Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми

class="p1">Элис была счастлива, с головой уйдя в украшение детской. Она была уверена, что скоро снова забеременеет. На этот раз будет мальчик. И конечно, он будет жить.

Нори была благодарна подруге за то, что та ее отвлекала. Ей становилось все труднее скрывать странную связь с Ноа. Он купил ей две конфеты – засахаренная слива и что-то под названием пирожное. Все было вкусно. Хотя она не хотела поощрять его привязанность, она связала ему шарф из золотой пряжи.

Она вообще постоянно вязала, чтобы успокоить мысли.

Вдвоем они подолгу гуляли, склонив головы против ветра, ничего не говоря. Ноа обнимал ее за талию, и Нори изо всех сил старалась не думать, как ей тепло. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности – небывалая, почти незнакомая роскошь.

Они часто говорили о музыке, и она видела, как его идолопоклонство перед ней постепенно переходит в нечто более глубокое.

Против воли Нори рассказала ему все, даже об Уильяме. Тогда она впервые увидела его по-настоящему сердитым; он неохотно согласился никому не рассказывать.

Каждый вечер, в конце их бесед у камина, он просил ее выйти за него замуж.

Она говорила «нет», он кивал, и на этом все заканчивалось.

Ноа никогда не пытался ее поцеловать, хотя прижимался к ней всем телом. Их взгляды пересекались так часто, что это походило на ласку. Она чувствовала себя с ним бесстыдной, полной дикого желания, которого никогда не знала.

Нори понимала, что должна все прекратить. У них нет будущего. Она не согласна быть его любовницей, и она не может стать его женой – не потерпело бы общество, даже если закон разрешает, – так что же остается? Что их ожидает, кроме катастрофы? Неужели Уильям и вероломный любовник матери не послужили ей достаточным пре-дупреждением?

Если бы она не чувствовала, что Ноа ниспослан ей Богом, она бы прямо заявила ему: они никогда не смогут быть вместе, а если он продолжит упорствовать, она отправит его обратно в корнуоллскую деревню.

На самом деле, она хотела сказать ему об этом очень много раз.

И не могла.

Ноа попал в ее тайную, постыдную потребность быть желанной. Она была опьянена его вниманием; она наслаждалась его любовью к ее коже и волосам. Временами она могла видеть себя его глазами. И там было так много красоты, что это приводило ее в восторг.

Всю свою жизнь она чувствовала себя слоном в посудной лавке. А в его честном взгляде она была лебедем.

Хотя они уже давно отказались от формата «десять минут», Нори знала, что в конце концов он скажет ей слова, которые она боялась услышать. Потому что она должна ему отказать. И это разобьет ему сердце, а делать это ей категорически не хотелось.

Ноа был добросердечен, честен, великодушен и полон смеха. Зрелый не по годам, он все еще был полон идеализма. Он был замечательным человеком. И он идеально вписывался в беспорядочные скачки ее психики.

И все же Нори была совершенно уверена, что не способна на ту любовь, которой он заслуживал. Ее сердце вырвали из груди на обочине темной дороги.

Во время празднования нового тысяча девятьсот шестьдесят пятого года Нори сделала все, чтобы остаться незамеченной. Дом Элис наполнился хорошо одетыми незнакомцами, и Нори не хотелось, чтобы на нее глазели, как на цирковой аттракцион. Она спряталась высоко в ветвях дерева, подвернув свое черное платье и оставив туфли на земле.

Деревья росли повсюду. Нори была безмерно благодарна им за постоянство.

Кто-то окликнул ее по имени. Она крепко ухватилась за ветку, прежде чем посмотреть вниз. Там стоял Ноа в теплом зимнем пальто и шарфе, который она ему подарила.

– Спускайся, или я поднимусь к тебе! – игриво крикнул он. – И поскольку я не умею лазить по деревьям, то, скорее всего, раскрою себе череп.

Она знала, что он этого не сделает, но все равно спустилась.

Ноа улыбнулся.

– Нори.

И от того, как он произнес ее имя, ей захотелось убежать.

– Ноа…

Он поднял руку.

– У меня есть еще десять минут.

По теплому свету в его глазах она поняла, что они пришли к неизбежной точке.

Она знала, что он скажет, и знала, что должна ответить ему.

Единственным звуком был ветер, шелестящий в деревьях, и неприятно громкое биение ее сердца.

– Не надо, – прошептала Нори.

– Я тебя люблю.

Ну вот. Сказано.

Остановись. Пожалуйста, не надо.

Ноа одарил ее мягкой улыбкой.

– Я знаю, ты хотела бы, чтобы этого не было, – произнес он. – Я бы тоже хотел, чтобы этого не было. Но это так. Я тебя люблю, Нори, и тут ничего не поделаешь. Я любил тебя вчера. Я буду любить тебя завтра.

Не надо.

– Я не жду, что ты что-нибудь скажешь, – продолжил он. – Я знаю, ты думаешь, что я люблю тебя только потому, что ты красивая. И ты действительно красивая, Нори. Но причина в другом. Я не ребенок – я перед тобой не преклоняюсь. Я вижу тебя такой, какая ты есть. Я вижу, что ты упряма, что сегодня ты хочешь одного, а завтра – совсем другого. Ты понятия не имеешь, кто ты и кем хочешь быть. Ты думаешь, что жизнь для тебя кончена, потому что твоего брата больше нет, и ты просто заполняешь время до смерти. И ты считаешь, что я просто мальчик, который ко всему этому слеп.

Теперь Нори действительно не могла дышать. Ноа взял ее за руку, и она была слишком ошеломлена, чтобы протестовать.

– А еще я знаю, что мне нравится, как ты напеваешь по утрам, – продолжал он, и хотя его рука дрожала, голос звучал уверенно. – Мне нравится, как твои кудри отказываются ложиться набок. Мне нравится, что ты думаешь, будто мед лучше бриллиантов. Мне нравится, как ты нежна со всеми Божьими созданиями. Я люблю твой острый ум и твое стойкое сердце. Я люблю… Боже, я люблю в тебе все, Нори! Даже то, чего я не хотел бы любить. Я люблю тебя больше, чем… чем все, о чем я когда-либо мог мечтать. Вот почему я знаю, что это чувство настоящее. Потому что я никогда не мог себе представить ничего подобного. Я никогда не мог себе представить тебя. – Он отпустил ее руку.

Его красивое лицо превратилось в напряженную маску. Он поцеловал ее, всего один раз, и она почувствовала глухую пульсацию в самой сердцевине своего существа.

– Выходи за меня замуж.

Ее рот открылся и закрылся.

– Если ты не хочешь меня, я уеду, – тихо