Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми

Естественно, разговоры о Нобелевской премии преследовали Шеннона на протяжении почти всей его профессиональной жизни. В 1959 году он был номинирован на Нобелевскую премию в области физики вместе с Норбертом Винером. Но в тот год награды забрали физики Эмилио Джино Сегре и Оуэн Чемберлен за открытие антипротона. Номинация Шеннона и Винера оценивалась как имеющая довольно слабые шансы, но сам ее факт демонстрировал отношение к Шеннону его современников. Проблема с вручением Клоду Нобелевской премии частично объяснялась тем, что математики нет в списке наук, за которые присуждается эта премия, что, конечно же, воспринималось, как некий изъян. Сам Шеннон довольно откровенно высказался по этому поводу: «Всем известно, что не существует Нобелевской премии в области математики, хотя я считаю, что она должна быть». Математики, включая Джона Нэша и Макса Борна, получали премию за открытия в таких областях, как экономика или физика. Бертран Расселл получил Нобелевскую премию в области литературы. Работа Шеннона затрагивала несколько дисциплин, но ее сложно было втиснуть в категории, относящиеся к Нобелевской премии. Ему так и не суждено было получить ее.

Однако в 1985 году в доме Шеннонов раздался звонок – не из Стокгольма, а из Киото. Клод Шеннон стал первым лауреатом премии Киото в фундаментальных науках, учрежденной японским миллиардером Кадзуо Инамори. Это был ученый, специализировавшийся на прикладной химии. Он основал международную корпорацию Kyocera, а позднее спас от банкротства японскую авиакомпанию Japan Airlines. Инамори был инженером по образованию, дзен-буддистом по вероисповеданию и бизнесменом по призванию. Также он изучал методологию управления. Это, вкупе с его буддистскими взглядами, вероятно, объясняет, почему учредительный документ премии Киото выглядит как причудливая смесь духовного послания и биржевой сводки:

«Спустя четверть века неустанных и кропотливых усилий годовой оборот Kyocera, милостью Божьей, вырос до 230 миллиардов йен, а прибыль до налогообложения составила 53 миллиарда йен… По этому случаю я решил учредить премию Киото.

Достойными премии Киото будут те люди, которые, кок и мы в Kyocera, работали смиренно и с полной отдачей, приложив все усилия, чтобы достичь идеала в своих выбранных профессиях. Это будут те личности, которые чувствительны к собственным человеческим ошибкам, а значит, глубоко чтут высокие стандарты… Будущее человечества возможно только благодаря балансу научного прогресса и духовности. И хотя современная цивилизация, опирающаяся на технологии, развивается стремительно, мы, к сожалению, заметно отстаем в исследовании нашего духовного начала. Я верю, что мир состоит из взаимозависимых двойственностей – плюсов и минусов, как инь и янь, мрак и свет. Только через осознание и подпитку обеих сторон этих двуединств мы достигнем полного и устойчивого равновесия… Я искренне надеюсь, что премия Киото может послужить тем толчком, что заставит нас совершенствовать наши научные и духовные потенциалы».

Со временем премия Киото станет престижной, частично потому, что пыталась конкурировать с Нобелевской премией. Пресс-релизы, где объявлялись лауреаты премии, начинались так: «Премия Киото, которая наряду с Нобелевской премией является одной из высших в мире наград за достижения выдающихся личностей в области культуры и науки, в этом году вручается…» Оргкомитету премии Киото удалось даже опередить оргкомитет Нобелевской премии в ряде случаев, наградив тех ученых, которые годы спустя старались не повториться в своих лауреатских лекциях в Стокгольме.

