Ватутин - Александр Воинов

Ватутин связался с ним по телефону.

В голосе Чистякова звучала тревога. Пять минут назад противник начал артиллерийский обстрел высот в районе деревни Бутово, самолеты сбросили на высоту 230.8, где находилось боевое охранение 67-й гвардейской дивизии, две тысячи пятьсот бомб. Передовые отряды гитлеровцев перешли в наступление. Боевое охранение ведет бой…

— Так. Стало быть, начинают, — заключил Ватутин, — Сдерживайте противника, Иван Михайлович! Мы примем меры. Ждите приказа!..

Маневр противника становился все яснее.

Предприняв наступление на разъезд Герцовка, деревня Бутово, высота 230.8 и, с другой стороны, на деревню Драгунское, где были расположены части армий Чистякова и Шумилова, гитлеровцы боем хотят прощупать оборону наших войск, ищут стыки армий и частей стремятся отбросить боевое охранение и улучшить свои позиции.

А что, если смешать противнику все его планы? Это пленный лейтенант утверждает, что наступление назначено на 3 часа 30 минут. Если это так, то чуть стемнеет и враг начнет подтягиваться к переднему краю. К 24 часам в основном перегруппировка войск у него закончится. Значит… Значит, надо провести контрартподготовку по основным скоплениям противника!..

Ватутин зашел к начальнику штаба и рассказал о своем намерении.

Иванцов с живым интересом слушал Ватутина.

— А может быть, товарищ командующий. — предложил он, — провести контрартподготовку по двум участкам и в два приема?

Ватутин задумался:

— Что ж, откроем артиллерийский огонь в двадцать два часа тридцать минут. Как раз в это время у немцев все будет в движении. Но артиллерия пусть работает не только у Чистякова, но и у Шумилова…

— А если привлечь еще и артиллерию из армии Москаленко? Для усиления огня… Да взять еще фронтовую.

— Согласен. Действуйте!

Иванцов быстро направился к двери, но Ватутин остановил его:

— Да, вот что не забудьте!.. Не забудьте про «катюши». И чтобы армии были начеку!

Темная ночь плотно облегала землю. Из степи ветер доносил далекий скрежет танковых гусениц, перестук пулеметов, едва слышную перекличку голосов. В небе под звездами, прошли самолеты. На горизонте навстречу друг другу взвились лучи прожекторов. Несколько секунд они крест-накрест пересекали небо, потом внезапно исчезли, и небо стало еще темнее.

А затем темнота словно разорвалась, и несколько ярких, как молнии, вспышек озарило горизонт.

«Началось!» — подумал Ватутин.

В ту же секунду грохот потряс землю, поглотив все остальные звуки ночи. Ватутин прислушался к канонаде и вспомнил, как однажды под Воронежем обманул врага, заставил его целую ночь без толку швырять снаряды, рубить лес и вскапывать поля… Беспокойная то была ночь… Но не обманут ли и он? Как будут злорадствовать враги, если артналет окажется нанесенным впустую!.. Но нет, не может быть! Враг там, где ложатся снаряды. А вдруг?..

Грохот орудий нарастал, и тяжелым гулом ему вторила земля.

Соединив за спиной руки, стиснув зубы, Ватутин молча смотрел на горизонт, где плясали языки пламени.

И вдруг тишина…

Тишина!.. Артиллерийская канонада окончена.

Минут через двадцать Иванцов принес сводку сообщений из армий. Командармы донесли, что артиллерийскому обстрелу подверглись семнадцать пунктов, где противник сгруппировал танки и пехоту, столько же наблюдательных пунктов и двенадцать наиболее активно действующих артиллерийских батарей.

Что ж? Если снаряды попали в цель, то противнику нанесен серьезный ущерб, система управления войсками у него, несомненно, нарушена…

Однако же на участке армии Чистякова события продолжали развиваться по-своему. Боевое охранение гвардейцев у деревни Бутово и у высоты 230.8 оказалось под сильным натиском гитлеровцев. Они увеличивали нажим, вводя в бой танки. Гвардейцы отражали атаки до полуночи, пока им не приказали отойти. На этом участке противник вырвался вперед, дошел до главной полосы обороны. Зато у деревни Драгунское все попытки сбить с позиции наше боевое охранение остались тщетными.

Что бы в эту ночь, с 3 на 4 июля, ни делал Ватутин, он все время думал: а что предпримет Манштейн, когда поймет, что день и час наступления его войск раскрыты и он уже лишен основного своего козыря — внезапности? Не двинет ли он войска в другом направлении?..

