Тайны 45-го. От Арденн и Балатона до Хингана и Хиросимы - Сергей Кремлев

Ведь Трумэн тоже хитрил. Подпись Черчилля была знаменита, но после 26 июля 1945 года реальный вес в мировой политике имела скромная подпись малоизвестного Эттли, за которым теперь, а не за Черчиллем стояла мощь Британской империи.

То есть Трумэну можно было денёк-другой и подождать. И посоветоваться со Сталиным при этом. А Трумэн просто поставил Сталина перед фактом. И отговорился тем, что Сталин, мол, пока войну не ведёт, значит, ему и знать не надо, что янки делают, чтобы эту войну закончить.

С одной стороны, публичный шаг Америки по опубликованию тройственной Декларации с учётом того, что он был сделан в месте, где присутствовал и Сталин, делал Россию как бы почти обнародованным и почти официальным союзником США и Англии в действиях против Японии. Чего ещё пока не было.

С другой стороны, отсутствие в Декларации ссылок на Россию как бы намекало милитаристской Японии: капитулируй перед идеологически близким Западом, чтобы Западу не пришлось вновь – как против Гитлера – брать в компанию русских коммунистов.

Но палка ведь всегда о двух концах. Коль Трумэн повёл себя так, то и Сталин тогда мог бы сказать: «Раз вы с нами не советуетесь по поводу Японии на том основании, что мы ещё с ней не воюем, то, может быть, нам и вообще начинать войну не стоит?»

Однако сказать так или подумать так русский вождь мог бы и имел бы право только в том случае, если бы у него на руках была не абстрактная «воля императора», а были такие деловые предложения Японии, потенциал которых смог бы удержать СССР от вступления в войну на стороне союзников.

Япония же вместо дела разводила турусы на колёсах.

Даже в конце июля 1945 года.

Так при чём здесь Россия и Сталин?

ВЕЧЕРОМ 8 августа 1945 года в 17.00 по московскому времени Молотов принял японского посла Сигэмицу и уведомил его, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией.

На Дальнем Востоке 9 августа начиналось в 18.00 по московскому времени, то есть через час. И в 1.00 по забайкальскому времени в ночь с 8 на 9 августа советские вооружённые силы открыли боевые действия на суше, на море и в воздухе на фронте общей протяжённостью 5 130 километров. Удары наносились одновременно из Забайкалья, Приамурья и Приморья.

Всего в составе 13 советских армий и конно-механизированной группы советско-монгольских войск генерала Плиева имелось 27 корпусов (85 дивизий). Противостоять этой силе было невозможно.

Первым ударил 1-й Дальневосточный фронт под командованием маршала Мерецкова, а в 4 часа 30 минут по забайкальскому времени вперёд двинулся Забайкальский фронт под командованием маршала Малиновского. При этом погода, увы, подкачала: наступление 1-го Дальневосточного фронта началось при грозовых проливных дождях, сковавших действия авиации.

Да, мы не дали японцам времени на «раскачку», но это же оказалось для них и благом: советский удар был настолько мощен и неотвратим, что бесполезное затяжное сопротивление Квантунской армии лишь увеличило бы жертвы с обеих сторон без всякого ощутимого для японцев положительного результата.

Собственно, выступления Советского Союза Япония должна была ожидать уже с апреля 1945 года, после денонсации Пакта о нейтралитете.

Я не пишу историю той войны, поэтому не буду описывать ход боевых действий, а просто приведу несколько отрывков из боевых документов.

Из итогового боевого донесения командующего войсками 1-го Дальневосточного фронта маршала Советского Союза Мерецкова главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке маршалу Советского Союза Василевскому о первых сутках наступления от 10 августа 1945 года:

«Первое. Войска 1-го Дальневосточного фронта, выполняя приказ Ставки Верховного главнокомандования, в 1.00 9.8.45 перешли в наступление и, преодолевая сопротивление пограничных войск противника, усиленных его полевыми войсками, обороняющимися на заранее подготовленных сильно укреплённых оборонительных рубежах и укреплённых районах, в условиях непроходимой тайги, горно-лесистой и заболоченной местности и при неблагоприятной погоде (грозовой ливень), прорвали пограничную полосу обороны противника на главном направлении по фронту до 60 км и на глубину до 20 км…

<…>

Седьмое. 10 августа продолжаю наступление всеми силами».

