Легион. Психопат - Уильям Питер Блэтти

ЖЕ!

Киндерман затаил дыхание. Он ощущал, сейчас должно произойти что-то очень важное. Но что? И откуда взялось это смутное предчувствие? Может быть, он поверил, наконец, словам Подсолнуха? Впрочем, сейчас это неважно, решил следователь. Только одно имело значение в этот момент.

— Я вам верю, — твердо и громко произнес он.

Подсолнух откинулся назад, сильно ударившись об стенку, глаза его закатились, а из горла донесся все тот же заикающийся странный голос:

— Я л-л-люблю т-тебя, Д-д-джимми!

Голова Подсолнуха бессильно упала на грудь, он закрыл глаза.

Киндерман вскочил со стула. Встревоженный, он бросился к Подсолнуху и склонился над ним. Но Подсолнух не издал больше ни звука. Лейтенант нажал кнопку вызова и торопливо вышел в коридор.

— Опять начинается, — на ходу бросил он Аткинсу.

Не теряя времени, Киндерман ринулся к дежурному телефону и позвонил домой. Трубку подняла жена.

— Дорогая, никуда не выходи из дома, — предупредил Киндерман. — И никого не пускай! Закрой двери, окна и никому не открывай, пока я не приеду!

Мэри пыталась было что-то возразить, но он перебил ее, повторил указания и, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Потом вернулся к Аткинсу.

— Немедленно пошли людей к моему дому, — приказал Киндерман.

В этот момент из палаты вышла медсестра Спенсер и объявила:

— Он умер.

Киндерман уставился на нее непонимающим взглядом.

— Что?

— Он умер, — повторила медсестра. — У него только что остановилось сердце.

Киндерман заглянул в палату. Подсолнух навзничь лежал на своей кровати.

— Аткинс, подожди здесь, — пробормотал следователь. — Никуда пока не звони. Подожди немного.

Киндерман медленно вошел в палату. Он слышал, как вслед за ним поспешила и медсестра Спенсер. Девушка остановилась, а лейтенант подошел к самой кровати и посмотрел на Подсолнуха. Смирительная рубашка и ремни с ног были сняты. Подсолнух был мертв, и смерть смягчила суровые черты его лица; теперь он казался спокойным и безмятежным, будто обрел, наконец, долгожданный покой. Киндерман вдруг вспомнил, что однажды уже наблюдал подобное выражение лица. Он попытался сообразить, когда же именно, а потом заговорил, не поворачивая головы:

— Он раньше просил о встрече со мной?

— Да, — кивнула медсестра Спенсер.

— И больше ничего?

— Я вас не совсем поняла, — отозвалась медсестра и подошла к следователю.

Киндерман повернулся к ней.

— Он больше ничего не говорил?

Девушка сложила руки и неуверенно произнесла:

— Ну, не совсем.

— Что значит «не совсем»? Выражайтесь яснее.

В полумраке глаза ее казались совсем черными.

— Я слышала какой-то странный заикающийся голос. Ну, это иногда с ним случалось. Он начинал заикаться.

— Это были членораздельные звуки? Слова?

— Точно не знаю. — Медсестра пожала плечами. — Я не уверена. Это произошло как раз перед тем, как он начал требовать вас. Я подумала, что он еще не пришел в себя и подошла, чтобы пощупать пульс. И вот тогда я услышала этот заикающийся голос. Он произнес что- то похожее на… ну, я точно не могу поручиться… что-то вроде слова «отец».

*— «Отец»?

Девушка снова пожала плечами.

— По крайней мере мне так показалось.

— И он в это время находился без сознания?

— Да. А потом он вроде бы пришел в себя и… Ну да, конечно, теперь я вспомнила. Он прокричал: «Ему конец».

Заморгав, Киндерман близоруко прищурился.

— «Ему конец»?

— Да, а потом начал выкрикивать ваше имя.

Киндерман молча смотрел на девушку, а затем повернулся к телу.

