Алиедора - Ник Перумов

Алиедора больше не смотрела на творившееся вокруг. Глаза подняты к небу, где среди мерно сеющих снежок туч извивается, ныряет и вновь появляется Белый Дракон.

— Ты всё правильно сделала… дочурка, — сказала Тьма.

— Конечно, — поддержал её Дракон. — Всё правильно. Они должны уйти с твоего пути — тебе шагать дальше, а им… им отправляться ко Мне.

* * *

Алиедора медленно брела по двору замка Венти, пинками отбрасывая оказавшихся на дороге дохлых многоножек. Бой кончился, варвары владели крепостью, хотя их и осталась треть от начального числа. Когда, в какой миг твари Гнили набросились на них, когда чуть ослабла воля доньяты, указывавшая им и гнавшая их вперёд, — Алиедора не помнила. Сперва-то она и вовсе решила, что варвары в безопасности от тварей Гнили, они же сродни; и потому настоящим шоком оказалось зрелище молча рухнувшего в жёлтый поток северянина.

Во всяком случае, уцелевшие северяне молча кланялись ей в пояс, и непохоже было, что судьба погибших товарищей их сколько-нибудь опечалила. Они погибли по воле Дракона милостивого, милосердного, и, значит, так надо. Капля Его крови забрала их жизни, послала к Нему по великой дороге, и воину достойно радоваться участи товарища, надеясь при этом, что он сам встретит такой же конец.

Наверное, они так думали. Наверное, они в это верили.

Как же пусто внутри. Ничего не осталось. Она сама выжгла собственный дом. Вызвала многоножек, подчинила себе Гниль. Вот они, защитники, — груды пустых окровавленных доспехов.

Мама. Нянюшка. Сестрички. Братья.

Почему все эти слова потеряли смысл?

«Я не видела, как они умерли. Милосердные Дракон и Темнота скрыли это от меня…»

— Ну почему же, — тут же всплыл холодный ответ. — Забыла, кто ты, капля Моей крови? Ты способна видеть глазами каждого из сотворённых твоей волей существ. Стоит только захотеть.

«Нет, я не хочу!» — беззвучно закричала Алиедора, но было поздно.

…Мама — она отбивалась как могла, подхватив чей-то клинок, и всё кричала, кричала, до самого конца: «Убейте ведьму!»

Убейте ведьму.

— А ведь она тебя узнала, — прошептала на ухо Тьма.

«Почему?» — простонала Алиедора, корчась от боли так, словно её саму раздирали сейчас бесчисленные крючковатые челюсти многоножек.

— Как может мать не узнать собственное дитя, взглянув ей в глаза? Пусть даже ребёнок грязен и нечёсан, всё равно. Твоя мать хотела твоей смерти.

«Она… она просто защищала других…»

— Именно. В тот миг у неё ещё оставались дети. Одним больше, одним меньше — невелика разница, правда? А ведь ещё и внуки, внучки. Ты — никто и ничто, беглянка, опозоренная, убивавшая, чтобы прокормиться!

«Они начали войну, чтобы только не выдать меня!»

— О, вспомнила? Однако войну начали не они, а король Хабсбрад, решивший, что настал момент поживиться за счёт Долье. Да вот только пирог не по зубам оказался.

«Не хочу ничего слышать!» — простонала Алиедора.

— Не хочешь потому, что это правда.

«Я их всех убила. Убила, потому что хотела жить. Продала их всех — за одну-единственную жизнь, свою собственную!»

Навстречу шагает кор Дарбе. Останавливается за пять шагов, тоже кланяется в пояс. Цепи давно сняты, но есть связывающее их крепче стальных звеньев.

— Капля Его крови теперь едина с Ним. — Варвар не спрашивает, он утверждает, а Алиедора даже не знает, что ответить. Едина? Что это значит? Вот эти голоса, влезшие ей в сознание? Это и есть единение?

Она смотрит в глаза северянину. Смотрит, не опуская взгляда. Впрочем, ей врать не впервой.

— Теперь мы пойдём дальше. — Дарбе поворачивается, смотрит на полдень, куда-то над крепостными стенами, — пойдём за реку, туда, где Мастера Смерти. Переведаемся во славу Дракона великого, величайшего.

Алиедоре всё равно. Хочется лечь, впечатать в щёку щербатый камень замка. Ничего больше, ничего, кроме этого.

И она ложится и чувствует, как край плиты корябает щёку, закрывает глаза — но всё равно видит стоящего рядом Дарбе; северянин с поистине варварским терпением ждёт. Она — Капля Крови, её пути — не для обычных смертных, пусть даже изменённых, пусть даже служащих Дракону великому, величайшему.

Может, кто-то всё-таки спасся? Где-то там, в глубине, в самых нижних переходах замка, в потайных галереях, что ведут к скрытым колодцам, Алиедора чувствует жизнь. Уцелели. Спрятались. Выжили…

— Добей. Докончи дело. Пути обратно быть не должно.

Алиедора лишь крепче прижимается щекой к холодному камню.

— Добей!

«Нет. Пусть будет как есть».

— Тебе выбирать, но ты рассекла не все корни.

Алиедора молчит. Молчит и очень хочет заплакать, но слёз нет и — она знает — больше никогда не будет.

* * *

Байгли Деррано и его отец досмотрели всё действо до самого конца. Конечно, они не могли видеть, что творилось внутри кольца замковых стен, но вот вырвавшийся из ворот грязно-жёлтый поток многоножек разглядели очень даже хорошо. Армия Деркоора в ужасе качнулась назад — тварей Гнили ратники боялись даже больше, чем неуязвимых северных варваров.

Однако клин бестий очень быстро втянулся назад, словно повинуясь чьей-то воле. Байгли только выдохнул, трясясь и беспрерывно благодаря про себя великого Ома Прокреатора; больше он ничего не понял и не понял даже, почему отец вдруг привстал в стременах и рявкнул:

— Мэтра Бравикуса сюда!

Запыхавшегося мэтра приволокли под руки двое дюжих сквайров.

— Почему они повернули? — Старый сенор в упор воззрился на пузатенького чародея.

— Я тоже заметил, благородный дон, — зачастил Бравикус. Толстяк дрожал от страха, но способности соображать не утратил. — Ими кто-то управлял. Я… обнаружил это.

— Следил, значит? — Кажется, голос старого сенора чуть-чуть потеплел — или Байгли это показалось?

— Следил, — развёл руками волшебник. — Елико мог и елико позволяли обстоятельства. Там Гниль, благородный дон, но Гниль, повинующаяся чьей-то воле. Этот самый приказ мне и удалось нащупать.

— Не стану спрашивать как. Можешь сказать, кто это был?

Бравикус замялся, отвёл глаза.

— Могу, но это слишком… слишком невероятно, благородный дон.

— Говори! — рыкнул сенор Деррано.

— Если позволите, благородный дон, я шёпотом, на ухо… — И толстяк метнул быстрый взгляд на Байгли.

«Что это он имел в виду? — Младшему Деррано стало не по себе. — Что пронюхал этот толстяк?»

Сенор нагнулся с седла.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});