Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В те времена к этому огромному воинскому братству принадлежали и многие знаменитые поэты, прославленные своими дерзкими подвигами в сражениях и не меньшей склонностью к скандальным приключениям. Одним из таких воинов, послужившим прообразом лихих, свободолюбивых офицеров александровского времени, был Денис Давыдов, выходец из знатной московской семьи военных. Впоследствии Лев Толстой вывел его под именем Василия Денисова в романе «Война и мир». В 1809 году Орест Кипренский написал портрет Давыдова в непринужденной позе. Это тот самый знаменитый портрет, на котором изображен галантный гусарский офицер в красном ментике и белых, плотно облегающих лосинах. Давыдов, молодой полковник, стал героем войны 1812 года. Он командовал отрядом из 130 гусар и казаков, которые действовали в тылу французской армии столь успешно и напористо, что это было отмечено самим Наполеоном.
Давыдов, один из самых известных и любимых народом офицеров, был также и талантливым писателем. Он вел лирический журнал походной и мирной жизни и рассказывал на его страницах о романтических устремлениях и высоких идеалах смелых защитников отечества, ненавидевших поучения и лицемерие. Его воспоминания о генералиссимусе Суворове и других полководцах и Журнал партизана принесли ему репутацию одного из самых блестящих прозаиков своего времени. Выдающийся критик Виссарион Белинский отзывался о Денисе Давыдове как о человеке с чисто русской душой, широкой, сильной, храброй и веселой. Давыдов был и поэтом-бардом, воспевавшим битвы, вино и любовь. Его патриотические стихи и поэмы о любовных похождениях и жизни неунывающих гусар передавались из рук в руки. Пушкин восторгался этим офицером, который был старше его на восемнадцать лет, называя Дениса Давыдова отцом, командиром, певцом и героем. На Пушкина производили сильное впечатление оригинальность, правдивость и искренность сочинений Давыдова.
Другой гусарский офицер, Михаил Лермонтов — поэт, слава которого почти не уступает известности Пушкина. Русские с особой любовью относятся к его поэзии и знают многие его стихи наизусть. Лермонтов был на пятнадцать лет младше Пушкина, и в его роду также были романтические предки. Михаил Лермонтов — потомок наемника-шотландца на польской службе, захваченного в плен русскими в 1613 году. Этот шотландский предок вел свое происхождение от некого Лермонта, воевавшего на стороне Малькольма против Макбета. В тринадцатом веке в роду Лермонтовых был шотландский поэт, согласно легенде, получивший поэтический дар от сказочной королевы-волшебницы. Михаила воспитывала его богатая бабушка. Ребенок рос избалованным и развитым не по годам. Он не был красив, но имел дар разбивать женские сердца и сам впервые влюбился в одиннадцать лет. В возрасте четырнадцати-семнадцати лет Лермонтов написал три сотни лирических стихов, пятнадцать больших поэм, три драмы и один рассказ.
Закончив военное училище, Лермонтов с головой окунулся в беззаботную, наполненную приключениями гусарскую жизнь, которую он однажды охарактеризовал как поэзию, утонувшую в шампанском. Человек с пылким темпераментом, прятавший чуткую душу за напускным высокомерием и цинизмом, он время от времени подвергался наказаниям: его высылали из столицы за участие в дуэлях. Николай I, с которым поэта связывали непростые отношения, однажды, тем не менее, заметил: «Его стихи чудесные и правдивые, и за них ему можно простить его дурной нрав». Лермонтов воевал в Крыму и на Кавказе, и там его не раз награждали за смелость и отвагу в бою.
Поэт любил дикую природу Кавказа и воспевал ее в своих лирических стихах с большим мастерством. Лермонтов был также и одаренным художником, выполнившим множество изящных рисунков и акварелей.
Лирические стихи Лермонтова, положенные на музыку его современником композитором Глинкой, а позднее — Римским-Корсаковым, Мусоргским и Чайковским, были посвящены темам тщеты человеческих переживаний и бесцельности жизни. Самое известное произведение Лермонтова, единственное, написанное им в прозе, — «Герой нашего времени». Это хроника жизни служившего на Кавказе романтического и много повидавшего на своем веку офицера, образ которого напоминает героев произведений Байрона, чья опустошенная душа холодна, как потухший вулкан. Несмотря на небольшой объем этой ироничной, трагической и провидческой повести, Лермонтову удалось поднять русскую прозу на такой уровень совершенства, что многие русские критики признавали «Героя нашего времени» лучшим произведением из когда-либо написанных в России, даже более великим, чем «Война и мир». До сих пор эта повесть считается одним из самых выдающихся творений российской литературы.
