Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми

На фоне других работ Шеннона статью, посвященную жонглированию, нельзя назвать выдающейся. Она не ознаменовала собой появление новой области исследований и не принесла ему мирового признания. Шеннон не опубликовал ее и даже не закончил. Несмотря на то что Шеннон, возможно, был первым ученым, исследовавшим процесс жонглирования с помощью строгого математического подхода, самое поразительное в его статье – это не ее оригинальность или математические данные. Работа открывает нам ее автора с совершенно новой стороны. Если теория информации, генетика и переключательные схемы показывали глубину мышления Шеннона, то жонглирование демонстрировало его физическую ловкость. Это еще одно доказательство правоты Шеннона в том, что практически все может стать предметом серьезного математического анализа.

Шеннон начинает статью диалогом из романа «Замок лорда Валентина» Роберта Силверберга, действие которого происходит на далекой планете Маджипур. Это история приключений странствующего жонглера по имени Валентин, который оказывается королем, лишенным короны и трона.

«– Ты думаешь, что жонглирование – просто трюк? – обиженно спросил маленький человек. – Развлечение для зевак? Средство выколотить пару крон на провинциальном карнавале? Все это так, но прежде всего это образ жизни, друг, кредо, образец для поклонения.

– И род поэзии, – добавила Карабелла.

Слит кивнул:

– Да, и поэзия тоже. И математика. Жонглирование учит расчету, контролю, равновесию, чувству места вещей и основной структуре движения. Тут беззвучная музыка. Но превыше всего – дисциплина. Я говорю вычурно?»

Для Шеннона было важно, чтобы люди, читающие статью, «попытались не забывать о поэзии, комедии и музыке жонглирования». Можно заметить некоторое смущение, которое испытывает Шеннон, когда устами Слита спрашивает читателя: «Я говорю вычурно?»

Поэтому он старался сгладить высокопарный слог статьи, погрузив читателя в историю жонглирования.

Если и так, то Шеннон догадывался об этом. Видимо, поэтому он старался сгладить высокопарный слог статьи, погрузив читателя в историю жонглирования. На протяжении примерно двух страниц он совершает путешествие во времени, охватив период в 4000 лет, чтобы показать широкий диапазон культурных традиций, связанных с жонглированием. Этот своеобразный исторический тур начинается в Египте примерно в 1900 г. до н. э., где на стенах гробниц изображены сцены жонглирования – четыре женщины подбрасывают в воздух по три мячика. Оттуда читатель попадает на индонезийский остров Тонга в компании с морским капитаном Джеймсом Куком и ученым Георгом Форстером. Это был 1774 год, как описывал Форстер в своей книге «Путешествие вокруг света». Тонганцы владели способностью удерживать в воздухе последовательно несколько предметов. Далее Шеннон приводит наблюдение Форстера за одной девушкой, которая «быстрыми и легкими движениями играла с пятью тыквами размером с маленькие яблоки идеально круглой формы»: «Она подбрасывала их в воздух одну за другой, не останавливаясь, с большой ловкостью, и ни разу не уронила ни одну из них, по крайней мере, в течение четверти часа».

Оттуда мы вновь возвращаемся в пустыню, 400 г. до н. э. Место действия – произведение Ксенофонта «Пир», где собравшаяся публика и Сократ наблюдают за девушкой, жонглирующей двенадцатью кольцами. Потрясенный Сократ замечает: «Мастерство этой девушки, друзья, это лишь одно из многочисленных доказательств того, что женская природа на самом деле вовсе не второсортная в сравнении с мужской, за исключением способности к рассуждению и физической силы. Поэтому, если у кого-то из вас есть жена, пусть он научит ее тому, что бы он хотел, чтобы она знала». Для Шеннона замечание Сократа было интересно в двух аспектах. Во-первых, если девушка в этой сцене действительно использовала двенадцать колец, то она поставила мировой рекорд по жонглированию максимальным количеством предметов. В данном случае Шеннон склонен поверить Ксенофонту и Сократу: «Кто бы нашел лучших очевидцев, чем великий философ Сократ и знаменитый историк Ксенофонт? Конечно же, они оба умели считать до двенадцати и были внимательными наблюдателями».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но это единственная уступка Шеннона. Его не устраивает несколько высокомерное отношение Сократа. Выбрав здесь явную непримиримую позицию, на которую он только способен, Шеннон отвергает ограниченный взгляд Сократа на способности женщины. «Забавно наблюдать, как Сократ, отходя от своего знаменитого метода учить посредством диалога, делает определенное утверждение и тут же опровергает его. Закончи он свою риторику девятью словами раньше, он бы стал прозорливым провозвестником женского движения за равноправие». Далее в статье Шеннон подробно останавливается на теме женщин-жонглеров. В частности он упоминает двух: Лотти Бран, «самую быструю в мире женщину-жонглера», частую героиню европейского кино 1920-х годов, и Трикси Фиршке, «первую леди-жонглера», немецкую звезду цирка из венгерской цирковой семьи.

