Клуб любителей фантастики 21 - Г. Гаррисон

Лишь Орион — одинокий маяк среди ночи

К пристани тихой Плеяд осветил нам дорогу.

Трауром скорбным покрывшись, рыдает Миропа,

Тщетно свой взгляд устремив к многозвездному небу.

Верят и ждет, что вернется возлюбленный скоро.

Будет напрасным ее ожиданье в разлуке.

Как мотылек легкокрылый, на пламя свечи устремившись,

Сердцем отважные, крепко штурвал мы держали.

Скольких бесстрашных героев здесь разум оставил

От пустоты, отнимающей душу, подобно Сиренам.

Но, Боги, когда было б можно

Я снова бы выбрал суровую эту бескрайность.

Пусть Сестрами свита уж пряжа из звездного неба

И из нее уже соткан мой саван могильный.

С первых же снов Халдана поразила метафора «споря с сверкающей молнией». Невозможно было точнее передать эффект лазерного космолета. И вдруг на юношу напала тоска по далеким звездным туманностям. Вместе с автором он оплакивал преданную Мирону, обреченную умереть из-за своей любви к смертному. Негодовал на несправедливость, причиненную отважному звездному скитальцу, жаждущему вернуться к звездам, пренебрегшему опасностью космического безумия и смерти. Поистине, сто лет назад по Земле ходили Титаны!

Да, но Хиликс ждала объяснений… Миропа — это, несомненно, утраченные грезы романтизма, хотя всего два месяца назад Халдан не распознал бы этого.

— Как с символикой в данном случае?

В нетерпеливом вопросе Хиликс звучала почти мольба. Она надеялась услышать речь в защиту справедливости и благородства государства, о которых ей внушали с раннего детства.

— Миропа, одна из Семи Сестер, полюбила смертного и была изгнана с Олимпа…

— А Три Сестры — это Парки, богини судьбы, — нетерпеливо перебила девушка. — Но все эти мифологические метафоры — стилизация, которая вышла из моды вместе с этим невыносимым Джоном Мильтоном. Меня беспокоит то, что по антологии был снят микрофильм, и компьютер наверняка обнаружил бы это стихотворение в архивах при составлении «Полного собрания». Нет ли здесь чего-нибудь такого, что могло бы потребовать вмешательства цензуры?

Халдан впервые слышал о Парках, богинях судьбы. Знание мифологии только затрудняло для Хиликс понимание стиха. Файрватер спокойно мог использовать мифологические сюжеты как символы. С каждой минутой смысл стихотворения становился понятней. У Халдана не осталось сомнений в том, что хотел выразить автор.

— Ты кое о чем забываешь. В обязанности редактора входит подборка. А ни один уважающий себя редактор не включит такого графоманства в поэтический сборник.

Слова Халдана принесли ей заметное облегчение.

— Скорее всего, ты прав. Да, конечно! По этой же причине сокращено и первое стихотворение. А я вообразила, что у нас существует цензура. Это значило бы, что в нашем государстве не все так гладко.

К ней вернулись вера в справедливость и хорошее настроение.

— В следующую субботу встречаемся в десять, ладно? Надо, чтобы ты помог мне выбрать схему рифмовки будущей поэмы. Я посмотрю в библиотеке официальную биографию Файрватера, чтобы иметь хоть какие-нибудь данные, а тебе придется познакомиться с историей тех лет.

А теперь, боюсь, остаток времени нам придется посвятить уборке. Ты, наверное, нарочно не выиграл здесь пыль, чтобы за один раз собрать богатую жатву.

Роясь в шкафчике в поисках веника, Халдан не мог избавиться от мрачных мыслей.

Он знал, кем были Три Сестры, знал, что представляла собой Миропа, и был убежден, что стихотворение запрещено цензурой. Символы, не замеченные Хиликс, были в стихотворении на каждом шагу и свидетельствовали о худшем: в государстве творилось зло.

Расставшись с Хиликс, Халдан не сразу отправился домой. Доехав до моста Золотые Ворота и оставив машину на стоянке, он поднялся на мост, откуда открывался вид на океан.

Там он простоял больше часа, облокотившись на перила и наблюдая как с моря надвигается похожая на молочную гору стена тумана. Под ней колыхался океан. Волны с громким чавканьем разбивались о мостовые быки.

На левом берегу туман поглотал Пресидио, а на правом завладел западным склоном Тамальпаса, но все существо Халдана было приковано океану — огромному, аморфному и грозному, продолжавшему дышать по, саваном тумана.

Некогда океан вызвал людей на поединок, и они ответили, но это был так давно… Тогда в морских безднах прятались чудовища, а на поверхности бушевали жестокие штормы, но те люди оказались бесстрашными. Они сгинули, но и силы океана были подточены в этой неравной борьбе Теперь же единственными людьми, бороздившими его просторы, были моряки грузовых субмарин, беззвучно скользящих на многофутовой глубине, недосягаемых для штормов.

Потом бросил вызов космос, и нашлись смельчаки, готовые поднять перчатку, но Три Сестры запретили полеты, и звезды, которые должны были открыть людям новые миры, стали для них саваном.

Халдан родился и жил во время расцвета человечества на лучшей из планет с лучшей государственной системой, и все-таки какая-то часть его существа требовала новых завоеваний и новых миров. Он не чувствовал себя счастливым. Необъяснимая тоска будоражила кровь.

Совсем недавно он жаждал Хиликс, а теперь ему было нужно нечто большее, потому что для его блуждающего в темноте сознания эта девушка распахнула двери к свету.

Только когда плотная пелена тумана, достигнув моста, приглушила свет уличных фонарей, Халдан повернулся и пошел назад. Шаги глухо отдавались на пустынном мосту, усиливая чувство одиночества.

На минуту ему даже почудилось, что он возвращается не в Сан-Франциско, а вступает в чужой край, где повсюду кроются враги. Из тысяч стихов, прочитанных за последние месяцы, в памяти сама собой всплыла строчка, поразительно соответствующая его состоянию, и он бросил ее точно перчатку:

«Чайлд Роланд пред Мрачною Башней стоял».[3]

Глава четвертая

В пятницу позвонила Хиликс.

Халдан только вышел из ванной и был в комнате один, когда зазвонил телефон. Решив, что звонит кто-нибудь из сокурсников, он вынул телефон из кармана халата.

— Халдан слушает.

Его сильно удивило, когда в трубке послышался ее голос:

— Гражданин, мне очень жаль, но заказанная вами книга в списке запрещенных.

— Да ведь этот человек создал Папу! — выпалил Халдан, даже не пытаясь придать своему голосу холодный, служебный тон.

Тем не менее его биография в списке. Само собой, гражданин, что послужит серьезным препятствием к выполнению нашего проекта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});