Из отчёта о боевой деятельности войск Забайкальского фронта в наступательной операции в августе 1945 года:

«… За 15 дней операции войска армии (6-й Гвардейской танковой. – С. К.) прошли свыше 1 100 км со среднесуточным темпом движения более 70 км…

Опыт действий 6-й Гв[ардейской] танковой армии показал, что крупные соединения БТ и МВ (бронетанковой техники и моторизованных войск. – С. К.) способны действовать на неподготовленном и некультурном театре войны, а также проходимость хр[ебта] Б[ольшой] Хинган даже в самый дождливый период…»

Оттуда же:

«Итоги и выводы:

…9. Сосредоточение на направлении главного удара до 70 % пехоты, до 90 % танков, артиллерии и авиации обеспечило создание большой пробивной силы, что служило залогом успешного разгрома противника, если бы он оказал сопротивление, а глубокое оперативное построение боевых порядков как армий, так и фронта позволяло наращивать силу удара из глубины и маневрирование по фронту…»

Как всё это отличалось от былых «гениальных» «идей» Тухачевского и К°, по которым из 17-тысячной дивизии в атаку в первом эшелоне должны были наступать всего шестьсот сорок бойцов, а остальные должны были дожидаться прорыва обороны для «развития успеха»…

А темпы наступления?

Такие не снились даже вермахту в мае 1940 года во Франции и, увы, в июне 1941 года в России.

А уверенный боевой язык советских военачальников – воспитанников сталинской эпохи и сталинской полководческой школы!

О войне с Японией у нас издано не так уж много мемуаров, но кое-что издано. И из воспоминаний бывшего командующего 1-й Краснознамённой армией 1-го Дальневосточного фронта дважды Героя Советского Союза генерала армии Афанасия Павлантьевича Белобородова приведу лишь то место, которое касается сразу и Маньчжурской стратегической операции, и ядерного фактора в той войне:

«Утверждается, что именно атомная бомбардировка доказала всем в Японии, в том числе и военному руководству, безнадёжность дальнейшего сопротивления. По этому поводу замечу следующее. В августе сорок пятого года мне довелось допрашивать командующего 5-й японской армией (генерал Норицунэ Симидзу. – С. К.) и многих других генералов. В ходе допросов, которые часто касались морального состояния японских войск, ни один генерал не упомянул про атомную бомбу. Даже вскользь. А недавно, работая с архивами 1-й Краснознамённой армии, я опять перечитал протоколы и этих допросов… Нет, память мне не изменила… Зато о моральном воздействии, оказанном на японских военнослужащих взятием советскими войсками Берлина, вероятным вступлением Советского Союза в войну с Японией (жирный курсив мо, – С. К.) и, наконец, началом Маньчжурской стратегической операции, – об этом говорили все пленные. И генералы, и офицеры, и солдаты утверждали, что… мысль о близком и неминуемом разгроме Японии всегда и всюду связывалась с возможностью «русского наступления в Маньчжурии»…»

Генерал Белобородов резонно замечал, что англо-американцы штурмовали в Тихом океане то один, то другой остров неделями, а то и месяцами. Так что на материке, на маньчжурском и корейском театрах военных действий (как раз там, где наступала Красная Армия) янки могли бы застрять тем более надолго, по некоторым оценкам, до 1947 и даже до 1948 года.

Если бы СССР не вступил в войну, что привело к её быстрому завершению, янки оказались бы в «интересном положении»: атомные бомбы были бы нужны и против реального врага – японцев, и против потенциального врага – русских. А бомб этих в 1945 – 46 годах у США было ещё не так уж и много. Причём применение тогдашнего ядерного оружия на поле боя было бы не так эффективно, как по площадным целям типа городов. И как бы «покорители Окинавы» воевали в Маньчжурии – это ещё бабушка надвое сказала. А вот мы там отвоевали быстро и «на пять».

Да, можно было бы написать ещё о многом и провести не один ряд сравнений, однако закончу, пожалуй, вот чем…

6 МАРТА 1944 года английская «Дейли Мейл» сообщала, что группа финансистов, промышленников и парламентариев-тори открыла кампанию за компромиссный мир с Японией, мотивируя это тем, что Япония должна стать оплотом антикоммунизма в Азии.

А 1 мая 1945 года на заседании кабинета морской министр США Форрестол поставил вопрос: «Насколько целесообразно нам добивать Японию?.. Какова наша политика в отношении русского влияния на Дальнем Востоке? Что мы собираемся противопоставить этому влиянию: Китай или Японию?»