По пышности и блеску церемонии вручения премия Киото так же почти не уступала Нобелевской премии: японская императорская семья лично присутствовала на процедуре награждения. Возможно, демонстрируя желание учредителя премии использовать все бизнес-возможности, спектр номинаций был достаточно широк и включал те области, которые отсутствовали в Нобелевской премии – в том числе математику и инженерное дело. И пусть у Нобелевской премии было преимущество в восемьдесят четыре года, премия Киото могла составить ей конкуренцию в финансовом плане.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Премия Киото стала заметным триумфом Шеннона и явилась во многих смыслах венцом его научной карьеры. Шеннон, как обычно, нервничал в связи с этой поездкой, особенно опасаясь японской еды. Но в поездке его сопровождали и Бетти, и его сестра, Кэтрин, которая разделяла семейную страсть к математике: она была профессором математики в Государственном университете Мюррей в Кентукки. Заручившись поддержкой, как выразилась Пегги, «двух сильных женщин», Шеннон согласился отправиться в Японию, чтобы получить свою награду.

Вручение Шеннону премии Киото заметно отличалось от других церемоний награждения: его попросили выступить с лауреатской лекцией, которая станет одним из его последних и самых продолжительных публичных выступлений. Лекция называлась «Развитие средств связи и компьютерных систем и мое хобби». Шеннон начал свою лекцию с обсуждения вопросов истории, точнее того, как преподают историю в его родной стране:

«Я не зною, как преподают историю здесь, в Японии, но в Соединенных Штатах во времена моего студенчества большая часть времени уделялась изучению биографий политических деятелей и войнам – цезари, наполеоны и гитлеры. Я считаю, что это в корне неверно. Важными личностями и событиями истории являются мыслители и изобретатели, дарвины, ньютоны и бетховены, чья деятельность продолжает влиять на человечество самым положительным образом».

Одну категорию новаторских идей он выделил особо: открытия в науке – это «сами по себе удивительные достижения, но они не окажут влияния на жизни простых людей без немедленных усилий инженеров и изобретателей – таких людей, как Эдисон, Белл и Маркони». Шеннон выразил свое восхищение техническим прогрессом двадцатого века, до которого «люди по большей части жили так же, как и столетия назад – это было преимущественно аграрное общество с малой мобильностью и отсутствием дальней связи». Он привел в пример прядильную машину, паровую машину Уатта, телеграф, электрический свет, радио и автомобиль – всем этим изобретениям было меньше двух веков, и все они были революционными для своей эпохи. То, что жизнь человека так заметно изменилась всего за несколько поколений, стало возможным, по его мнению, благодаря работе инженеров.

С собой на сцену он взял переносную транзисторную ЭВМ, сделанную в Японии, и признался, что она «делает все, что делала моя двойная логарифмическая линейка, и даже больше – до десяти десятичных разрядов вместо трех».

И хотя Шеннон редко позволял себе рефлексировать на публике, он вспомнил тот день, когда его, молодого студента, изучавшего инженерное дело, попросили купить логарифмическую линейку, двойную, «самую большую, которая у них была». Оглядываясь назад, он отмечал, какой нелепой и устаревшей она выглядела. С собой на сцену он взял переносную транзисторную ЭВМ, сделанную в Японии, и признался, что она «делает все, что делала моя двойная логарифмическая линейка, и даже больше – до десяти десятичных разрядов вместо трех».

Тот временной промежуток между использованием логарифмической линейки и переходом к работе с переносным компьютером – между дифференциальным анализатором размером с комнату и Apple II, стоявшим на столе у него дома, – вобрал в себя революционные открытия в области вычисления. Временами «интеллектуальный прогресс в области компьютеров… шел так стремительно, что они устаревали еще до того, как были собраны».

В присутствии японской императорской семьи и почетных гостей Шеннон провел краткий экскурс в историю вычислительных машин, до того момента, когда он сам стал участником происходящего. Это было некое подведение итогов научной карьеры, посвященной созданию машин, которые могли общаться, думать, рассуждать и действовать, и краткое изложение той теоретической основы, что сделала все это возможным. Но вычислительные процессы были не единственной ключевой темой его профессиональной деятельности. Как следует из названия лекции, у Шеннона также всегда было его хобби – или, как он перевел это слово для своей аудитории, его суми. «Конструирование таких устройств, как машины, играющие в шахматы, и жонглирующие роботы – пусть даже в качестве “суми”, – может показаться смехотворным способом тратить время и деньги, – признался Шеннон. – Но я считаю, что история науки продемонстрировала, что по-настоящему ценные результаты часто произрастают из простого любопытства».