Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

Анжелина вытащила заколки, чтобы унять головную боль. Роскошная коса упала на спину молодой женщины. Свеча догорала, но ее золотистый свет еще бросал отблески на безупречный овал лица и печальные фиолетовые глаза Анжелины. Луиджи охватила почти болезненная радость.

— Черт возьми! А ведь вы дьявольски красивы! — воскликнул он.

— Спасибо, — вздохнула Анжелина. — И не тревожьтесь за Розетту. Мы с Жерсандой возили ее в Сен-Годан. Там, после двух лет разлуки, она навестила старшую сестру и младших братьев. С тех пор она и грустит. Мы с ней уже об этом говорили. Она корит себя за то, что ей улыбнулась удача, что она здесь живет в довольстве. Но это пройдет. Я знаю ее. Она хочет во что бы то ни стало быть счастливой и получить образование.

— Анжелина, будьте со мной откровенны. Я умею молчать, когда в этом возникает необходимость. Анри, этот мальчик, которого я увидел на улице Нобль, ваш крестник… Он сын Розетты? Сейчас много развелось негодяев, которые пользуются наивностью девчонок, брошенных на произвол судьбы. Вы приютили их, возможно, сразу после родов. Это делает вам честь, да и Жерсанде де Беснак тоже. Иначе почему Розетта отказалась сказать мне, чей на самом деле этот ребенок?

Настал роковой для молодой женщины момент. Она могла бы прервать разговор, пообещав, что все объяснит чуть позже. Но она решилась, зная, что, возможно, ей придется испытать разочарование, но все же надеялась, что Луиджи не отречется от нее. «Я, как и Луиджи, мечтала о любви, — молнией пронеслось в голове Анжелины. — Но это была безнадежная мечта. Зачем вновь лукавить? И как я могу солгать ему, поскольку речь идет о его приемном брате, о мальчике, который носит его фамилию, об Анри де Беснаке?»

Анжелина задула оплавившуюся свечу. Их с Луиджи окружили синеватые сумерки. Где-то стрекотали сверчки, исполнявшие незатейливую ночную песню, столь привычную, что на них никто не обращал внимания.

— Как тихо, не правда ли? — спросила Анжелина дрожавшим от нервного напряжения голосом. — Желтая роза, которую посадила мама, дарит нам свой аромат. Мята и тмин благоухают. Вы правы, столь чудесные вечера должны быть посвящены пустякам, танцам и веселью. Наши с вами встречи очень странные. Они совсем не такие, какими я их представляла. А вы сейчас такой серьезный, такой благоразумный!

— Ну надо же, теперь вы упрекаете меня за то, что я не паясничаю!

— Нет. Просто я увидела вас другим, да и вы должны знать, какая я на самом деле. Луиджи, я верю, что вы справедливый человек. И если я исповедуюсь перед вами, вы не предадите меня, я в этом не сомневаюсь. Малыш Анри — мой сын.

Луиджи был до того потрясен, что в течение нескольких минут не мог вымолвить ни слова. Наконец он переспросил прерывающимся от изумления голосом:

— Что? Ваш сын? Как это возможно?

Молодая женщина поспешно добавила:

— Умоляю вас, выслушайте меня! Если вы прервете меня, я не решусь рассказать все до конца. Дайте мне закончить. Потом у вас будет полное право меня судить… Все началось более трех лет назад, в июльский вечер, когда на площади с фонтаном был устроен бал…

Анжелина умолчала о подробностях своего страстного романа с Гильемом Лезажем. Они просто любили друг друга, вот и все. Порой Анжелине было трудно говорить, и тогда она изящными движениями своих тонких рук передавала смысл слов, застревавших у нее в горле. Луиджи узнал, что она в одиночестве рожала в пещере Кер, куда прибежала белая овчарка — славный Спаситель. Потом последовала вереница имен: Жанна и Эвлалия Сютра, дядюшка Жан Бонзон, его супруга Албани, Филипп Кост, Блез Сеген.

Колокола пробили полночь, когда Анжелина принялась рассказывать о своем примирении с отцом, Огюстеном Лубе. Луиджи сухо спросил:

— Это все? Действительно все? Вы ничего не опустили? Ничего не скрыли?

— Нет. Вы презираете меня? — встревожилась Анжелина, поняв по прерывистому дыханию Луиджи, что он глубоко разочарован.

Луиджи убрал скрипку в футляр. Потянувшись, он медленно встал, поскольку все его тело затекло от долгого сидения.

— Не без этого, — беззлобно ответил он. — Но, главное, я понял, что связывает вас с моей матерью. Вы сообщницы, хитрые и эгоистичные. Больше мне не за что вас осуждать, Анжелина. Я не святой, я тоже грешил, совершал ошибки, лгал, клялся в любви, хотя мое сердце оставалось равнодушным. О боже! Как бы мне хотелось вновь оказаться в Барселоне, около Долорес! Около простой, прямодушной женщины, которая спала со мной потому, что я ей нравился! И только поэтому она предложила мне поселиться вместе с ней в деревне, окруженной апельсиновой рощей.

Задрожав от страха, готовая расплакаться, Анжелина воскликнула:

— Вы собираетесь уехать!

— Не сейчас. Я был бы последним глупцом, если бы позволил столь завидному наследству ускользнуть от меня. Я последую примеру своей матери и буду играть в эгоистов и рвачей, тем более что я должен считаться с моим юным братом Анри. А теперь я пойду в конюшню, я очень устал и хочу спать. Завтра я переберусь на улицу Нобль. Мои мечты разбиты на осколки и растоптаны вашими прелестными ножками. Но я внезапно возвысился. Моя дорогая, вас приветствует Жозеф де Беснак! Не ищите больше акробата Луиджи. Он улетел с последними звуками музыки.

Он, фиглярничая, поклонился и ушел. Уязвленная его высокомерием, Анжелина с трудом сдерживала рыдания. «Между нами невозможны ни любовь, ни дружба», — говорила она себе.

Анжелина встала, намериваясь скрыться в своей комнате и выплакаться, но внезапно ее охватила ярость. Не думая ни о чем, она бросилась к конюшне и схватила Луиджи в тот момент, когда он уже собирался войти туда.

— По сути вы такой же, как все мужчины! — гневно выкрикнула Анжелина. — Я уверена, что вас неприятно поразил только один момент из моего рассказа: вам было противно услышать о моей интимной связи с Гильемом Лезажем и о том, что доктор Кост принудил меня к физической близости. Я больше не та чистая и непорочная Виолетта, которую вы собирались соблазнить. Вы сами так сказали: соблазнить! Не было и намека на любовь, обязательства, помолвку. Мне очень жаль, если мои слова шокируют вас, но скоро будет вот уже пять лет, как я познакомилась с интимной жизнью своих современников. Я знаю, как высоко эти господа ценят девственность, ту самую девственность, которой стыдятся, когда речь заходит о них самих, если они достигают определенного возраста.

На темно-синем небе взошел месяц. Его молочный свет превратил Анжелину в какое-то фантастическое существо с белым лицом, горящими глазами и дрожащими губами.

— Да, свобода — это удел мужчин, — продолжала она. — Они получают удовольствие и исчезают, не думая о последствиях. Чем вы лучше Гильема? Кто поведает вам о том, что чувствует Долорес после вашего отъезда? Возможно, она беременна, и из-за вашего легкомыслия эта несчастная женщина будет вынуждена одна воспитывать ребенка. Вы собирались сделать то же самое со мной, завоевать меня, а потом бросить!