Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

Волдис Гандрис чувствовал себя как дома. Старая морская романтика давно выветрилась из его головы. Живой, энергичный практик — именно такой человек нужен на подобного рода «ржавых посудинах». Они прибыли в Архангельск неделю назад, после веселого и полного разнообразных приключений путешествия. И неизвестно, как бы Ингус устроился, не будь у него такого друга. За несколько дней Волдис буквально перевернул весь порт, обшарил конторы, собрал все сведения, какие только можно было собрать. И как только первый штурман «Пинеги» перешел капитаном на другой пароход, а второго штурмана за провоз контрабанды уволили, Волдис вместе с товарищем предложил пароходству свои услуги. В приеме их на работу большую роль сыграла золотая медаль, полученная Волдисом при окончании мореходного училища. Даже не согласовав вопроса с капитаном Белдавом, контора приняла обоих на службу и назначила Волдиса первым, а Ингуса — вторым штурманом на «Пинегу».

Сейчас они уже с вещами явились на пароход представляться капитану. Матросы помогли внести чемоданы, а долговязая Смерть, бросив оценивающий взгляд на приезжих, пошел доложить капитану.

— Господин капитан просил немного обождать, — сообщил стюард, вернувшись на палубу. — Не желаете ли позавтракать?

— Благодарю, — ответил Волдис. — Мы завтракали на берегу. Скажите матросам, чтобы внесли наши вещи в каюты.

— Матросы стоят у лебедок, а боцман смешивает краски, — пояснил стюард. Кожа у его глаз собралась в многочисленные мелкие морщинки, он улыбался.

Волдис сделал вид, что не заметил улыбки, и вежливо продолжал:

— Тогда снесите сами.

— Я должен выдать коку продукты для обеда, — заартачился Кампе.

Волдис, взглянув на карманные часы, показал их стюарду и спокойно, но твердо произнес:

— До обеда осталось еще три часа. Кок только что начал чистить картофель. Вот это мой чемодан, поставьте его в каюту первого штурмана, а тот отнесите в помещение второго штурмана.

И, по-видимому, считая вопрос решенным, Волдис повернулся спиной к стюарду и закурил папиросу.

— Вредный фрукт… — сказал он Ингусу, кивнув головой в сторону уходящего стюарда. — Терпеть не могу этих котов из капитанского салона. Подхалимы, интриганы и первоклассные воры. Постоянно общаясь с капитаном, начинают черт знает что воображать, считают себя чуть ли не вторым капитаном на судне. Но этого типа я проучу!

Почти то же самое думал и Кампе, неся чемодан Волдиса в каюту. «Скоро ты, голубчик, запоешь по-другому. Лучше со мной не связывайся. Самого Белдава выдрессировал, приручу и тебя. Второй-то, кажется, человек порядочный…»

Когда на палубе появился капитан и молодые штурманы его приветствовали, внимание капитана привлекли папиросы в руках штурманов. Не было, конечно, ничего предосудительного в том, что офицеры курят на палубе, у дверей салона, но сегодня огонек горящей папироски неприятно кольнул Белдава в самое сердце. Правда, «Пинега» — не военный корабль, но дисциплина должна быть и на торговом пароходе, и этим молодцам не мешало бы понять, что не годится курить папиросы на приеме у начальника. «Я их проучу…» — подумал Белдав, затем, откашлявшись и небрежно ответив на приветствие штурманов, спросил:

— Новые штурманы?

— Да, господин капитан, — ответил Волдис, протягивая выданное конторой предписание.

Белдав вскользь бросил взгляд на бумагу, внимательно посмотрел на обоих юношей и, протянув им руку, назвал себя.

— Сколько вам лет? — поинтересовался он.

— Двадцать четыре… — отозвался Волдис.

— А вам? — Белдав искоса посмотрел на Ингуса.

— Двадцать два, — негромко произнес тот, неизвестно почему покраснев.

— В плавании бывали? — продолжал капитан.

Волдис, подмигнув Ингусу, стал перечислять суда, на которых плавал, и в каких должностях. То же самое сделал Ингус, которого эта процедура начинала оскорблять. Чего этому старику нужно: экзаменует, как школьников. Интересно, как бы он почувствовал себя на паруснике во время шторма.

— Ну хорошо, устраивайтесь, — сказал Белдав. — После обеда приступите к исполнению обязанностей. Время — деньги, господа, а на пароходе — больше чем где бы то ни было. Я люблю порядок во всем и требую от подчиненных, чтобы они выполняли свои обязанности так же аккуратно, как я.

Откашлявшись, он ушел обратно в салон. Молодые штурманы, улыбаясь, переглянулись.

— Ишь, старый хрыч, — заметил Волдис.