«Нет, — отвечал себе Ватутин, — не смогут гитлеровцы перестроиться на ходу. Их заставят наступать тысячи тонн военных грузов, которые они скопили за линией фронта. Для того чтобы перебросить все эти грузы, всю военную технику на новое место, потребовались бы месяцы. Немцы должны были наступать из Томаровки, и они, конечно же, были там под градом артиллерийского обстрела. Не может быть иначе!»

В 3 часа ночи Ватутин приказал армиям Чистякова и Шумилова повторить артиллерийскую контрподготовку и особенно сильный удар нанести по понтонному мосту, который гитлеровцы начали наводить через Дон. По этому мосту должны переправляться «тигры»… Затем отдал распоряжение генералу Красовскому нанести удары по аэродромам врага.

И опять загремели орудия.

Эскадрильи бомбардировщиков поднялись в воздух и легли на боевой курс.

Наступал рассвет. Ватутин наблюдал, как светлеет на востоке небо. Скоро утро… Скоро можно будет в бинокль увидеть позиции гитлеровцев, и тогда станет ясно, что эта ночь дала нам и что отняла у врага.

И вот показалось солнце, вся степь засветилась. Какое ясное и чистое наступило утро! Серебристой рыбой заблестела река, на далеком холме все отчетливее вырисовывается водяная мельница, и небо безоблачно. В его глубине за легкой, чуть видной тенью густеет свежая могучая синева.

Ватутин запросил армии: что сообщила разведка? Разведка еще не вернулась.

Ничего не поделаешь, надо ждать!..

И вот звонок. Ватутин взял трубку, услышал напряженный голос генерала Чистякова:

— Товарищ командующий?.. Докладываю…

— Ну!.. Ну!..

— Гитлеровцы понесли огромные потери. Побито много техники. Уничтожено двадцать артиллерийских батарей. Еще пятнадцать наблюдательных пунктов. Много танков. Мост через Дон разрушен… Потери людьми пока установить нельзя, но, очевидно, потери немалые…

— Очень хорошо! Очень хорошо, Иван Михайлович!.. Но держите войска в боевой готовности. Враг все-таки будет наступать!

Он поглядел на часы: уже утро, пятый час, а противник молчит. Неужели его обманули?

И в эго мгновение до него донесся глухой грохот артиллерийской стрельбы.

Ватутин прислушался.

— Вот когда они начали артподготовку! Мы не ошиблись!.. — И, стукнув рукой о стол, он повторил: — Мы не ошиблись, черт возьми! Им уже не удастся расстроить нашу оборону и вывести из строя нашу систему огня. А это — главное!..

Так началось сражение на Курской дуге. Гитлеровские войска упорно шли навстречу своей гибели.

5

В этот день генерал Ястребов и начальник штаба дивизии полковник Потапов убедились на опыте, как прав был Ватутин, когда требовал, чтобы до мельчайших подробностей они продумали план обороны дивизии.

Дивизия оказалась на участке, где немцы предприняли наисильнейший натиск.

За два дня боев китель да и лицо генерала покрылись пороховой копотью и пылью. А у полковника Потапова в усах застряли комочки желтой глины, но он этого и не замечал.

Он под огнем переходил из полка в полк, и везде у него находилось дело. В одном месте надо было спешно перегруппировать силы, в другом — заменить раненого командира, в третьем — просто помочь советом или словом ободрения. Замполит Карасев, раненный в голову, не уходил в тыл. Ему сделали перевязку, и он остался в дивизии.

Уже было отбито девятнадцать танковых атак врага, в которых участвовало по сто пятьдесят — двести машин.

Несмотря на то что первые танки обычно попадали на мины и подрывались, их тотчас же обходили другие. Когда же и этих поражала противотанковая артиллерия, на позиции набрасывались эскадрильи «юнкерсов», и вслед за ними надвигалась третья волна «пантер» и «тигров».

Казалось, перед ними уже нет ничего живого, но из сплошной мглы еще не осевшей от взрывов земли вырисовывались советские танки. Десять… двадцать… пятьдесят…. восемьдесят… сто… Тщательно замаскированные, зарытые в землю так, что над поверхностью возвышались одни башни, они в упор расстреливали прорывавшиеся машины.

Вслед за нашими танками с этих, как будто уже уничтоженных, рубежей огонь открывали и противотанковые пушки, и один за другим «тигры» загорались, а вражеская пехота пряталась во ржи и гибла там.

В небе быстрой каруселью кружили самолеты. «Миги» дрались с «мессершмиттами», прикрывавшими «юнкерсов». Стучали автоматические пушки, и время от времени, не завершив полета, самолет срывался в отвесное пике, и когда это был вражеский, в окопах кричали: «Ребята, еще фрицу капут!..», а когда наш — отворачивались, чтобы не видеть, как самолет ударится о землю.