Сладкое забвение - Даниэль Лори

между нами. Я сглотнула, потому что то, как он это сказал, мягко и грубо, обожгло мою грудь и прямо туда, где я пыталась отгородиться от мира. Это он сказал мне, что я могу. Что я должна.

Я должна выйти замуж за этого мужчину.

Мне не нужно ему доверять.

Хотя не все сводится к тому, что мы должны делать, а к тому, что хотим.

Я посмотрела за стекло, на запретную часть города, куда он меня привёз. Мой желудок сжался от непривычности всего этого, но теплое присутствие рядом со мной, сильное сердцебиение, которое я чувствовала прошлой ночью, мужской запах, все это начинало казаться знакомым. Необходимым.

Я никогда не была хорошей лгуньей, поэтому сказала ему правду.

— Да, — выдохнула я.

И я никогда ни в чем не была так уверена.

Глава 35

«Черный, как дьявол, горячий, как ад, чистый, как ангел, сладкий, как любовь».

— Шарль Морис де Талейран

ЕЛЕНА

Мы остановились у его кабинета, и увидев, что на кофейном столике меня ждет пицца, я застонала.

Нико издал веселый вздох и направился мимо меня к своему столу, где провел следующий час, разговаривая по телефону. Это могло бы быть и дольше, хотя не знаю, потому что с полным желудком и потерей солнца я заснула на диване. Это был легкий сон, где я все еще могла слышать его глубокий и недавно успокаивающий тембр на заднем плане.

Через три часа я проснулась в пустом кабинете.

Слегка сбитая с толку, я моргнула и вытащила свои волосы из потрепанного хвостика. Расчесала волосы пальцами и снова надела туфли, прежде чем направиться к двери и выйти в коридор. Столы стояли неподвижно, в подвале царила тишина, нарушаемая лишь несколькими тихими мужскими голосами.

Я вошла в главный зал и заметила Лоренцо, Лаки и Луку у одной из дальних кабинок, каждый из которых держал в руках карты. Мне было интересно, как можно играть в покер, где каждый из них с лёгкостью обманывал.

Николаса нигде не было видно, и мне вдруг захотелось посмотреть на клуб наверху. Я была нарушителем правил для мужа, так что, возможно, мне нужно выйти из своей зоны комфорта и научиться находиться на его уровне. На цыпочках, дабы каблуки не стучали, я подошла к лестнице и выскользнула за дверь.

Место было элегантным, но уютно оформленным. Широкий танцпол, сделанный из панелей мигал от фиолетового, синего до желтого. Длинный ряд красных плюшевых кресел стоял вокруг лакированных круглых деревянных столов, а дальнюю стену занимало зеркало. Лестница вела наверх, туда, где, по моим представлениям, располагались ВИП-залы. Я надеялась, что Нико не допустит, чтобы там совершались какие-то темные дела, хотя это и было желаемое за действительное.

Еще через мгновение я решила спуститься вниз, пока они не заметили, что я ушла. Сделав шаг, чтобы уйти, я поняла, что не одна.

— Итак, ты прекрасная Елена.

Я замерла.

Голос был незнакомым, хотя в последнее время я знала, что была лучшей кандидатурой в любом списке сплетней, так что неудивительно, что он узнал меня.

Я обернулась и встретилась с некультурным, но утонченным взглядом, будто эти два сражались между собой. Безжалостность выплеснулась из его костюма от Армани, но его непринужденная внешность, учтивый гардероб и расслабленная осанка опровергали это. Я представила его хамелеоном, легко принимающим форму любого фасада, который он пожелает.

— Извини, но кажется, мы не знакомы.

Его тихий смех прозвучал как низкие музыкальные ноты, оставленные умирать на ветру.

— Нет, не знакомы, я всего лишь второй сын.

Хотя значение его заявления должно было исчезнуть в двадцатом веке, я поняла, что он имел в виду. Я была живым доказательством старомодности Коза Ностры — моя свадьба не за горами.

Как второй сын, он не унаследует многого, ни титула, ни бизнеса, и всегда будет работать на своего отца, а затем не старшего брата. Он навсегда останется на втором месте и останется незамеченным.

— Очень жаль это слышать.

Он почесал подбородок, забавляясь, а потом, как мне показалось, пробормотал:

— Неудивительно, что ты ему нравилась.

Я не знала, кто бы допрашивал его, хотя прошедшее время этого заявления — нравилась — возбудило мой интерес. Мне не следовало беседовать наедине с незнакомым человеком, но ведь Нико не впустит в свой клуб человека, которому не доверяет, не так ли?

Неуверенными шагами я сократила расстояние между нами. Незнакомец взял мою руку и запечатлел на ней легкий поцелуй.

— Ты, кажется, уже знаешь, кто я, хотя я ничего о тебе не знаю. У тебя должно быть имя?

— Можешь звать меня Себастьян. — в его глазах промелькнул едва заметный блеск, прежде чем он добавил: — Перес.

Что-то холодное пронзило меня насквозь, и я дёрнулась, чтобы вырвать свою руку из его хватки. Именно тогда я заметила тонкий акцент в его словах, как у Колумбийца.

Он выдохнул, словно моя реакция была в равной степени забавной и раздражающей.

— Это происходит в третий раз. Начинаю задаваться вопросом, как я буду трахаться в этом городе.

Я вздрогнула от легкого тона его голоса и заявления. Однако, наблюдая, как он засовывает руки в карманы и поворачивается, чтобы осмотреть это место, я поняла, что этот мужчина может быть более манипулятивным, чем его брат. Хотя, то, что я хотела знать, это отклонение от нормы.

Интересно, правда ли то, на что он намекал, — у Оскара плохая репутация среди женщин? Мне показалось, что у него было достаточно женского внимания, но это было только в нашем кругу, и если у него имелись определённые… склонности, я была уверена, что он не покажет их никому в Коза Ностре. До тех пор, пока не заключил брак с одной из их женщин в брак, увезя в Колумбию. Судьба, которую я, казалось, упустила на волосок.

— Знаешь, ты ему нравилась, — сказал он. — Ты ему очень нравилась.

Неприятный вкус наполнил мой рот. Быть желанной Оскаром Пересом все равно, что заболеть венерическим заболеванием.

— Это хорошее место, — заметил он, делая несколько шагов вглубь клуба. — Интересно все таки найти тебя здесь. Думал, Туз женится на твоей сестре?

Я сглотнула.

— Изменение планов.

Простое «хех» вырвавшееся у него, было покрыто весельем.

— Знаешь, — сказал он, — Однажды, когда мой брат был пьян, он сказал мне, что твой голос похож на нежную женскую ласку.

— Как… — я сдержала гримасу. — Мило.

Он усмехнулся, как будто ему нравилась неловкость, которую его заявление принесло в комнату.

— Он пел о тебе сонеты.