— Следовало бы его проучить, — прибавил Ингус. — Сам, верно, не сумеет в море местонахождение корабля определить, а спрашивает, сколько мне лет.

Это было необычное начало. Старые и молодые, те, кто раньше находился на «Пинеге», и вновь пришедшие, — все готовились проверять друг друга, проучить, отучить от старых привычек, привить новые.

2

До обеда штурманы устроились в своих каютах. Каюта Волдиса находилась рядом с салоном капитана. Помещение Ингуса оказалось по соседству с кают-компанией. Юнга вымыл пол и вытер мокрым полотенцем края койки. Недавно окрашенные стены были еще совсем чистыми. На одной из них, в углу за небольшим шкафом, виднелась свежая заплата — здесь таможенные чиновники обнаружили тайник с контрабандой. Стюард принес свежий матрац, юнга поставил новое стекло на лампу и налил в графин воды, остальное Ингус убрал сам. Что тут особенно приводить в порядок в таком тесном помещении: постелить скатерть на столик, повесить в шкаф одежду, сложить в ящики белье и документы, расставить на маленьком письменном столе и развесить по стенам несколько фотографий. Но именно расстановка этих мелочей по своему вкусу и есть одно из условий, создающих уют в одинокой жизни моряка. Вдали от родины, среди чужих людей, в чужой обстановке, человек тоскует по маленькому домашнему уголку. Он не хочет чувствовать себя, как на большой дороге или в гостинице.

Люди на суше, связанные совместной работой, никогда так не привязываются друг к другу, как на море. Все чувства, как хорошие, так и дурные, проявляются здесь более ярко и сильно.

У Ингуса от первых дней пребывания на «Пинеге» остались не совсем приятные впечатления. Ему казалось, что никогда между ним и здешними людьми не установится настоящей дружбы и теплоты. Капитан Белдав был моряком старшего поколения и гордился своим многолетним опытом, ревниво относясь к теоретическому превосходству молодых штурманов. Он любил выпить больше того, что мог безнаказанно вынести его организм, во хмелю был своенравен и груб, в похмелье — несправедлив ко всему на свете: кричал на матросов, обзывал нецензурными словами штурманов и забывал элементарные приличия. И все же бывают люди похуже его. Выругав человека, он потом приглашал его в салон и угощал водкой. Матросам Белдав нравился.

Первый механик Дембовский был заносчивый и мелочный человек. Кочегары знали все его слабые стороны и умело использовали их. Он любил военный порядок, так как в молодые годы служил на военном флоте. При разговорах с Дембовским кочегары старались держаться по-военному и употреблять военные обороты речи. Он всегда носил мундир с нашивками, причем галуны нашивал очень широкие. Из офицеров механик признавал равным себе только капитана судна и по старой привычке обедал в салоне вместе с Белдавом. Прежде с ними обедал и первый штурман, но теперь об этом не могло быть и речи — Волдис Гандрис был слишком молод, чтобы ему оказывать такую честь. Да он к ней и не стремился: сидеть за столом в обществе двух страдающих самомнением стариков, каждым словом дающих понять свое превосходство, было менее интересно, чем провести обеденное время среди людей, где юмор и жизнерадостность Волдиса не ограничивали никакие этикеты.

Второй механик, одессит Иванов, был человеком, о котором вначале всегда создавалось неправильное мнение. Только спустя недели, даже месяцы открывался истинный облик и характер этого человека. Первое впечатление о нем всегда было отрицательным. Он добился теперешнего своего положения тяжелым трудом. Начал с кочегара, потом работал дункеманом и смазчиком. Долгие годы прожил на баке, в кубрике кочегаров, среди суровых, сильных, простых людей, в результате на всю жизнь приобрел суровую оболочку чернорабочего. Внешне угрюмый, злой, грубый, он не терпел неженок, придирался к малейшему упущению и с жестокостью мызного старосты выжимал из подчиненных все соки. Побывав сам в шкуре кочегара, он великолепно знал все их уловки, ругался и поносил их так, что, кажется, не выдержал бы и камень; с удивительной настойчивостью боролся с малейшим признакам строптивости. И, тем не менее, кочегары считали его одним из прекраснейших начальников среди механиков русского торгового флота. Он был для них своим человеком. Уважал тех, кто умел пить за троих и работал как дьявол. Трудно было завоевать расположение Иванова, но уж кто сумел его добиться, тот считался ценным работником, за таким охотился каждый инженер. Вместе с этими людьми Иванов ходил в кабак и делился последним рублем, когда у товарища не на что было опохмелиться. Офицеры любили его за знание дела. Хорошее состояние машин «Пинеги» было заслугой Иванова. Если в порту или в море случалась какая-либо поломка или авария, первый механик всецело полагался на Иванова, и он действительно всякий раз умел найти правильный выход из самого трудного положения.