Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2 - Валерий Перевозчиков

Стихи мне тоже читал. Думаю, что стихи он показывал только очень немногим людям. Запомнил — и очень близко к тексту — его слова: «Меня все время подмывает запеть стихи. Не печатают, не издают — спою, дам им жизнь».

Темп жизни Высоцкого? Вы знаете, каждый человек может или должен регулировать как-то свой темп жизни. Володя, может быть, переоценил свои силы… Кроме работы — театра, кино, стихов и песен — он очень много делал для друзей. Иногда прилагал просто колоссальные усилия. Кстати, друзья часто и не просили, и не настаивали на этой помощи.

Я переехал в Москву, получил квартиру. Приехали — пустые, неуютные, необжитые комнаты. Вероника расстроена: уехали от моря, от друзей — новый город, новая жизнь… Приехал Володя, видит такое дело… Сел прямо на пол, прислонился к стене… Начал с морских песен, потом перешел на веселые… Расшевелил нас немного и говорит: «Ну все, едем в мебельный!» Начали колесить по мебельным, выбирать обстановку… А ведь у него наверняка были свои, и важные, дела…

Высоцкий и Тарковский. Они дружили, довольно часто встречались в одной дружеской компании, но вне этой компании, как мне кажется, общались редко. Помню, что Володя предложил сценарий фильма и Тарковского его идея заинтересовала. Он сказал, что надо будет серьезно поговорить… Некоторые песни Высоцкого Андрея просто восхищали. «Банька», например. Помню слова Тарковского: «То, что делает Высоцкий, может нравиться или нет. Но почему не используют колоссальную популярность его? Это же глупость! Все залы были бы забиты…»

Тарковский рассказал Высоцкому историю про Шона О’Коннори, которая легла в основу песни «Про Джеймса Бонда». Андрей хорошо знал людей, которые работали у Калатозова на «Красной палатке»… Так вот, Шон О’Коннори — исполнитель роли Джеймса Бонда — прилетел в Москву. Спасаясь от поклонников, он надел черные очки, поднял воротник. В общем, замаскировался так, что ассистент, встречавший его в аэропорту, сразу его и не узнал. Вышел О’Коннори с чемоданчиком — нет не только толпы поклонников, вообще никто не встречает! Потом они все-таки нашлись… Неделю О’Коннори наслаждался покоем, потом уехал на съемки.

Работу закончили, и он решил хоть немного попользоваться своей популярностью. Устроил роскошный ужин для членов съемочной группы. Дело уже шло к концу… И тут наши ребята быстро разобрали девушек, а знаменитый Джеймс Бонд остался один. Тарковский рассказал, что Володя стал выспрашивать подробности: кто его встречал в аэропорту? Как они оставили его одного? И неужели все девушки ушли с нашими?.. А через некоторое время в другой компании слышу, что Высоцкий сам рассказывает эту историю: «И вот наш маленький черненький ассистент уводит самую красивую девушку…»

Да, последние годы он стал более замкнутым, часто бывали депрессии… Много размышлял и говорил о смерти. Было меньше общения и гораздо меньше новых знакомых. Весной 80-го года сказал мне: «Я, наверно, надолго поеду к Марине… И поработать надо— собираюсь прозу писать… И образ жизни надо резко поменять. Там будет видно…»

У меня хранятся его первые пластинки с дарственными надписями. Кстати, Володя очень радовался этим маленьким пластинкам.

«Дорогим моим друзьям и прекрасным людям, которых всегда могу иметь в числе своих близких, — Олегу и Веронике».

«Дорогому моему другу — надежному и бескорыстному с искренним и истинным уважением, — Халимонову Олегу».

Март 1987 г.

ВАДИМ ИВАНОВИЧ ТУМАНОВ

С Володей Высоцким мы встретились в 1973 году — нас познакомил один мой магаданский товарищ. Всего несколько фраз о Магадане… Через некоторое время мы снова увиделись, компания была самая разная… Вот тогда и познакомились по-настоящему. Дружили близко, ближе не бывает.

Часто прямо из аэропорта, не заезжая никуда, ехал ко мне. Одно время даже жил у меня, когда еще не было квартиры на Малой Грузинской. Помню, что спал на медвежьей шкуре… Позже заезжал, чтобы спокойно поработать…

В доме у него никогда не было газет и — почти никогда— хлеба. Часто был включен телевизор, всегда смотрел программу «Время»… Марина ему говорила: «Да выключи ты этот глупый ящик!» Я тоже приставал: «Зачем ты все это смотришь?» — «Надо, Вадим»!

В один из вечеров с Володей приезжаем на Малую Грузинскую, зашли в квартиру, включили телевизор. На экране — известный тогда международный обозреватель. Володя смотрел-смотрел и говорит: «И где только они такие рожи находят?! Ну явно на лице — ложь». Володя предложил мне сесть в другой комнате. Каждому предстояло составить список из ста фамилий— самых неприятных, на наш взгляд, людей. Первая четверть у нас совпадала, хотя порядок был разным, примерно семьдесят процентов фамилий у нас были одни и те же, а под четырнадцатым номером у нас с Володей был один и тот же человек.

Переспорили обо всем на свете. Начнем говорить у него на кухне с вечера, смотрим — а уже светло… Ничего себе, а мы еще не спали! Вообще, самое раннее— ложился в три часа, ночами очень много работал. Днем на диване иногда прихватывал минут пятнадцать-двадцать. Когда был у нас в Пятигорске, уже четвертый час ночи, а он говорил: «Вадим, давай фотографии посмотрим…»

Не просто любил, а очень любил Вертинского…

Любил Трифонова — все тащил познакомиться. Их дачи на Красной Пахре были недалеко друг от друга. Мы спорили о его вещах: Володе больше нравился «Старик», а мне — «Дом на набережной».

Как он читал и сколько? Читал он быстро, очень быстро. Однажды мы вместе достали по экземпляру «Наполеона» Манфреда. Он читал, читал и вдруг вскочил, обрадовался: «Слушай! И великие падали в обморок!» А там есть эпизод, когда Наполеон выступает в Конвенте или в Собрании Пятисот, не помню — и ему стало плохо, Мюрат его поддержал. Володя был счастлив: «И настоящие великие падали в обморок!»

Всякое бывало… Однажды на меня обиделся: «Я тебе стихи читал, а ты не слушал…» Ехали на машине, остановились на минуту, спешили в разные места. Двое солдат подбегают к нему: «Владимир Семенович, дайте, пожалуйста, автограф». Мы спешили, и Вовка им отказал, и отказал довольно резко. Тогда я ему наговорил: «Значит, не будь Высоцким! Гримируйся, носи телогрейку». Мы тогда поругались. Он зубами скрипнул, прямо на улице развернул «мерседес», искал солдат везде, но не нашел: «Как сквозь землю провалились». А поздно вечером звонок в дверь: «Эт-то я… Чего дуешься? Я сегодня сорок автографов дал».

Володя был очень чуткий. Римме, моей жене, срочно нужно было одно лекарство. Она лежала в больнице, и ей было очень плохо. Володя узнал, по телефону переполошил весь Париж. Марины там не было, она была на съемках в Западной Германии. Он позвонил в Бонн, в конце концов нашел ее в Мюнхене. Марина сделала все— нашла профессора, узнала, какое лекарство… На следующий день это лекарство было у командира советского самолета, который летел в Москву. Кстати, это лекарство спасло жизнь еще одному человеку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});