Русская фэнтези-2008 - Юлия Остапенко

— Смейся, злодей! Смейся, пока можешь! Возмездие близко!

— Смотри-ка, а этот держит нос по ветру, — отозвался Чума, оборачиваясь в седле, — хвала всевышнему, есть что держать. Беда его в том, что не только нос, а и то, что пониже, он может удержать лишь при сильном ветре! Да, этим приходится попотеть, соблазняя своих женушек.

Смех стал еще сильней. Носатому желали попутного ветра, а у толстяка спрашивали адрес, чтобы познакомиться с его женой.

— В твоем колчане острые стрелы, Чума, — заметил воин.

— Еще меня называют Язвой, — с ухмылкой признался блондин.

Трактир, в который Чума привел гостя, тому не понравился. Располагалось заведение в довольно грязном квартале, где не плясали и не веселились. Здесь не было легкомысленных фонариков и разноцветных гирлянд. Мрачные обитатели кривых улочек провожали всадников долгими притворно равнодушными взглядами. Если местные и веселились, то делали это на свой собственный манер. Впрочем, здесь оказалось тихо, к тому же блондин пояснил, что сюда не заглядывают хорошенькие девушки, и потому только здесь он способен говорить по-настоящему спокойно и рассудительно. Не отвлекаясь. Что ж, решил воин, объяснение ничем не хуже любого другого. В сущности, ему было безразлично, где разговаривать. В Сентино странник чувствовал себя неуютно. Он был здесь неуместен.

Выслушав рассказ воина, блондин кивнул:

— Именно так. Очнувшись и обдумав свое положение, я тоже решил, что исполнил партию на этом инструменте… а затем получил свободу — и вот, смог наконец заняться настоящим делом!

— Ты знаешь о пророчестве, записанном в книге? Видел армию мертвых?

Беседу прервал шум за окном — глухой удар, крики, стон…

— Интересно, твой или мой? — задумчиво произнес блондин, склонив набок голову и прислушиваясь к хриплым завываниям.

— Что?

— Я говорю, чьего коня пытались увести на этот раз? Наверное, все же твоего. С моим они пробовали, и не раз. Даже такие олухи, как здешние горожане, могли сообразить, что с жеребцом им не справиться…

Приезжий пожал плечами, он был уверен, что и рыжий сумеет за себя постоять. Удивляло лишь, как много успел блондин узнать и натворить в Сентино за недолгий срок. Чума быстро проникает повсюду.

— Да, армия мертвых… — шум снаружи стих, и блондин возвратился к теме разговора, — я видел их издалека. Меня это не интересует. Скучно, скучно… Я подался сюда, в Сентино. Отличный городок! Подходящее местечко для развлечений!

— Но что ты думаешь по поводу пророчества? Обжора считает, что в этом проявляется юмор Создателя — воздать по вере. Кто, дескать, верил в приход войска скелетов, тот его дождется.

— Что-то здесь есть… — протянул Чума. — В Сентино, к примеру, не верят в пророчества… и армия мертвых свернула, не доходя…

Потом щеголь оживился.

— А знаешь, ведь никакого Создателя может и не быть!

— Как же так? А…

— Погоди, послушай! — Чума, похоже, был в полном восторге от собственной мысли. — Сам посуди! Вникни, как действует система, по твоим словам. Сперва люди верят, потом их коллективная вера становится известна Создателю, потом его ход — он сотворяет материальное воплощение коллективной веры.

— Ты слишком сложно излагаешь.

— Да, я нарочно, — признался красавчик, — когда говоришь заумными словами, любая чушь приобретает вес и значение… вот вчера я пил здесь с семинаристами… не важно! Так вот, у нас имеется последовательность: вера — Создатель — результат. Персонифицированный Создатель здесь лишнее звено. Если коллективная вера настолько сильна, что может действовать на всемогущего Создателя — то почему она не может создавать осязаемые… э-э… объекты? Или, лучше сказать, субъектов? Нас с этими трубами, войско кровожадных скелетов и тому подобное? Что скажешь?

— Эти семинаристы, с которыми ты вел диспут, наверняка должны были признать тебя еретиком.

— Так оно и было, — ухмыльнулся Чума. — Я люблю всякую заумь. Но не бойся за меня, я всегда выхожу сухим из воды. Студентики напились и, конечно, позабыли все. К тому же здесь каждый вечер заканчивается дракой, если что и вспоминают наутро — так только драку. Собственно, за этим они сюда и ходят, семинарские крысы.

За стеной снова раздался удар и затем — стоны.

— Второй, — сосчитал блондин, — но что ты скажешь? Люди сами, собственными страхами и сомнениями, зовут конец света. Суеверия губят мир. Разве случайно армия мертвых направилась к столице королевства, минуя славный городок Сентино, где верят только в звон монет? По-моему, складывается достаточно элегантно.

Элегантность — вот что влекло Чуму. Пришелец не мог не согласиться с тем, что логические построения щеголя выглядят достаточно красиво, однако ответов на мучившие его вопросы он не получил. Где его место в гибнущем мире? Для чего им, вестникам с серебряными трубами, была дана свобода воли? Блондина, напротив, не волновали подобные вопросы, Чума наслаждался софистикой. Как и Голод, он пользовался свободой лишь для того, чтобы брать. Разве что интересы блондина были пошире, да манеры поизысканней. Деньги у него наверняка водились, но он находил некое своеобразное удовольствие, проводя время в дрянном кабаке среди отребья. Красавец смаковал здешнее скверное вино, грыз яблоки и озирался, вызывающе рассматривая в упор мрачных оборванцев. Те отводили взгляды.

После четвертой попытки похитить лошадей воин ощутил чужое дыхание за спиной. Некий ловкач прокрался в тени вдоль стены, чтобы покуситься на тощий кошелек странника. Не оборачиваясь, воин ткнул локтем. Хруст, сдавленный вскрик — незадачливый вор снова канул в тень. Минутой позже он пришел в себя и скуля поплелся прочь, старясь унять кровь из разбитого носа. Никто не оглянулся, не заинтересовался. Должно быть, все, что произошло, считалось здесь в порядке вещей. А может быть, собравшимся просто было не до того — все словно чего-то ждали. Странник ощутил напряжение, возникшее в зале…

— Занятно, — заметил он, — вор хотел подобраться ко мне, хотя твой наряд сулит куда более интересные трофеи. Неужели я выгляжу, как легкая добыча?

— Нет, что ты! Просто меня здесь уже знают, — ухмыльнулся красавец. — Очень хорошо знают. Но погоди, самое интересное вот-вот начнется!

Гость не успел спросить, что именно Чума считает интересным — в самом деле, началось. Драка завязалась удивительным образом сразу по всему залу. Дружно заорав, оборванцы кинулись друг на друга, в ход пошли кувшины, стулья, кто-то вытащил нож. Чума, визжа от восторга, взгромоздился на стол — он в самом деле получал удовольствие. Воин сдвинулся к стене, ему зрелище казалось мерзким. В кабацкой драке чудились кривляние, издевка — будто его самого показали в кривом зеркале. Не возникало ни малейшего желания принять участие в потасовке. Да и зачем? Война всегда средство, она — способ достижения цели. Драка — нет. Местным нравилось проводить время именно так, но и по-настоящему весело им не было. Они дрались, чтобы драться. Они не знали иного способа развлекаться. Их отцы и деды поступали так же…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});