— «Ему конец», — пробормотал он.

— И вот что удивительно, — спохватилась медсестра Спенсер. — В последние минуты мне показалось, что он обрел покой. Он неожиданно открыл глаза, и на меня взглянул как будто другой человек — такой счастливый, как ребенок. — В голосе девушки послышалась печаль. — И мне его стало по-настоящему жалко. Да, он страшный человек, неважно, болен он или нет, но в эти минуты в нем появилось нечто такое, отчего мне потом стало его жаль.

— Он — часть ангела, — тихо произнес Киндерман. Он не мог отвести от Подсолнуха взгляд.

— Простите, я не разобрала.

Киндерман слушал, как продолжают мерно падать капли, ударяясь о раковину.

— Вы можете идти, мисс Спенсер, — произнес следователь. — Спасибо.

Девушка вышла, и, когда ее шаги в коридоре стихли, он с нежностью дотронулся до лица Подсолнуха. Следователь немного задержал руку на его щеке, а потом, повернувшись, покинул палату. Что-то изменилось вокруг. Но что?

— Что тебя так беспокоит, Аткинс? — спросил он. — Выкладывай.

Сержант не знал, куда глаза девать.

— Как вам сказать… — неуверенно начал он и пожал плечами. — У меня есть для вас сообщение, лейтенант. Отец «Близнеца»… Короче, мы нашли его.

— Нашли?

Аткинс кивнул.

— И где же он? — осведомился Киндерман.

Сейчас, — или это только показалось Киндерману, — глаза Аткинса словно зажили своей собственной жизнью, растекаясь ярко-зелеными пятнами вокруг темных зрачков.

— Он мертв, — констатировал сержант. — Он скончался от удара.

— Когда?

— Сегодня утром.

Киндерман молчал.

— Что за чертовщина творится здесь, лейтенант? — воскликнул Аткинс.

Только теперь Киндерман осознал, что же вокруг изменилось. Он посмотрел на потолок. Все лампочки ярко горели.

— Думаю, что кошмар закончился, — тихо пробормотав, кивнул лейтенант — Да. Я так думаю. — Он взглянул на Аткинса и уже более решительно добавил — Все кончено. — Киндерман еще немного помолчал. — Я поверил ему.

А в следующее мгновение ужас и горечь потери, облегчение и новая боль опять заполнили его душу. Киндерман сморщился от этой боли. Прислонившись к стене, беспомощный и одинокий, он заплакал. Аткинс никак не ожидал этого, он растерялся, не зная, что делать, а потом шагнул вперед и обнял следователя.

— Все в порядке, сэр, — снова и снова повторял он, но лейтенант никак не мог успокоиться. Аткинс уже отчаялся, когда рыдания наконец стихли. Аткинс продолжал удерживать следователя в своих объятиях.

— Я просто устал, — прошептал Киндерман. — Прости меня. Больше ничего. Абсолютно ничего. Я просто устал.

Аткинс проводил его домой.

Воскресенье, 20 марта

Глава шестнадцатая

Какой же из этих миров настоящий? — размышлял Киндерман. Тот, что находится за пределами человеческого понимания, или же наш, в котором мы живем? Эти миры пересекаются порой. Безмолвные солнца обоих миров иногда сталкиваются.

— Для вас это, наверное, явилось настоящим ударом, — пробормотал Райли.

Священник и следователь одиноко застыли у гроба на кладбище. В этом гробу покоилось тело того, кто мог быть Каррасом. Молитвы были прочитаны, и мужчины стояли теперь молча, погруженные в свои думы и печали. Поднималось солнце, кругом царила тишина.

Киндерман посмотрел на Райли. Священник находился совсем близко.

— Почему?

— Вы потеряли его дважды.

Киндерман помолчал и перевел взгляд на гроб.

— Это был не он, — тихо возразил лейтенант, покачав головой. — Это был совсем не он.

Райли