Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы - Сергей Кремлев

Именно в этом духе высказался и Л. П. Берия в сентябре 1945 года в письме И. В. Сталину.

Но показательно то, что уже в 1945 (даже в 1944!) году, ещё до Аламогордо, Хиросимы и Нагасаки, европеец Жолио-Кюри не сомневался, во-первых, в праве СССР на собственное ядерное оружие и подчёркивал, что все его симпатии на нашей стороне. Жолио-Кюри отказывался от предложений США присоединиться к их работам, зато предлагал своё участие в работах СССР.

Во-вторых, французский учёный в 1945 году ясно отдавал себе отчёт, что в обозримой перспективе только Россия может и по всем показаниям должна и имеет право стать второй ядерной державой.

Так зачем же нужны были эвфемизмы американских меморандумов, если за их словами о «любой другой стране» и т. п. стояло фактически одно: «Россия»?

ЕСЛИ БЫ учёные, военные и политики в США думали о стабильном мире, то после обретения и тем более после первого военного использования ядерного оружия у Соединённых Штатов было, как и позднее, два конструктивных варианта поведения.

Первый…

Не кто-либо, а США должны были предложить миру, и прежде всего России, следующий план, например, того же Сцилларда, сохранивший свою формальную структуру, но откорректированный, скажем, вот как…

США отдают свою территорию под неограниченный международный контроль с предоставлением права СССР тайно рекрутировать граждан США для инспекторских функций при «гарантии их личной неприкосновенности».

А почему бы и нет?

Честный подход предполагает равные права для обеих сторон.

Далее, США заявляют о полном сворачивании атомных работ… Сворачивают их, под контролем СССР взрывают свой ядерный арсенал в пустынных районах Земли, а потом соглашаются на тотальную инспекцию всех сфер экономики и вооружений для того, чтобы мир убедился в полном запрете атомной «военной» энергии.

И только после этого (или на последних этапах реализации этого проекта) вводится такой же всеобъемлющий контроль за сворачиванием атомных работ в СССР, и вводится такой же жёсткий тотальный контроль за соблюдением запрета на территории СССР.

На подобной договорной базе можно было заняться расконсервацией атомных исследований, придав им международный и мирный характер.

Вот что Америка должна была предложить России, чтобы обеспечить тотальный безъядерный мир.

Или ядерный мир, но только с мирной ядерной энергией, при добыче и использовании урана и других расщепляющихся материалов под жёстким международным контролем.

Возможен был и второй вариант…

США сохраняют атомное оружие. Но они создают, далее его не наращивая, небольшой ядерный арсенал, признавая за СССР право: а) провести полный цикл атомных работ; б) испытать своё ядерное оружие; в) создать свой тоже небольшой ядерный арсенал. Затем Россия должна была бы договориться с США о замораживании ядерных военных усилий под жёстким международным контролем.

При тенденции к устойчивому обострению ситуации для одной из двух держав со стороны третьих стран США и Россия имели бы право на согласованное увеличение своих ядерных арсеналов одновременно или односторонне, как договорятся.

Однако США и Западу нужна была только их ядерная монополия, направленная против Советского Союза.

В 1945 году США и Запад такую монополию имели.

В 1949 году они её лишились, но это уже совсем другая история, и здесь уместно сказать лишь об её начале, относящемся к 1945 году.

ВОЙНА во многом разрушила результаты созидания тридцатых годов в СССР. В экономическом отношении Россия в 1945 году оказалось отброшенной существенно назад.

В 1939 году мы производили 43,2 миллиарда киловатт-часов электроэнергии, в 1945 году – те же 43,3 миллиарда.

Стали в 1945 году выплавляли 12,3 миллиона тонн против 17,6 миллионов тонн в 1939 году.

Нефти добывали 19,4 миллиона тонн вместо 30,3 миллионов тонн.

Валовой сбор зерновых составил в 1945 году 47,3 миллиона тонн против 97,4 миллионов тонн в 1937 году.

В 1945 году ещё не были восстановлены Днепрогэс, «Запорожсталь», «Криворожсталь», «Азовсталь», Харьковский и Сталинградский тракторные заводы, шахты Донбасса, нефтепромыслы Грозного и Дрогобыча…

Поля Белоруссии, Украины и русского Черноземья вместо тракторов вспахивали конные упряжки, а порой и женщины, впрягшиеся в плуг вместо сгоревших в огне войны лошадей и быков. Тогда ведь не зря родилась горькая частушка: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик»…

О какой «агрессивности» России могла идти речь в этих условиях?

