахмурился, гадая, что они затевают.

Вдоль южной стены он увидел людей с огромными сосудами, полными сияющего металла, — они держали сосуды замотанными в ткань руками.

«Кипящее масло? — гадал Одиссей. — Или кипящая вода?»

Сосуды были опрокинуты как один, и их содержимое пролилось на захватчиков внизу.

Это была ужасная сцена, когда карабкающиеся люди вдоль всей стены начали вопить, корчиться, пытаясь сорвать с себя доспехи, и падать с лестниц. Те, кто ухитрялись избавиться от доспехов, продолжали вопить от муки, их крики невыносимо было слышать.

Одиссей вскинул на плечо Акилину и побежал к стенам, крича своим лучникам, чтобы те стреляли в защитников. Он добрался до микенского воина, который корчился в агонии, отчаянно пытаясь сорвать с себя нагрудник. Одиссей сорвал с него доспех, но это не помогло. Человек продолжал вопить. Одиссей сорвал с него тунику.

— Что это, Одиссей? Что с ними творится? — закричал Мерионес, опустившись рядом с ним на колени.

Упавший воин потерял сознание от мучительной боли, и Одиссей показал на ярко-красную кожу его груди и плеч. Она выглядела так, будто ее ошпарили.

— Песок, — сказал Одиссей, — смешанный с крошечными кусочками металла и нагретый докрасна. Он проникает под доспехи и вплавляется глубоко в кожу. Его нельзя убрать, и он до конца будет мучить жертву. Я слышал о таком оружии, его пускают в ход в пустынных землях. Это жестокая пытка.

Стрела воткнулась в землю рядом с ним, и Одиссей с Мерионесом быстро подняли над головами щиты. Потом каждый из них взял раненого воина за руку, и они принялись тащить его прочь от стен. Но еще одна стрела вонзилась в грудь этого человека и немедленно прикончила его. Они отпустили его руки и вернулись к стенам, чтобы попытаться спасти остальных.

— Клянусь яйцами Аполлона, — пробормотал Одиссей, — ему повезло, что он погиб.

Вместе с Мерионесом они перенесли несколько воинов, страдающих от невыносимой боли, подальше от стен. Никогда еще царь не чувствовал себя таким беспомощным перед лицом чудовищных ранений.

«Лучше бы им всем умереть», — подумал он мрачно.

Глава 24

Стрелой и луком

Теплая весна перешла в жаркое, сухое лето. Осажденный город был иссушен.

Андромаха шла от Дома змей обратно во дворец Гектора, нетерпеливо думая о кубке холодной воды, который встретит ее по возвращении. Она скользнула через дворцовые ворота, кивком отпустила своих телохранителей и шагнула в сады.

Растения засыхали. Самые нежные давно уже погибли, горшки и вазы из камня и дерева были полны только коричневыми веточками. Даже деревья поникли от недостатка влаги.

В лучах раннего утра два мальчика Андромахи бегали вокруг по сухой потрескавшейся земле, играя в догонялки и не заботясь ни о погибших растениях, ни об отчаянном положении города.

— Мам! — радостно закричал Астианакс и побежал к ней, вытянув руки.

Андромаха со стоном подняла мальчика на бедро.

— Ты становишься слишком тяжелым для меня! — запротестовала она.

Декс тоже подбежал к ней, и она взъерошила его волосы и улыбнулась, глядя в его темные глаза.

Он был задумчивым малышом, на нем все еще лежала тень его горя. Иногда ночью, боясь спать из-за кошмаров, он забирался в постель к Андромахе и шептал ей о своей матери, которую называл Солнечной женщиной, и о Седой, и о Рыжем старике. Она поняла, что Седая была его пожилой нянькой, а Рыжий старик — дардарнским военачальником Павзанием; их обоих убили микенцы при нападении на Дарданию.

Маленький мальчик болтал о них, путая их с богами и богинями, о которых ему рассказывали. Он рассказывал одни и те же истории снова и снова; их знакомость утешала его.

Однажды ночью, недавно, он ввел в свои истории «маму». Андромаха узнала в ней себя, и на сердце ее потеплело. Декс начал добавлять рассказы о своей теперешней жизни в Трое к рассказам о своей прошлой жизни в Дардании. На душе его все еще оставались шрамы, но Андромаха верила, что рано или поздно он исцелится.

