Без остановки. Автобиография - Пол Боулз

появлялся официант из кафе. Угловатые стены квартиры я украсил яркими литографиями на исламские сюжеты и хранил в помещении аккордеон. Отличное место для отдыха и чтобы, сидя за столом, переписывать ноты. Я никогда не ночевал в той квартире, потому что подозревал, что в кровати есть клопы.

Вторая квартира располагалась в Бруклине у Ист-Ривер на Вотер-Стрит, 2, практически под Бруклинским мостом. В квартире было две комнаты, и я поставил туда пианино. Вскоре это место стало моей штаб-квартирой. Там топили, не в пример квартире на Двадцать первой улице. Была и гостиная, где можно было репетировать. Члены хора Хуаниты Холл жаловались, что им далеко ездить из Гарлема и не понимали, чем мне нравится этот район.

Однажды ко мне наведался Чарльз-Генри Форд. Подойдя к окну, он увидел буксир на реке, док и парящих чаек, и с отвращением произнёс: «Пол, какой же ты романтик!»

Мы с Джейн фантазировали, как было бы прикольно удивить и испугать всех членов наших семей, сообщив, что мы женимся. Но зачастую фантазию от реальности отделяет всего один шаг, и мы вдруг стали всерьёз обсуждать его перспективы. Джейн должно было исполниться двадцать один год в день рождения Вашингтона[269]. Мы поженились за день до этой даты в небольшой Нидерландской реформатской церквушке, находившейся где-то на 20-х улицах Нью-Йорка. На церемонии присутствовали только мои родители и её мать, никто не был в ужасе от нашего решения, всё прошло без излишнего драматизма. Мы даже не успели сообразить, что происходит, как оказались на борту направлявшегося в Панаму корабля Капо Маги.

Глава XI

За десять дней своего пребывания в Панаме Джейн узнала про этот город достаточно, чтобы позднее описать его в романе «Две серьёзные леди» / Two Serious Ladies[270]. Потом мы отправились в столицу Коста-Рики Сан-Хосе. Мы прибыли туда по морю из города Бальбоа на небольшой белой яхте, которой раньше владел бывший немецкий кайзер Вильгельм, после чего на поезде из Пунтаренаса добрались до столицы.

Землетрясения в Сан-Хосе происходили так часто, что местные жители, по большому счёту, дома решили вообще не строить. Однажды ночью были сильные толчки, мы выскочили из кровати и как угорелые носились по комнате. На улицах было очень мало машин, а жизнь казалась лёгкой из-за чувства, что повсюду вокруг тебя — одна большая деревня.

Мы познакомились с людьми, у которых в провинции Гуанакасте было ранчо, и поехали туда с ними. Путешествие длилось два дня. Нам пришлось вернуться в Пунтаренас и оттуда на лодке плыть в глубь континента сначала по лагунам, а потом по узкой извилистой реке. Растительность на берегах была роскошной, а крокодилы, лежавшие в двадцати метрах от судна, даже не закрывали свои огромные пасти. На ранчо мы много ездили верхом, а по ночам мягкий и горячий ветер доносил до слуха рой мириады насекомых. Каждое утро в полшестого девушка приносила нам кувшин парного молока, с неосевшими пузырьками. Мы не просили будить нас в такую рань, поэтому потом снова засыпали. В девять утра у ворот уже ждали vaqueros / местные «пастухи», появлялся хозяин ранчо, и мы садились в седло. Каждый день мы исследовали новые места этого огромного ранчо. По пути назад в Пунтаренас мы купили попугая. Наивно думали, что раз у него на ноге цепочка, никуда он не денется. Как оказалось, мы ошибались: пока мы сидели на пароме, попугай разбил три клетки, вырвался на свободу и безобразничал.

В Коста-Рике мы провели месяц, а потом из Лимона отплыли в Пуэрто-Барриос в Гватемале. Годом ранее в Гватемале я не был в Чичикастенанго и хотел посетить его. Ещё хотелось поговорить с местным католическим священником отцом Россбахом[271]. Тот разрешил индейцам киче[272] проводить жертвоприношения в печах на ступенях церкви, потому что эти печи стояли там гораздо раньше церкви, а также не возражал, чтобы за алтарём индейцы захоронили деревянную статую Христа, а потом каждое утро в день Пасхи её выкапывали. Как раз стоял канун Пасхи, мы приехали в Чичикастенанго, и я поговорил с отцом Россбахом о книге Пополь-Вух[273]. Он знал о ней очень много, но распространялся на сей счёт неохотно. Две недели мы прожили в Mayan Inn, потом поехали в Антигуа, где оставили попугая на лимонном дереве у сеньоры Эспинозы (птица там и осталась жить). Во второй половине дня мы катались на лошадях по кофейным плантациям и собрали хорошую коллекцию sutes (отрезков ткани, идущих на разные нужды — на женские головные уборы, гамаки для детей, мешки и полотенца). Их не продавали в магазинах, и мы покупали у женщин, которых встречали по пути.

В здешних краях всюду были немцы. Им надо было оказаться южнее, в Пуэрто-Барриос, чтобы на борту немецкого корабля успеть проголосовать «ЗА» на гитлеровском референдуме[274]. Все они были ярыми нацистами и считали долгое путешествие не обузой, а своей святой обязанностью. Их было более 200 человек, у всех были свастики в лацканах. Мы ехали вместе из столицы Гватемалы. Голосовали они на корабле, на котором мы потом отправились в Европу. В то время два корабля судоходной компании Norddeutscher Lloyd — Caribia и Cordillera — регулярно курсировали между Гамбургом и Гватемалой. Сюда мы добрались на «Карибии», а уплывали на «Кордильере». В портах Колумбии и Венесуэлы на борт поднимались всё новые толпы одержимых немцев. Пока корабль стоял в Порт-оф-Спейн (столица Тринидада-и-Тобаго), я накупил пластинок калипсо[275], которые мы слушали на палубе, поставив патефон (включённый не на полную мощность) между нашими шезлонгами. Немцам музыка жутко не нравилась, они не терпели её, даже когда мы слушали очень тихо. Они подходили к нам и читали лекции об опасностях дегенеративных форм музыки[276]. После их нотаций мы стали слушать пластинки только у себя в каюте. Последнюю остановку в порту американского континента корабль сделал в Барбадосе, а потом направился в Гавр.

Поездка в Центральную Америку прошла прекрасно, мы с Джейн не ругались и не уставали друг от друга. В Париже у неё было много друзей, к которым я относился весьма настороженно. Мне было неприятно возвращаться в отель к ужину и видеть, что Джейн ещё не вернулась. Я ждал её, шёл ужинать, а потом быстро возвращался в номер, но опять в пустой. Я говорил Джейн, что хотел бы, чтобы она так больше не делала, но она меня