У России и у Сталина после Победы была одна желанная задача – поскорее залечить военные раны, восстановить страну, накормить людей. И не вина России и Сталина, что наряду с этой задачей России пришлось сразу же после Победы решать вторую грандиозную задачу – оградить страну от угрозы атомной агрессии США.

А такая угроза становилась вполне возможной. 31 октября 1945 года Объединённый комитет начальников штабов США дал первую сводку «атомных» мишеней на территории Советского Союза: Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль.

Минск, Киев, Харьков, Сталинград, Севастополь, Ростов, Запорожье, Николаев, Днепропетровск, Мариуполь, Одесса пока отсутствовали в этом списке по единственной причине: их промышленность и так была разрушена, «обычными» германскими бомбами.

Могла ли Россия не создать в кратчайшие сроки свою бомбу как гарантию от бомбы США?

4 сентября 1945 года был упразднён Государственный комитет обороны (ГКО или ГОКО). Теперь бывший председатель ГКО Сталин был вновь просто Председателем Совета народных комиссаров СССР.

Заместитель Сталина по ГКО Берия опять становился заместителем Председателя Совнаркома СССР, оставаясь также наркомом внутренних дел СССР. Однако 29 декабря 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР он был от обязанностей наркома освобождён.

10 января 1946 года Берия и новый нарком Круглов подписали акт приёма-сдачи дел по наркомату, а 15 января 1946 года в газете «Известия» в разделе «Хроника» появилось краткое сообщение:

«Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу заместителя Председателя СНК СССР т. Л. П. Берия об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности его другой центральной работой. Народным комиссаром внутренних дел СССР назначен т. С. Н. Круглов».

О сути другой «центральной работы» ничего не сообщалось, да и не могло быть ничего сообщено, потому что Постановление ГОКО от 20 августа 1945 года № 9887сс/оп «О Специальном комитете при ГОКО», из которого можно было бы почерпнуть нечто конкретное, имело гриф «Совершенно секретно (Особая папка)». Этим Постановлением создавался Специальный комитет с чрезвычайными полномочиями для решения любых проблем «Уранового проекта» во главе с председателем Л. П. Берией.

Победив в одной войне, России тут же пришлось напрягать усилия для того, чтобы нейтрализовать угрозу новой и ещё более страшной войны. Той войны, которую планировали против России любитель галстуков-«бабочек» президент Гарри Трумэн, любитель сигар Уинстон Черчилль, любитель тайной власти Бернард Барух и другие «ядерные» «благодетели» человечества.

Вся эта компания работала на то, чтобы атомная война стала возможна. Сталин же и Берия работали на предотвращение атомной войны: их роль и заслуги в этом сквозь зубы признаются иногда даже в путинской России.

О выдающемся вкладе Сталина и Берии в обеспечение решения атомной проблемы можно писать, приводя ссылки на тысячи рассекреченных документов, однако интереснее, пожалуй, сказать об этом вкладе, приведя личное мнение одной из крупных руководящих фигур советского Атомного проекта – Бориса Глебовича Музрукова…

В «атомном» «Арзамасе-16», Сарове, живёт 90-летняя Людмила Дмитриевна Павлова-головина (в девичестве Катаева). На «Объект» она приехала в 1947 году по путёвке Сталина как молодой толковый врач-кардиолог. Лечила всю «саровскую» «верхушку» советского Атомного проекта: академиков Харитона, Зельдовича, Сахарова, Негина, Павловского, профессора Фишмана и других, в том числе и многолетнего директора «Объекта», дважды Героя Социалистического Труда, генерал-лейтенанта инженерной службы Бориса Глебовича Музрукова.

Музруков – фигура историческая, легендарная. Первую Звезду он получил во время войны как директор «Уралмаша», а одним из первых дважды Героев стал в 1949 году как директор первого Плутониевого комбината.

Людмила Дмитриевна была другом семьи Бориса Глебовича, хорошо знала и его, и его жену. В семидесятые годы врача Головину вызвали к Музрукову, почувствовавшему себя плохо. В итоге Людмиле Дмитриевне пришлось выводить его из состояния клинической смерти.