Таким образом, начав свое путешествие с древнего Египта и познакомив читателя со средневековыми традициями менестрелей, одинаково владеющими «искусством жонглирования, магии и комедии», Шеннон заканчивает свое повествование миром варьете двадцатого века. Корифеи этого искусства, включая У. К. Филдса, вдохновляли своим примером целое поколение мальчиков и девочек – в том числе юного Клода Шеннона, – которые пугали своих родителей обещанием присоединиться к бродячему цирку.

На этом урок истории был завершен, и автор переходил к более серьезному исследованию: как сочетаются между собой психология жонглера и практика жонглирования? А именно, как следует воспринимать тот род деятельности, который требует точности, но в то же время является веселой забавой? Ошибка гимнаста вызывает чувство сожаления, некое разочарование, которое испытывает и артист, и публика. А жонглер, не сумевший поймать булаву, скорее всего, вызовет смех. Как жонглеры справляются с этим?

«Жонглеры – однозначно самые незащищенные из всех артистов развлекательного жанра», – пишет Шеннон, в очередной раз фактически касаясь личной темы. Действительно, самые серьезные жонглеры вынуждены прибегать к ряду манипуляций и уловок, чтобы замаскировать свою досаду из-за «не получившегося элемента или упавшей булавы». Подобные приемы варьируются в зависимости от уровня мастерства: жонглеры попроще стараются сгладить свои неудачи с помощью шуток и реквизита, а опытные мастера представляют свои ошибки как намеренные, как и свой успех.

Разница в психологии жонглеров, отмечает Шеннон, делит их на два лагеря: жонглеров – цирковых артистов и обычных жонглеров. Обычные жонглеры занимаются игрой в числа, их руки работают безостановочно. Чем больше предметов в воздухе, тем выше престиж. Шеннон здесь приводит в пример одного из величайших в мире жонглеров, Энрико Растелли, о котором журнал Vanity Fair написал в своей хвалебной речи: «Посвятив двадцать лет своему ремеслу, этот сын Италии, вероятно, впервые в истории поднял его до уровня искусства». Растелли, как отмечал Шеннон, мог удерживать в воздухе десять мячей одновременно. Шеннон также добавлял, что Растелли «мог выполнять стойку на одной руке, жонглируя тремя мячами другой рукой и одновременно вращая ногами цилиндр».

Нет ничего удивительного в том, что Шеннон, чья любовь к жонглированию уступала по силе только его любви к музыке, открывает математический раздел статьи с упоминания о джазе.

Растелли и его последователи представляли наибольший интерес для Шеннона и других математиков. Назовите это серьезностью цели или возможностью упорядочить процесс с помощью чисел и скрытых формул, чтобы управиться с постоянно увеличивающимся количеством предметов. Для математика цирковой номер с жонглированием, каким бы увлекательным он ни был, не обладает ни одним из этих свойств. Веселье толпы, завораживающие движения, элемент комедии – все это очень забавно, но совершенно неинтересно для математического ума. Исследование в статье начинается именно с этого: с ответа на вопрос, как увеличить количество предметов, которыми жонглируешь, сохраняя при этом точность движений – пересечение математики и движения.