Мрачный коридор - Март Михаил

— Выбраться отсюда можно?

— И не думай! Даже такой парень, как ты, сержант, обломает зубы.

— Если я останусь здесь, то лоботомии, как ты это называешь, мне не избежать. Меня сюда для этого и поместили.

— Вряд ли. Здесь только психов держат. Тут промашка с их стороны произошла. Тебя сунули впопыхах не в то отделение. Теперь тебя не найдут. Здесь нет имен и биографий, здесь номера. Захотят тебя найти и наткнутся на собственную глупость. Как только человек попадает сюда, его документы сжигают вместе с одеждой. Ищи потом иголку в стоге сена!

— Ну а если найдут?

— Послушай, сержант. Я тебя хорошо помню по Корее, ты малый с головой. По здоровью ты к операции пригоден и даже выживешь, нет сомнений, но тебя будут щупать на интеллект. Люди, обладающие большой силой воли и мощным интеллектом, операции не подлежат. Они не смогут подавить в тебе слабые клетки. Их нет. А если они уничтожат здоровые, то неизвестно, какие будут последствия. Результат может быть полностью противоположным тому, которого они желают добиться. С медицинской точки зрения, ты для них не представляешь интереса. Таких людей держат здесь до конца. Пожизненное заключение. Для экспериментов у них хватает подопытных кроликов. Как правило, они прочищают мозги заключенным, которые получили большой срок и не имеют влиятельных родственников.

— Из них делают зомби?

— Не знаю, кого из них дела ют, но я за долгий срок пребывания здесь разное слышал. Ходят слухи среди наших, что Уит Вендерс довел свою практику до совершенства. Будто он научился программировать своих подопечных. Вживлять в мозговые клетки определенные программы. Штампует специалистов, как здесь говорят. Из-под его скальпеля выходят любые игрушки. Человек-почтальон, человек-шофер, человек-охотник, человек-сторож. Наподобие дрессированных животных.

— Человек-зверь, одним словом. Ты сказал о «наших», кого ты имел в виду?

— Тех, кто «косит». Таких, как я, здесь около десятка. Общаться мы можем только в душе, два раза в неделю. Это спасает нас от помешательства.

— В этой палате нет таких?

— Я один. Теперь ты. Вдвоем нам будет легче. Как только я увидел тебя, сразу узнал. Тебя привезли ночью. Думал, тебе крышка, а когда увидел в коридоре на прогулке, то понял, что ты в полном порядке.

— Ты говорил об Уите Вендерсе. Это главный здесь?

— Да. Впервые я видел его в Нью-Йорке. Он возглавлял комиссию по реабилитации военнослужащих. Матерый специалист. Это он выдвинул программу по использованию своих методов на военнослужащих. Сенат одобрил.

— Уверен?

— А то как же! Кто бы ему тогда позволил калечить тысячи людей? Когда я попал сюда, я не знал, что он здесь командует парадом. Но со временем выяснилось. В этой глуши ему никто не мешает экспериментировать над людьми. Он сам себе хозяин.

— Ты слышал о Хоуксе?

— Нет. Среди персонала человек с таким именем не попадался.

— А эти ребята, что лежат в нашей палате, кто они?

— Сброд. Обычные придурки. Беззубый старик —  стопроцентный вампир. Дракула! Перегрыз горло всей своей семье. Шестерых загрыз. Я думаю, что его довели родственнички, вот дед и сорвался с цепи. Когда-то он был богатым, имел все. Но его раздели до нитки. Жена с детками и зять. Ну, сам понимаешь, парень тронулся. Перед тем как его сюда поместить, ему удалили все зубы. Второй придурок, что лежит у окна, —  бывший преподаватель. Чернокожий. Морду штукатуркой мажет каждое утро. Этого студенты довели. Какой белый захочет чему-то учиться у черномазого?! Говорят, головастый парень был в свое время. Философ. А студенты, сам понимаешь, народ веселый. То дом его подожгли, то динамит в машину подбросили, то во время лекции дерьмо ему на стул подложили. Ну, нервишки и не выдержали, крыша поехала. Теперь ходит и требует выслать всех черномазых в Африку. Третий, что лежит по центру, рядом со мной, —  самый старый обитатель психушек. Его перевели сюда из Чикаго. Тоже из категории головастых. Заправлял какой-то крупной шарагой, где расчленяли атомы. То ли профессор, то ли бог. Короче говоря, укротитель атомной энергии. После того как наши ребята сбросили пару бомбочек на Японию, парня забрали из лаборатории. Он собрался уничтожить какой-то реактор. Тихий старичок. Я даже голоса его не слышал. Ну и последний псих —  тоже величина. Бывшая величина, здесь мы все нолики без палочек. Дипломат. Налаживал связи со странами «третьего мира». Где, не знаю. Но дипломатия одно, а политика —  другое. Он обещал своим черномазым счастье и сотрудничество, а политики высадили десант на благодатную почву. Местные жители возмутились и сняли скальп с его жены и детей. Сам он остался жив случайно. Бегал по аэродрому и пытался повернуть самолеты назад. Ну, из Африки его сразу сюда доставили. Этого молчуном не назовешь. Он возомнил себя наместником Бога на земле. Ходит по коридору и посылает на всех проклятия. Обещает скорый конец света. Не повезло ребятам.

