Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона. - Томас Рид

И, вытащив из кармана камзола найденную им перчатку Марион, Скэрти подошел к столу, где лежал его шлем, и прикрепил к нему перчатку, привязав ее лентой под султаном из перьев.

– Будет ему над чем подумать в тюрьме! Это даст ему пищу для размышлений, которые будут терзать его день и ночь. Да, это поистине сладкая месть, достойная самого инквизитора!

Шаги, послышавшиеся в коридоре, прервали его ликование. В комнату заглянул Стаббс.

– Тридцать человек в полном вооружении, капитан, и готовы выступить! объявил младший офицер.

– Ну, и я готов вести их, – ответил капитан, надевая шлем и направляясь к двери. – Тридцать – это, пожалуй, больше, чем нужно. Но, в конце концов, чем больше, тем вернее. Ведь нельзя же допустить, чтобы лиса ускользнула из норы! А она может это сделать, если мы ее не обложим как следует. Я не сомневаюсь, что мы его захватим еще в постельке! Ха-ха-ха! Хорош будет наш изящный кавалер в ночном колпаке! А, Стаббс?

– Хорош, черт возьми!

С радостным предвкушением счастливой охоты Скэрти, сопровождаемый своим подчиненным, весело вышел во двор, где тридцать солдат, вооруженных до зубов, стояли возле своих лошадей, ожидая команды «На коней!»

Через две секунды Скэрти тихо отдал команду, и без обычного трубного сигнала отряд, возглавляемый капитаном и корнетом, вытянувшись колонной, двинулся к воротам, выходящим на Оксфордскую дорогу.

Это были те самые ворота, через которые совсем недавно вернулись оба офицера. Они увидели следы своих лошадей на влажной земле, а рядом – еще один такой же след, ведущий к дому.

– Наш хозяин благополучно вернулся домой, – шепнул Скэрти своему подчиненному. – Тем лучше, – прибавил он с многозначительной улыбкой. – Я не собираюсь делать его своим пленником – по крайней мере, сейчас; а если мне удастся пленить его дочь, я оставлю его на свободе. Ну, а если это не удастся, тогда, я боюсь, сэру Мармадьюку придется воспользоваться гостеприимством его величества и приютиться под кровлей того королевского владения, которое находится к востоку от Чипа и которое с некоторых пор удостоено присутствия столь многих высокородных господ! Ха-ха!

Отпустив эту злорадную шутку насчет Тауэра, Скэрти пришпорил коня и помчался во главе своего отряда по королевской большой дороге.

Извивающаяся по склонам холма сверкающая колонна закованных в латы всадников напоминала гигантскую змею, стремительно догоняющую свою добычу.

Глава XXXVII. ПОДОЗРЕНИЯ ОРИОЛИ

Вскоре после того, как шпионы покинули Каменную Балку, участники ночного собрания стали разъезжаться. Молча, поодиночке, а иногда по двое или по трое они выходили из дома, садились на коней и, выехав за ворота усадьбы, разъезжались в разные стороны. Несколько человек задержались дольше, чем остальные, но и они тоже покинули Каменную Балку задолго до рассвета.

После отъезда последнего гостя два новоиспеченных конюха Голтспера, которым уже нечего было делать, тоже покинули усадьбу. В старом доме остались три человека: хозяин, слуга-индеец и Грегори Гарт, который недолго думая завалился спать на той самой буковой скамье возле очага, где он облюбовал себе местечко с самого начала.

Голтспер все еще сидел в той зале, где происходило собрание; это была его библиотека. Он сидел у письменного стола с пером в руке и, по-видимому, был занят составлением весьма важного документа.

Из всех обитателей дома один Ориоли ничем не был занят, но, хотя у него не было никакого дела, он не спал.

Он стоял в дверях под аркой в своей обычной позе, неподвижный и молчаливый, как статуя. Проводив взглядом двух лесорубов, Уэлфорда и Дэнси, которые последними вышли из ворот Каменной Балки, он продолжал стоять неподвижно, и трудно было сказать, какие мысли проносились в голове юного индейца. Быть может, он вспоминал прошлое – родные леса, где он вырос, детские годы и своих темнокожих товарищей, с которыми он когда-то играл. А может быть, он вспоминал своих близких – мать или сестру... Но каковы бы ни были его воспоминания, он сохранял все то же невозмутимое спокойствие и, стоя неподвижно в дверях, молча глядел в темноту.

Только когда над лесистыми вершинами холмов забрезжило нежное сияние рассвета, он вдруг словно проснулся, и глаза его засветились живой мыслью.

Он устремил внимательный взор на утоптанную площадку перед парадным крыльцом, на которой отпечатались следы подков.

Некоторое время он изучал эти следы, словно повинуясь старой привычке, усвоенной им с раннего детства. Не обнаружив в них, по-видимому, ничего замечательного, он окинул взглядом участок подальше от крыльца, и тут что-то явно поразило его. Он бесшумно сбежал с крыльца и быстро пошел по усыпанной песком дорожке к левому крылу дома.

Дойдя до угла, он нагнулся, словно рассматривая что-то под ногами.

Постояв так несколько секунд, он, все так же нагнувшись, медленно двинулся дальше и, обогнув дом, подошел к нему с задней стороны. Поравнявшись с небольшой дверью, ведущей в восточное крыло дома, он остановился.

На лице его было написано явное изумление – дверь была распахнута настежь.

С тех пор как Ориоли поселился с Голтспером в Каменной Балке, – он хорошо помнит! – эта дверь всегда была заперта. А так как, кроме него и его хозяина, никто не имел права отпирать ее, он не мог не удивиться, увидев ее открытой.

Быть может, он не обратил бы на это внимания, если бы не другое весьма подозрительное обстоятельство, которое, как ему показалось, было связано с этой открытой дверью: он обнаружил следы двух людей, ясно отпечатавшиеся на сырой земле. Они шли вдоль стены дома, а на углу к ним присоединился третий след, потом эти три следа шли вместе, пока не затерялись меж лошадиных следов на площадке перед домом.

Это были те самые следы, которые привлекли внимание индейца, когда он стоял на крыльце; он решил пойти по этим следам, и они привели его к этой двери.

Распутывать следы человека или зверя – это почти инстинкт у индейцев, и, повинуясь этому глубоко заложенному в нем инстинкту, Ориоли поспешил тщательно изучить эти следы.

При этом у него были свои соображения. Как ни чужды были его пониманию высокие политические замыслы, коим посвящал себя его хозяин, верный слуга знал, что тут надо соблюдать тайну и не слишком доверять людям, с которыми приходится сталкиваться. Эти смутные опасения и заставили его обратить внимание на следы.

Он помнил, что встречал всех приезжающих в дверях и провожал их в комнату, а когда они уезжали, он провожал их до крыльца. Он помнил, что все они направлялись к воротам. Кто же из них мог обойти весь дом так, что он не заметил этого?