За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

Туч становилось все больше, небо затянулось до самого горизонта, вершины скрылись в гуще облаков. Прохладный порыв потрепал жесткие волосы Моисея. Вождь израильтян подставил лицо навстречу вихрю, щеки и шея с удовольствием откликнулись на свежие прикосновения ветра.

Первая капля упала на лоб, лениво скатилась по носу, чтобы через миг затеряться в густой бороде. Настроение сразу поднялось: дождь в пустыню очень редко приходил. Моисей запрокинул голову, пытаясь поймать ртом летящие сверху капли. Мир вокруг быстро посерел, краски померкли, и даже красные скалы стали какими-то грязно-бурыми.

Капли одна за другой припечатывали рыжую пыль, в воздухе стоял запах летнего дождя.

Что же постояли и хватит, пора продолжать путь.

Моисей взвалил каменные плиты на спину, плечи чуть поерзали, чтобы скрижали не давили так сильно. Первый шаг отозвался болью в спине, но потом тело приноровилось, и израильский вождь споро пошагал вниз.

Стихия расходилась не на шутку. Моисей с трудом видел из-под скрижалей небо, но казалось, что облака еще больше почернели. До сих пор такого ни разу не случалось. Обычно дождик покапывал с полчасика, так что песок и на пол пальца в глубину не намокал. А сейчас под ногами неслись один за другим веселые потоки, кружа крохотными водоворотами мелки камешки. Рубаха промокла насквозь, и ветер больше не освежал, а пробирал до костей.

Моисей ускорил шаг. Не нравилось ему, что дождь никак не хотел успокаиваться. Босые ступни громко шлепали по лужам, ручейки уже не казались невинными проказниками. Пару раз ноги соскальзывали с мокрых камней, но Моисей, не обращая внимания, быстро спускался по ложбине.

Вода прибывала. Она поднялась до щиколоток, мутные ручьи с шумом несли вниз всю грязь, что скопилась на склонах за долгие годы. Моисей никогда не представлял, что в пустыне может быть столько воды. Дождь хлестал наотмашь, заливал глаза, влага скапливалась в резных ложбинах витых надписей, делая каменные плиты намного тяжелее. Уставшие пальцы отчаянно цеплялись за мокрые края, с трудом удерживая вмиг ставшие скользкими скрижали, но Моисей старался не останавливаться.

Израильский вождь с удивлением отметил, что бредет уже по колено в потоке. Идти становилось все труднее: тягучая вода противилась каждому шагу, сильное течение сзади, наоборот, толкало изо всех сил.

Ступня неловко опустилась на острую кромку каменного валуна, Моисей вскрикнул и отдернул ногу. Вторая нога напряглась, но тоже не устояла, и Моисей почувствовал, как падает на спину, а каменные плиты опускаются прямо на голову.

В последний момент Моисей вывернулся, оттолкнул скрижали прочь. Вода чуть замедлила падение, но все равно плиты с глухим шумом ударили по каменному дну. Внутри все оборвалось: нет, только не это. Моисей подскочил, руки рванули наверх одну плиту — вроде цела. Вторую — в порядке. Третью — только край отколот. Волна облегчения пробежала по телу, и Моисей поневоле улыбнулся. А то он уже было испугался, что пять дней работы и жизнь одного человека оказались ни к чему.

Тут только израильский вождь заметил, что стоит по пояс в воде, а ручей уже не шумит — грохочет громовыми раскатами. Течение все сильнее тянуло вперед, давило в спину, словно возмущаясь, что это странное двуногое существо до сих пор сопротивляется, не желает отдаться на волю быстрым волнам.

Моисей чуть наклонился навстречу бушующему потоку, взгляд скользнул по берегам — пора выбираться из непонятно откуда взявшейся реки. Легче на душе не стало — глаза ни за что не зацепились: почти отвесные стены, разве только валун напротив мог стать временным убежищем.

