Странствия Шута - Робин Хобб

— А как ты относишься к сыру? Или маслу?

Кот бросил на меня оценивающий взгляд. Я закрыл дверь, ведущую в лабиринты, и спустился по короткой лесенке в холодильную комнату, облицованную камнем. Здесь на полках стояли глиняные горшки с летним маслом и лежали круги сыра. Либо это не пришлось по душе захватчикам, либо они не нашли этой комнаты. Я снял с пояса нож и отрезал ломоть сыра. Когда я сделал это, то осознал, что голоден. Я устыдился этого. Мой ребёнок и леди Шун пропали из Ивового Леса. Какие-то злодеи увезли их в холод и темноту. Как мог я чувствовать настолько обычную вещь, как голод? Или сонливость?

Но я мог.

Я отрезал ещё один щедрый ломоть и вернулся на кухню. Кот последовал за мной, и когда я сел за стол, запрыгнул на него. Он был симпатичным, очень аккуратная чёрно-белая шерстка, само здоровье, если бы не изгиб на хвосте. Я отломил немного сыра от своего куска и положил перед ним. К тому времени, когда я вернулся за стол с хлебом и кружкой эля, он уже съел его и подтянул к себе второй кусок. Я не стал уделять этому внимания. Мы ели вместе, и я пытался быть терпеливым. Мог ли кот знать что-то ещё, что помогло бы мне?   

Он закончил с едой раньше меня и начал умывать усы и мордочку. Когда я поставил кружку на стол, он остановился и посмотрел на меня.

У тех, что не воняли, вообще не было запаха.

По моей спине пробежали мурашки. Лишённый запаха, так когда-то мой волк называл Шута. Потому что у него не было запаха. И он был невидим для моего Уита. Так ли обстояло дело со всеми Белыми?

Когда они нашли её, они перестали убивать. Им нужна была только она. И ещё другая.

Я старался не выглядеть слишком заинтересованным. Я встал и вернулся в холодильную комнату. Я принес еще сыра. Я сел за стол, отломил внушительный кусок и положил его перед котом. Он посмотрел на него, а потом на меня.

Они взяли женщину.

Леди Шун?

Я не обращаю внимания на человеческие имена, но возможно.

Он наклонился, чтобы поесть сыра.

— Девочка, которая обещала тебе рыбу и сосиски… они ранили её?

Он доел кусок сыра, сел и внезапно решил почистить когти на передних лапах. Я ждал. Затем он посмотрел на меня.

Однажды я её поцарапал. Сильно. Она приняла это. - Он взялся за оставшийся сыр. - Она боится не боли.

Я не знал, должно было это меня утешить или напугать. Я оставил его доедать и вернулся в кабинет. Мальчик не шелохнулся, когда я добавил в огонь последние дрова. Со вздохом я взял мокрый плащ Чейда и фонарик, который раньше забрал у слуги. Я зажёг его и спустился вниз по коридору.

Моей целью было принести еще дров, но когда я вышел в ясную ночь, мой разум прояснился. Холод пробрал меня, и вялость, окутывавшая мой мозг, уменьшилась до чисто физического дискомфорта. Я прошёл к руинам сгоревших конюшен. По пути я пересек дорогу перед Ивовым Лесом. Недавно выпал снег. Следов не осталось. Я описывал широкие круги вокруг конюшен, а затем между конюшнями и домом в поисках следов саней. Но свежий снег замел все следы, оставив только небольшие углубления. Следы беглецов были неотличимы от следов карет и телег нашего хозяйства. В темноте я прошёл до дороги в сторону Ив. Где-то здесь ранили Пера и схватили Пчелку. Но я не увидел ничего, что говорило бы о любом из этих событий. Я нашёл следы моей лошади и Сидвелла. Больше никаких. Много дней никого не было на этой дороге. Снег и ветер сгладили все отметины налетчиков так же тщательно, как их магия — воспоминания моих людей о том дне.

Какое-то время я стоял, глядя в темноту, и ветер пробирал меня до костей. Куда и зачем они забрали моего ребёнка? Какой смысл быть принцем, если ты беспомощен как любой бедный бастард?

Я повернулся и медленно пошёл в сторону поместья, с чувством, что иду навстречу холодному ледяному шторму. Я не хотел туда. С каждым шагом я чувствовал себя всё более разбитым. Медленно я подошёл к кипе дров и набрал за пояс плаща столько, чтобы хватило на ночь. Я еле волочил ноги, поднимаясь по лестнице собственного дома.

  Глава двенадцатая. Шайсим

Кориа, первый Служитель, написал о своем Белом Пророке следующее: «Он не был первым, кто пришел, как не будет и последним. Ибо каждому поколению дается один, который ходит среди нас и, в силу своей способности видеть все возможности, ведет нас к наилучшему будущему из всех возможных. Я избрал называться его Слугой и записывать сны моего бледного господина, а также вести счет способам, которые он избирает, чтобы сделать извилистый путь прямым и безопасным».

Таким образом, Кориа стал первым, кто назвал себя Служителем. Некоторые полагают, что он также был Изменяющим Тэрубата. Что касается данного предположения, то записи того дня настолько отрывочны, что Служитель считает его безосновательным.

И в противоположность многим Служителям до меня, записывавших поступки Белого Пророка их дней, я прямо изложу свою мысль, за что меня некоторые могут упрекнуть. Должен ли быть лишь один? И если это действительно так, кому следует решать, кто из всех тех бледнолицых с бесцветными глазами, приходящих к нам, на самом деле Белый Пророк? И в какой именно момент, скажите на милость, «поколение» начинается и заканчивается?

Я задаю эти вопросы не для того, чтобы посеять смуту или заронить сомнение, но лишь для того, чтобы признать, что мы, Служители, смотрим широко открытыми глазами так же, как и Белые Пророки, которым служим. Давайте признаем, что существует множество вариантов будущего. На бесчисленных перекрестках будущее становится прошлым, и бесконечное число возможностей умирает так же, как и рождается.

Итак, давайте больше не будем называть бледное дитя Шэйса, Тот, кто является Единственным, как звали его ранее на самом древнем языке. Давайте будем называть его Шайсим, Тот, кто может быть Единственным.

Давайте больше не будем слепы к нашему видению. Признаем же, что когда Служители выбирают Шэйсу, как мы должны, тогда мы предопределяем судьбу мира.

Служитель Кечуа, из 41 Строки

Мы продолжали путь.

Их группа была больше, чем я думала. Около двадцати солдат и последователи Двалии, примерно столько же. Я ехала в больших санях, которые следовали за двумя поменьше, нагруженными продовольствием. Солдаты и последователи Двалии ехали  верхом. Мы путешествовали по большей части по ночам. Ехали не быстро, так как избегали королевских трактов, вместо этого пересекая пастбища и следуя блуждающими сельскими дорогами. Кажется, мы обогнули лес и прошли через незаселенные земли, сторонясь усадеб, которые я мельком замечала. Темнота и холод вкупе с мерной глухой тряской шедшей рысью упряжки заполняли мои чувства. Временами упряжка тащила нас через нехоженый снег, прорезая его полозьями и оставляя кусками позади.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});