Эти лихие военные, так часто появлявшиеся на страницах русских литературных произведений, в равной мере готовые по любому поводу вызвать обидчика на дуэль и месяцами терпеть лишения походной жизни или безудержно рваться в бой, могли, едва возвратившись с полей сражений, танцевать ночи напролет. И как они танцевали! Умение танцевать на балу составляло непременную часть образования светского человека и офицера. Лев Толстой в романе Война и мир привел яркое описание удали танцоров. Наташа Ростова решила пригласить на танец знаменитого гусара Василия Денисова, который своим мастерством плясать польскую мазурку славился даже в Польше. Сначала он возразил на предложение Наташи, заявив, что староват, но неожиданно изменил свое намерение:
«Волшебница, все со мной сделает!» — сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из-за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он сбоку, победоносно и шутливо, взглянул на даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой даму. Он неслышно летел половину залы на одной ноге и, казалось, не видал стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левою ногой пощелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа чутьем угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним — отдаваясь ему. То он кружил ее на правой, то на левой руке, то, падая на колена, обводил ее вокруг себя и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты. То вдруг он опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоумением уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его».
Расточая комплименты и заверения в любви, эти блестящие офицеры были готовы совершить любую глупость — в угоду даме дойти до последней жизненной черты и даже перейти ее.
Балы продолжались без перерыва всю зиму, и все же, по свидетельству посетившей Россию ирландской аристократки, «все они были настолько зажигательны, что гости танцевали до упаду». Другой путешественник-иностранец так рассказывал о московском сезоне 1805 года: «Балы устраивались один за другим, и я не могу понять, как же это они не падают от изнеможения. Если в этих безумствах пройдет вся зима, все танцоры истощат свои силы до последней капли, и следующий сезон придется начать с их массовых похорон». Во время петербургского сезона 1834 года один дворянин заметил: «Что за череда празднеств перед Великим постом… настоящее буйство балов, маскарадов и званых ужинов. Иногда дают по два бала в день…» А в апреле 1834 года сам Пушкин писал: «Завтра будет бал… Этот бал кружит все головы, и он сделался предметом толков всего города. Будет 1800 гостей. Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться десять часов; но кареты будут подъезжать по три вдруг, следственно, время втрое сократится».
Жена Пушкина обожала быть в центре внимания. Натали слыла первой красавицей петербургского света, и даже сам Царь, по натуре прекрасный семьянин, не оставался равнодушным к ее чарам. Однажды Николай I гарцевал под ее окнами, заставляя своего коня вставать на дыбы. Для того, чтобы супружескую чету было легче вовлечь в жизнь придворного круга, Император назначил Пушкина на должность при дворе. Поэт, облаченный в мундир камер-юнкера, должен был теперь присутствовать на придворных мероприятиях и, стоя в стороне, молча злиться, наблюдая, как властный взгляд Царя смягчался, когда тот, соблюдая рамки приличия, флиртовал и танцевал с Натали.
Хотя сам Пушкин заставлял ревновать многих мужчин, открыто ухаживая за их женами, теперь поэт был взбешен признаками внимания, оказываемого его супруге. Его раздражали глупые выходки, и он реагировал на них резко, с жалящим остроумием, наживая себе множество врагов в высоких кругах. Это наносило вред литературной работе Пушкина. Вихрь светской жизни не оставлял места спокойствию и досугу. В 1833 году он сумел получить четырехмесячный отпуск в министерстве и удалился в Болдино, свое маленькое имение под Нижним Новгородом. За несколько месяцев, работая с неистовством, Пушкин написал «Медного всадника», «Пиковую даму», «Историю Пугачевского бунта» и две сказки.
- Природы краса - Анатолий Никифорович Санжаровский - Афоризмы / Культурология
- Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов - История / Культурология / Прочая научная литература
- Деревенские святцы - Иван Полуянов - Культурология
- Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков - Расселл Э. Мартин - История / Культурология
- Русские трагики конца XIX — начала XX вв. - Юрий Дмитриев - Культурология
- История искусства всех времён и народов Том 1 - Карл Вёрман - Культурология
- Русский народный календарь. Обычаи, поверья, приметы на каждый день - Николай Белов - Культурология
- Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени - Татьяна Георгиева - Культурология
- Вдоль по памяти - Анатолий Зиновьевич Иткин - Биографии и Мемуары / Культурология
- Языческие шифры русских мифов. Боги, звери, птицы... - Борис Борисович Баландинский - Прочая научная литература / Культурология / Мифы. Легенды. Эпос