Одно утешало — скрижали в воде стали намного легче, иначе Моисей в жизни не перетащил бы их через стремнину. Вода яростно пузырилась у груди, пока вождь выталкивал одну за другой каменные плиты на огромный валун. Первая и вторая легли без проблем, а вот с третьей пришлось повозиться. Она несколько раз соскальзывала, и Моисей решил вначале забраться наверх самому, а потом уже подтащить последнюю скрижаль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он неловко развернулся, держа плиту перед собой, и уже собирался спрятаться за валун, как набежавшая волна изо всей силы хлестнула по скрижали, словно ветер по развернутому парусу. Оглушительный удар опрокинул Моисея, поток с радостным ревом потащил побежденного человека вперед…

* * *

Волна накрыла с головой, вода легко подхватила тело, водоворот закрутил щепкой вокруг камня. Глаза вмиг перестали видеть, скованный липким ужасом крик застрял где-то внутри. Моисей почувствовал, что тонет.

Вождь израильтян с детства боялся большой воды. В местах, где он вырос, купаться было негде: Нил кишел крокодилами, а до моря — три дня пути на верблюдах. Моисей никогда не признавался, что в памятной схватке с египтянами по дну моря только потому не пошел, что знал — больше трех шагов не сделает, оцепенеет от ужаса. Понятно, что и плавать не умел: ни к чему это в пустыне.

Ноги коснулись чего-то твердого, Моисей резко оттолкнулся, голова на миг вылетела из воды. Рот жадно хватанул воздух, глаза попробовали открыться, но струи хлестнули прямо по лицу, а поток опять потащил вниз. Тут только Моисей осознал, что до сих пор сжимает каменную плиту. Пальцы держали мертвой хваткой. В мозгу проносились обрывки мыслей: «Отпустить?.. но ведь законы… другой не сделать…», а звериный инстинкт уже заставлял разжаться закоченевшие пальцы, ноги отпихивали плиту подальше. Стоило течению вновь накрыть Моисея с головой, как глупые мысли тотчас исчезли. Когда нечем дышать, не до переживаний горестных.

Следующая вечность прошла в движении вверх-вниз. Оттолкнуться, вылететь, судорожно вдохнуть, уйти под воду. Опять и опять. С каждым разом становилось все труднее выныривать. А когда течение пару раз приложило Моисея спиной о торчащие на пути глыбы, он понял, что долго не протянет.

Моисей не увидел, а скорее почувствовал, что рядом торчит верхушка валуна. Руки сами собой забили по воде, брызги полетели во все стороны, тело выгнулось дугой. До камня оставалось каких-то пол локтя. Моисей с силой ударил ногами по воде, выгнулся в струнку. Пальцы коснулись скользкой поверхности, оставалось лишь зацепиться покрепче и подтянуться, но поток уже разворачивал Моисея, пальцы соскальзывали, а течение волокло прочь.

Глухая злоба поднялась внутри. Неужто опять? Выжить под палящим солнцем в пустыне, устоять под египетскими стрелами, только чтобы утонуть в бушующем потоке, невесть откуда взявшемся в Мадиамских горах? Нет, не бывать тому.

Моисей рванулся в сторону, в этом месте ущелье никогда не было слишком широким, руки больно ударились об один камень, другой. Третий оказался подходящих размеров, и Моисей вцепился в него. Рядом тотчас забурлили потоки, брызги ударили в лицо, залили глаза и распахнутый рот. Моисей закашлялся и почувствовал, как его опять сносит.

Внезапно внутри поселилось необычное спокойствие. Не осознавая, что делает, Моисей перестал сопротивляться, дал течению утащить себя вниз. Ноги нащупали валун на дне, колени надежно уперлись, Моисей рванулся вверх из воды. Руки цепкими лианами обхватили выступ над бурлящей рекой, с силой подтянулись, и Моисей завис на каменном уступе в локте над бушующей стремниной.

Израильский вождь, словно нетопырь, висел вниз головой. Тело дрожало от холода. Ледяной ветер продувал насквозь, намокшая одежда тянула вниз, а зубы стучали, словно копыта жеребца по мощенной храмовой дороге. Но Моисей не обращал на это внимания. Только одно мысль била в голове тревожной молнией: «Уцелели ли скрижали?»…

* * *

В конце концов, Моисей отыскал все три плиты. Вернее то, что от них осталось.

Утром следующего дня солнце светило вовсю, и ничего не напоминало о разыгравшейся накануне стихии. Целую ночь Моисей не мог прийти в себя. Он-то думал, что горную пустыню, как свои пять пальцев знает. Оказалось, что дикая природа способна и на такие сюрпризы!

Пока одежда сохла на камнях, Моисей отогревался под жаркими лучами, подставляя спину и плечи палящему солнцу. Никогда еще не был Моисей так рад восходу дневного светила.