Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

— А где мы сейчас находимся? — дико озираясь, хрипло поинтересовался Иван. — Путешествие на Буян, я так понял, мы уже совершили? — добавил он, любовно поглаживая перстень.

Вокруг, куда ни кинешь взгляд, простиралось Море-Окиян. Свинцовые волны тяжело перекатывались, словно о борта линейного корабля, разбиваясь белой пеной о бока плывущей (или все-таки идущей) с крейсерской скоростью Щуки.

Потом у вздыбленного тучами горизонта забрезжило что-то похожее на полоску суши.

— Земля? — вопросительно глянула я, не зная, радоваться или заранее начинать тревожиться.

И тут же зажала себе рот, чтобы не закричать от отчаяния, увидев знакомый скалистый берег и голые ветви заклятого дуба.

— Все в порядке, — поспешил успокоить меня Иван. — Я вспомнил, как оттуда выбраться. Я об этом узнал, когда там, — он указал на все еще обагренное его засохшей кровью место возле корней, — без дела валялся.

— Они рассказали? — спросил Лева, указывая на груду костей.

Иван кивнул.

Мы принялись, насколько это возможно, приводить в порядок одежду, собрали, а вернее, проверили вещи. В общем, вели себя, словно пассажиры поезда или теплохода, прибывающего к месту назначения, но еще не добравшегося до вокзала. Тигрис крутился под ногами, заглядывал в рюкзаки и принимал в сборах живейшее участие. Похоже, за всей этой суетой мы все хотели скрыть нараставшую по мере приближения берега тревогу или даже страх. Там, у заклятого дуба, нам предстояло хотя бы отчасти свершить то, за чем мы сюда пришли. А вдруг не получится, а вдруг Константин Щаславович предусмотрел еще какую-нибудь ловушку?

Но, как только мы высадились на камни, поблагодарив Щуку за помощь, Иван с одного удара разбил мечом-кладенцом иглу, дуб раскололся, и под ним открылся лаз.

— Нам туда, — пояснил Иван, бережно отодвигая упавшие поперек прохода сухие кости.

Когда я с опаской шагнула в подсвеченный карманным фонариком брата темный коридор, из которого тяжело пахло землей и гнилью, я сразу узнала это место. Оно неизменно являлось в зеркалах еще в Москве, когда Константин Щаславович пытался добраться до меня и Василисы. Сумрачный тоннель, с потолка которого свешивались клоки паутины и корни деревьев, не только не имел каменной кладки или опор, но и выглядел так, будто не прорублен, а прогрызен в чреве земли, словно змеиный лаз или гигантская кротовая нора.

Некстати вспомнилось, что кротовинами или червоточинами в научной фантастике и астрофизике называли гипотетические тоннели, соединяющие параллельные участки вселенной и разные галактики. Видимо, этот лаз выполнял похожую функцию, хотя пол не уходил из-под ног, а пространство не завивалось круговоротом портала. По мере того, как мы продвигались вперед то выпрямившись в полный рост, то согнувшись в три погибели, когда лаз проседал или суживался, воздух становился менее затхлым, хотя и более зловонным. К запаху земли примешивались гарь и характерный аммиачно-сероводородный аромат бытовых и промышленных отходов.

— Какая-то знакомая вонь, — поморщился Иван.

— Свалка возле обиталища Бессмертного в Нави пахла по-другому, — кивнул Лева, который пробыл в этом неприятном месте дольше нас всех.

В самом деле, обоняние нас не обмануло. Зловоние стало не только более ощутимым, но и достаточно разнообразным. К аммиаку прибавились кислый дух брожения, овощная гниль, острый запах тухлого мяса и рыбы. Под ногами начали попадаться молочные пакеты, консервные банки, упаковки от мяса и курицы, одноразовая посуда. Лаз расширился. И вскоре нашим глазам предстала обрамленная величавой темнохвойной тайгой, освещенная солнцем нашего мира грандиозная свалка. Она походила на отражение той, по которой мы пробирались во время путешествия в Навь, но выглядела куда более неприглядно и чужеродно без загадочного флера мрака, скрывающего любое безобразие завесой таинственности.

