Мой золотой Иерусалим - Маргарет Дрэббл

— Я хочу тебя видеть. Приходи прямо сейчас, немедленно — я так соскучилась, и я познакомлю тебя с Аннунциатой. Обязательно сегодня — завтра она уезжает в Оксфорд.

Клелия говорила о знакомстве с Аннунциатой, как о величайшем удовольствии, которое ей не терпелось доставить Кларе, и Клара подумала, бывают же такие родственники, на которых можно вот так, с гордостью, приглашать, видя в них украшение вечера и дополнение к собственным достоинствам.

— Не знаю, как быть, — ответила она. — У меня еще даже чемодан не разобран.

— Ну прошу тебя, пожалуйста, — сказала Клелия. — Ты обязательно должна прийти.

— Хорошо, — сдалась Клара. — Я сейчас выхожу.

— Знаешь что, — сказала Клелия, — я пришлю за тобой Габриэля, он заедет на машине.

— Нет, нет, что ты! — запротестовала Клара, пораженная таким великодушием за счет незнакомого ей Габриэля. — Нет, я поеду на автобусе, это же рядом…

— Перестань, — перебила ее Клелия. — Габриэль за тобой заедет. Подожди минутку, я ему скажу. — И она ушла, прежде чем Клара успела еще что-нибудь возразить.

Трубку взял Габриэль:

— Алло, — сказал он; голос его чем-то неуловимо напоминал голос сестры. — Здравствуйте, Клара. Позвольте мне за вами заехать. Посмотрите, на улице дождь. Я подвезу вас. Где вы живете?

И Клара, посмотрев в окно на дождь и слыша этот голос и свое имя, произносимое с такой рискованной теплотой невидимыми губами, почувствовала, как тотчас треснуло стекло одиночества, едва коснулся его соблазн живого человеческого общения, и сказала «да, хорошо», и назвала свой адрес — она жила недалеко от Арки.

— Ну, это совсем рядом, — произнес Габриэль.

— Да, — ответила Клара, поселившаяся там именно по этой причине.

— Я буду через пять минут, — сказал Габриэль.

И через пять минут он приехал. За это время Клара успела переодеться в другой джемпер, почти не отличавшийся от предыдущего, — все ее вещи были почти одинаковые. И за эти пять минут она пришла к мысли, что, наверное, влюбится в Габриэля, — лето, проведенное в Нортэме, каждый раз повергало ее в такое состояние, что она готова была влюбиться в первого попавшегося шофера такси или официанта в вагоне-ресторане лондонского поезда. К возможности влюбиться в Габриэля она отнеслась с фаталистской готовностью, думая о том, как это будет чудесно. Пусть он женат, это только увеличивало соблазн — ее всегда привлекала мысль о тайной любви, запутанной, роковой, и она потратила немало времени, без необходимости усложняя совсем простые любовные связи со сверстниками в надежде испить терпкое зелье настоящей страсти, но эти усилия ни к чему не приводили — не хватало ингредиентов, а познакомившись с Клелией, окончательно прекратила вялую интригу с одним из преподавателей, которую поддерживала только ради ее неортодоксальности.

Когда Габриэль постучал, Клара уже знала, что многого ждет от него. И едва он вошел, поняла: он именно такой, какой ей нужен. Эта уверенность походила на ее представление о любви; Клара стояла и смотрела на него, явственно ощущая, как замерло сердце, а потом пустилось вскачь с нарастающей скоростью. У нее перехватило дыхание, она смотрела на Габриэля как завороженная. Он был среднего роста, не намного выше ее, и выглядел не так уж молодо, но в чертах его мужественного лица была изумительная гармония и соразмерность, и хотя казалось, что с такой внешностью невозможно быть еще и умным, но невозможно было даже предположить, что он не умен. Он был похож на Клелию, сходство сразу бросалось в глаза. На нем была шерстяная клетчатая рубашка, заправленная в брюки, рискованно низко сидящие на бедрах (потом, в течение вечера, наблюдая за ним, Клара с трудом заставляла себя не смотреть на ладную, плотно обтянутую нижнюю часть его торса и успокаивала себя тем, что этот покрой брюк как раз и рассчитан на то, чтобы приковывать внимание). Таких красивых людей она видела только в кино, да и то нечасто, и ее поразила мысль, что они могут свободно расхаживать по свету, ей почему-то всегда казалось, что существует некий процесс отбора таких совершенных людей, что они, недосягаемые, обитают где-то отдельно от всех прочих, не имея обычных человеческих потребностей, исключенные из системы случайных знакомств и не подверженные никаким слабостям, кроме свойственных только им одним. Кларе казалось, они живут, эти герои и героини, в каком-то ярком целлулоидном раю, откуда Габриэль, наверное, спустился, ведь сама она, конечно, никогда не смогла бы туда подняться. Она ни разу не видела подобных людей так близко, совсем рядом — только мельком иногда, но смесь зависти и восхищения держала ее на расстоянии, и она издалека бросала взгляд на запертые жемчужные врата. Габриэль же стоял здесь, перед ней, и улыбался — такой доступный, полный доброжелательства, такой же смертный, как и она сама. Или признающий ее столь же божественной… Надевая поданный им плащ, она подумала, каким же блаженным высшим существом должна быть его жена и почему он так любезно заехал за ней, Кларой.