Она поставила Астианакса на землю и, взяв обоих мальчиков за руки, повела во дворец. Войдя, она обнаружила в первой комнате своих прислужниц Пенфиселею и Анио. Те шептались друг с другом и покраснели при появлении Андромахи, сделав вид, что очень заняты полировкой тяжелого золотого украшения, раньше принадлежавшего Лаодике, а теперь без дела лежащего в резном ларце из слоновой кости. Андромаха улыбнулась девушкам и вошла в приятную тень террасы.

Экса засуетилась, подавая мальчикам сладкие пирожные и молоко. Она протянула Андромахе кубок с водой, и царевна жадно его осушила. Вкус был потрясающим.

— Я поставила таз с водой в твоих покоях, на тот случай, если ты хочешь помыться, — сказала служанка.

Андромаха сурово посмотрела на нее.

— Я уже говорила тебе, Экса, что мы не можем тратить воду на умывание. Я не рассчитываю, что ты будешь мыться, как и мои мальчики, и твои дети.

Перед падением нижнего города трое маленьких детей Эксы переехали во дворец.

— Но, госпожа, царевич Полит просил тебя встретиться с ним и с военачальниками этим вечером. Ты ведь захочешь помыться перед тем, как переоденешься, — многозначительно добавила служанка.

Андромаха посмотрела на свой шафрановый хитон, испачканный после дня работы в лечебнице.

— А почему я должна переодеваться? — спросила она. — У меня нет ничего чистого на смену.

— Я заказала для тебя шесть белых хитонов, — ответила Экса. — Красильщики не могут работать, но швеи могут. И это даст им хоть какую-то работу, — словно защищаясь, добавила она.

— Но белая ткань нужна для перевязок.

Экса яростно затрясла головой.

— Я спросила Зеота, и он сказал, что, поскольку в эти дни мало раненых, у него достаточный запас повязок — хватит по крайней мере на десять лет.

Андромаха засмеялась.

— Тогда ты права, Экса, — признала она. — Не вижу, почему бы нам не иметь чистые белые хитоны. Закажи их и для себя, и для Пенфиселеи с Анио. Но ты все-таки должна вылить воду обратно в питьевую бочку.

— Но я уже добавила в нее благовония, госпожа, — упрямо ответила служанка. — Никто не будет теперь ее пить.

— Тогда отдай ее лошадям. Их не побеспокоит запах розовых лепестков.

— Но…

— Сейчас же, Экса. Лошади будут благодарны.

Экса принесла таз, ворча про себя, и покинула покои.

Андромаха пересекла террасу, которая возвышалась над конюшнями, и посмотрела вниз. В конце концов она увидела свою пухлую служанку, которая вышла из дворца, держа таз с водой. Женщина помедлила и посмотрела вверх.

Андромаха помахала ей. Экса вошла в конюшни.

Улыбаясь, Андромаха бросилась на ложе. «Странные дни», — подумала она. В городе царила вялая неподвижность, которой никогда не чувствовалось раньше. Жара лежала над Троей, как шерстяное одеяло, подавляя движения и удерживая всех в тени, внутри домов. Улицы были пусты, только вечером усталые люди выстраивались в очереди за хлебом и водой. Ни у кого не было вдосталь воды и еды.

Хотя все жили под ежедневной угрозой смерти, Андромаха ощущала странное удовлетворение. Ее муж и ее любовник оба были далеко на войне, и она больше не чувствовала мучительного противоборства желания и ответственности. Ее выбор был сделан. Она останется с сыном и с Дексом, пока не придет конец и не ворвутся кровожадные воины, а потом будет защищать мальчиков ценой своей жизни.

Каждый день Андромаха работала в Доме змей. Прошло больше пятидесяти дней со времени последней большой атаки войск Агамемнона, и единственными ранами теперь были раны от стрел, если не считать сломанных рук и ног, когда получивший положенную порцию вина воин скатывался кубарем со стены.

Работа в лечебнице не была трудной. Ксандер таинственно исчез, и Андромаха гадала, что с ним сталось, но большинство жрецов и целителей остались. Умирающих не кормили и давали им ровно столько воды, чтобы увлажнить рот. Тем, кто, скорее всего, должен был поправиться, давали воду, пока они не начинали жаловаться на голод; тогда их кормили.