Кучи бытового мусора в полиэтиленовых пакетах соседствовали с грудами гниющих отходов пищевой промышленности и животноводства, искореженными автомобилями и списанными станками. Рядом громоздились ржавые бочки с химикатами, одни лишь обозначения на которых вызывали ужас от того, какой экологической катастрофой может обернуться попадание их содержимого в воздух или подпочвенные воды.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Контейнеров с отработанным урановым топливом, пресловутыми хвостами, я не обнаружила. С другой стороны, я понятия не имела, как они выглядят. Зато, кажется, узнала плиту, на которой висел Лева. Часть свалки горела, вернее, медленно тлела, хотя пламя при сильном ветре могло перекинуться на лес, уничтожив несколько гектаров. Конечно, это хоть немного отпугивало лютовавших комаров, но вонь становилась просто невыносимо удушливой. Даже на темной изнанке исподнего мира воздух был, кажется, свежее.

— С возвращением в Явь, голубчики! — язвительно произнес знакомый голос, заставивший нас вздрогнуть, а Ивана схватиться за меч.

Вместо того чтобы настичь нас в Море-Окияне, Константин Щаславович приготовил западню в нашем мире, куда, как он знал, выходит лаз, ведущий от заклятого дуба. И хотя ловушка выглядела до зевоты банальной, это лишь усиливало ее подлость и безжалостность.

У въезда на полигон, более черные и зловещие, чем печально знаменитые «воронки» или «эмки» середины прошлого века, стояли три припаркованных «гелендвагена». Десяток крепких ребят в камуфляже, бронежилетах и с пистолетами-пулеметами рассыпались по периметру, повернув стволы в нашу сторону. Еще двое стояли, приставив оружие к затылкам коленопреклоненных пленников, в которых я с ужасом узнала Михаила Валерьевича Шатунова и Андрея Васильевича Мудрицкого. На роль одного из палачей Бессмертный назначил Никиту.

— Бросай оружие! — потребовал Константин Щаславович.

Ивану пришлось повиноваться. А он столько усилий приложил, чтобы добыть этот меч!

Бессмертный удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне.

— Ловко ты меня провела, Марья-краса, — сообщил он с улыбкой. — Столько времени мою смерть с собой таскала! Я ее повсюду искал, силы тратил, сколько душ живых загубил без толку, а эта девчонка бабулиным наследством лямочки к сарафанам подшивала и чулки драные штопала! Может, вернешь мне ее уже наконец?

— А что взамен? — сурово спросила я, прикидывая, как бы так потянуть время или отвлечь его, чтобы освободить пленников.

— Вот этих фраеров, которые решили напугать меня прокурорской проверкой, — Бессмертный указал на Мудрицкого с Шатуновым, — в живых оставлю.

— А я-то думал, отпустишь, — поддел его Лева. — Как меня отпустил.

Я видела, любимый отдал бы любые сокровища, чтобы убрать пистолет от затылка отца. Но с нечистью, как с террористами или бандитами, переговоры не имели смысла. И он это тоже знал.

— У меня нет иглы, — обменявшись взглядами с Левой и Иваном, сообщила я.

— Мы ее сломали! — уточнил Иван.

Михаил Валерьевич, которому любое движение могло стоить жизни, одобрительно подмигнул не подбитым глазом. Профессор Мудрицкий недоуменно нахмурил кустистые брови под припорошенными сединой рыжими вихрами, явно не понимая, о чем идет речь и что тут происходит. Никита скривился.

Константин Щаславович только расхохотался в ответ.

— Святая наивность! — отсмеявшись и вытерев выступившие на глазах слезы, проговорил он. — Вы всерьез думаете, что заклятую иглу можно уничтожить? Сотни поколений жар-птиц это пытались сделать, и все без толку, потому что для этого надо по-настоящему страстно захотеть убить. А для вас, уроженцев Верхнего мира, это чувство чуждо.

Я не поверила своим ушам. В этот момент я настолько сильно ненавидела его, что, как мне казалось, если бы это могло спасти близких мне людей, вцепилась бы в горло и рвала зубами, выклевывала бы глаза, продолбила темя клювом. Но когда я трясущимися руками достала игольницу в виде грибочка, куда на всякий случай положила обломки, игла оказалась целой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В смятении убрав ее в чехол, я застыла, жалея, что не могу прямо сейчас обратиться, как первая жар-птица, утащив проклятое наследство куда подальше, где Бессмертный меня не найдет. Вместе с тем я понимала, что любое неосторожное движение будет стоить жизни сначала пленникам, а потом и нам. И Ваня с Левой мне не помогут. Тем более что с мертвой и живой водой, как и с прочим волшебством, в нашем мире наблюдался острый дефицит. Хоть бы земля разверзлась, или Константина Щаславовича гнус заел.