— Не повезло нашей стране, Экберт. Но не нам решать глобальные проблемы. В своих бы разобраться.

— Ты прав, сержант.

— Наш блок выводят на улицу?

— Нет. Никогда. Только женщин с третьего этажа.

— Ты уверен, что здесь нет лазеек?

— Год я искал выход, но так и не нашел. Однажды меня повели к врачу. Такие случаи бывают раза два за год. Сами врачи сюда не приходят. Когда меня вывели в соседний коридор, я увидел лестничную клетку. Инстинкт сработал. Рванулся к дверям, но местные лбы здесь хорошо натренированы. Сцапали тут же, не успел я двух шагов сделать. А потом потащили в шок-камеру. Прикрутили к башке проводки, такие же подсоединили к ногам и рукам. Привязали к столу и включили рубильник. Пара ударов током —  и зубы почернели. Две недели валялся трупом. Местные старожилы знают, что это такое. Каждый прошел через шок-коридор. Никто не хочет пройти через это дважды. Мотор не выдержит. Выбрось эту идею из головы, сержант. Живи тихо.

— Ладно, Экберт, на сегодня хватит, дай мне переварить сказанное.

Парень вылез из-под кровати и ползком добрался до своей постели. В комнате воцарилась тишина.

Небо за окном розовело, но в эту ночь я так и не смог заснуть.

2

Режим здесь был однообразным. Утром приносили бобовую кашку, делали уколы и выгоняли в коридор на прогулку. Если у тебя не было желания гулять, то тебя не принуждали. Наша палата выходила в полном составе. Молчуны оживлялись и преображались, как только переступали порог.

Мне было понятно, почему Экберт включился в эту игру, но по какой причине возбуждались остальные, я понять не мог. Один лишь профессор-физик вел себя тихо. Размалеванный негр хватался за свой плакат и начинал выкрикивать свои лозунги, старик-вампир шепелявил беззубым ртом и грозил покончить с варварами и зарождающейся революцией в стране.

Толпа выстраивалась в шеренгу и приступала к своему шествию протеста. Шум стоял невообразимый.

В отличие от сокамерников я еще не выработал свою концепцию протеста, а занимался арифметическими упражнениями. Учитывая тот факт, что часы в богадельне отсутствовали, я хотел выяснить, сколько времени занимает такая вылазка в свет. Один круг составлял сто восемьдесят шагов, что соответствовало пяти минутам, по грубым прикидкам. Мы успевали сделать по двадцать пять кругов перед тем, как нас загоняли в стойло. Расчет показал, что утренний моцион занимает два часа или около того. Затем наступало время обеда, где мы получали овощную жижу, называемую супом, и непонятную баланду. Едой это не назовешь, но с голода не сдохнешь. При таком питании я растеряю свои силы в течение недели, а хорошая физическая форма мне необходима как никогда.

Вечерняя прогулка не отличалась от утренней. Мрачный коридор своей замкнутостью давил на психику сильнее любого азиатского плена. Я постоянно заставлял себя думать о посторонних вещах, а не концентрировать внимание на окружении.

Прошлой ночью я выслушал исповедь Экберта, и мне показалось, что парень стал слишком болтлив. Я не слишком верил в его россказни, но чем больше я здесь находился, тем больше понимал, что значит обычное общение с нормальным человеком. Я готов был пересказать всю свою жизнь в мельчайших подробностях, если бы нашелся человек, готовый слушать мою болтовню. Пять дней, которые ушли на поиски Лионел Хоукс, я только и делал, что работал языком. В моей практике еще не было такого задания, где мне приходилось так много говорить и выслушивать. Если я доживу до старости и сяду писать мемуары, то дело Лионел Хоукс я назову «Диалоги Дэна Элжера —  самый скучный детектив». Оказывается, чтобы оценить прелесть общения, надо побывать здесь, за «Второй Великой Китайской стеной».