В машине они разговаривали мало. Габриэль спросил, как она провела лето, и Клара ответила, что бездельничала, и спросила, что делал он, и он сказал, что работал. Она спросила, каков характер его работы, чувствуя, что подобный вопрос к члену такой семьи не может вызвать неловкости, и отчасти зная ответ от Клелии. Габриэль сказал, что работает в одной из крупнейших независимых телекомпаний и заканчивает документальный фильм о жизни Лорки — наверное, Клару это заинтересует, ведь, насколько ему известно, она говорит по-испански. Она не ответила на его вежливое предположение, а спросила, доволен ли Габриэль своей работой, и он сказал, что не очень — слишком многим людям надо понравиться. Клара подумала про себя, что уж это ему совсем не трудно, с его-то достоинствами и способностью вызывать к себе расположение, в чем он тоже похож на Клелию, только в нем нет ее едва уловимой резкости. Казалось, Габриэль не может вызывать в окружающих никаких отрицательных эмоций, кроме зависти.

Сидя рядом с ним в небольшой машине, Клара безошибочно определила в себе признаки сильного волнения — от сознания присутствия Габриэля все тело ее напружинилось, напряглись даже мускулы лица, особенно правой щеки, обращенной к нему. Кларе казалось, до нее докатываются волны ответной симпатии, но она сказала себе, что Габриэль, как и все Денэмы, по-видимому, испытывает врожденное чувство симпатии ко всем окружающим — ему наверняка никогда не приходилось сталкиваться с какими бы то ни было проявлениями недоброжелательства, всю жизнь каждый его шаг вызывал в людях только расположение. Клара сидела, неподвижная, напряженная, чуть отклоняясь в сторону от Габриэля, усердно отстраняя колени подальше от его ног. Когда воцарялось длительное молчание, она отводила взгляд от его притягательного профиля и смотрела в окно на выстроившиеся в ряд невысокие дома, на бесконечные витрины магазинов, на виднеющуюся впереди пышно украшенную перемычку Арки.

В дверях их встретила Клелия, она протянула руки к Кларе, и они нежно обнялись после долгой разлуки. Клара удивилась и испытала облегчение, обнаружив, что чувство может с такой естественностью проявляться в жесте. Она не привыкла к объятиям. Войдя в роскошную, залитую светом гостиную, Клара почувствовала, что ее место именно здесь, а не перед осточертевшим болтливым телевизором, заглушающим тягостное безмолвие бесконечных вечеров. Денэмы-старшие и Мартин встретили ее с особенной лестной теплотой, как свою, словно лето только укрепило их знакомство, а не отдалило их друг от друга. Кандида спросила, как поживает Кларина мать, Мартин (Клара почему-то сразу поняла, что он больше у Денэмов не живет) осведомился, как она сдала экзамены, не стоило ли ей нескольких отличных оценок время, потраченное в галерее у Клелии, на что Клара отвечала, что общение с Клелией для нее отнюдь не пустая трата времени. А мистер Денэм, окинув ее одобрительным взглядом, ласково пожал ей руку.

Клара была, однако, несколько озадачена, увидев Аннунциату, до смешного похожую на Клелию фигурой, лицом и даже манерой держаться. Ко всему прочему, на ней была такая же блузка, но с брюками другого цвета. Это подобие возмутило Клару, а откровенное взаимное любование сестер вызвало в ней ревнивое восхищение — они хвастались друг другом, смотрели друг на друга с обожанием, сокрушались о предстоящей временной разлуке, они обнимали друг друга за талию и смеялись одинаковым смехом в ответ на шутки друг друга. Клара никогда в жизни не видела такого проявления сестринской привязанности; в том мире, из которого она вышла, сестрам полагалось презирать друг друга и ссориться — по крайней мере, до замужества и сопутствующего ему детопроизводства. Клара подумала, что в Нортэме сочли бы такую любовь либо противоестественной — чуть ли не извращением, либо притворной, и в самой Кларе сидело что-то, мешавшее ей думать иначе. И в то же время увиденное по-новому осветило для нее целую область человеческих взаимоотношений, искупая сразу всю разлитую по ней горечь домашних дрязг. Клара подумала, что существовали и другие примеры такой любви — ведь классическое предназначение сестер состоит не в презрении, а в любви друг к другу. Ей вспомнилась почему-то поэма Кристины Россетти «Базар гномов», эти стихи она с воодушевлением, хотя и без всякого понимания, выучила наизусть в начальной школе — ее всегда странно завораживали пылкие чувственные взаимоотношения, описанные в поэме, такие далекие от всякой мелочной враждебности, которую Клара привыкла видеть вокруг. Описания сильных чувств всегда покоряли ее; но она не верила в правдивость таких описаний. Теперь же начинала думать, что литература, в конце концов, не лжет, и в жизни возможно и такое.