Византийские церкви и памятники Константинополя - Никодим Павлович Кондаков

греков дворец Велизария или Константина. Византий, по – видимому, совершенно правильно заключил (1. с. стр. 364), что турецкое название происходит от древнего имени Tèa Kéurou, прозванного от известного строителя храма Богоматери и константинопольских стен. Однако, вопрос, недавно поднятый Унгером и еще не поконченный, заключается не в этом имени, которое могло быть перенесено от квартала, вблизи лежавшего, на здание, но в том, что оно само собою представляет. Никто из исследователей не сомневался, что мы имеем в этом здании единственный византийский дворец, а, по мнению многих, и дворец императорский. Жилль (кн. IV, гл. 4-я) в бытность свою слышал одно лишь имя «дворца императора Константина», а «так как из многих имен византийских дворцов ни одно не подходило более имени дворца в Гебдоме», т. е., по мнению Жилля – на седьмом холме, то этот первый исследователь и предпочел это имя всем другим. Таковы основания Жилля, но его мнение было принято и утверждено, затем, Дюканжем, с обычным обилием документальных свидетельств. Мнению Дюканжа поверили на слово все, кроме одного Унгера, который выступил против этого мнения, как ошибки Дюканжа и высказал иной взгляд, но не разобрал, в чем состоит ошибка. Нам кажется, что Дюканж, подчинившись авторитету Жилля, вдался в ошибку в самом своде своих материалов. А именно: Дюканж остается безукоризненно верен истории, пока он трактует о Гебдомоне, не касаясь его топографии. Гебдомон было предместье столицы, proasteìon, Suburbium или как называли Византийцы en prokéessy (уп. о дворце во Влахернах, Гиерии, Гебдомоне в Алекс. хронике) и в этом качестве могло считаться окраиною |h escatòa города; в этом местечке была гавань, дворец, в котором останавливались императоры, приплывая из походов, а также где они показывались народу, когда собирались для триумфа или торжественного коронования вступить в город через Золотые ворота. Здесь в большом храме положена была Феодосием Великим глава Иоанна Предтечи и еще Константином построен храм Иоанна Богослова, также, по Никифору Каллисту, церкви пророка Самуила (еще в IV в.), св. Феодоты, Мины и Минея. Близ Гебдомона находился Campus – род Марсова поля и вместе загородного гулянья, где происходили ристалища, игры и пр. и где имелось здание трибунала, с которого император показывался народу. Известно, что в 447 году, в эпоху продолжительного землетрясения, сюда выселились жители города и долго жили на поле в палатках; после совершившегося чуда установлено было здесь моление, которое затем перенесено в церковь Христа – Хора. Имя «Гебдомон» Кедрин объясняет как имя равнины, отстоящей от Миллиария на семь миль, и, действительно, Византийцы выражались обычно: in Septimo или en {Ebdéomy, а историки in Septimo Milliario. Таковы данные, бывшие в распоряжении у Дюканжа (кн. II, стр. 140, 172 – 3). Но Дюканж расстоянию семи миль не верит, находящего слишком большим для процессий; между тем, считает почему – то известным, что Гераклий, проводя свою сухопутную стену, от Феодосиевой до Золотого Рога, окружил ею Гебдомон и Влахерны, защитив эту (на самом деле, последнюю) часть города от нападений Аваров и Гуннов. Дюканж заимствовал будто бы это известие о Гебдомоне из Александрийской или Пасхальной хроники. Далее он утверждает, что по древнему описанию регионов, 14-й регион образовывали Гебдомон и Влахерны, – чего вовсе нет в описи, но что могло быть почерпнуто Дюканжем из компилятивного комментария к этой описи Панцироля. Что, однако, самое важное, в Александрийской хронике нет известия о постройке стен крутом Гебдомона и Влахерн, а сказано только о стенах кругом Влахернского храма[357], вне места, именуемого Птерон.

Нам кажется из этого достаточно ясным, что Дюканж не имел ровно никаких иных оснований в текстах, чтобы принимать заключение Жиля, а чем было вызвано это последнее, известно. Однако, благодаря ссылке (хотя неправильной) на Александрийскую хронику, и, главное, авторитету Дюканжа, редко оспариваемому, мнение, что Гебдомон находился где – то близ Влахерн, утвердилось. Против него высказался впервые и доселе один только Унгер[358]. Его общее заключение о Гебдомоне таково: предместье это лежало у седьмого милевого знака Византии, следовательно, на половине дороги к Рэгию, и как это последнее, было гаванью на Пропонтиде. В доказательство этого, Унгер приводит ряд свидетельств, которые согласно помещают Гебдомон у моря; наиболее ясно известие, что неприятельские флоты располагались от Гебдомона (или Магнауры – дворца в этом предместье, отличного от здания того же имени в Большом Дворце) до Кикловия. Но к этим свидетельствам Унгера может быть подобран целый ряд других и притом того же характера и еще более ясных. Так в русских сказаниях о Царьграде[359] читается: «присташа при брезе (Сарацыны) к Евдому, от них же брани по морю по вся дни на град бываху от вешнего времени и до осени, зимовали же отхожаху в Кизик». Далее, если уже Гераклий окружил будто бы Гебдом общими стенами с Влахерною, как думает Жилль и Дюканж, то как же Константин Багрянородный, возобновивший или построивший в Гебдоме дворец, мог говорить о Гебдоме за городом, перечисляя церкви и монастыри, воздвигнутые Василием в предместьях: Гебдоме, Рэгии, Анапле и пр. Церковь Иоанна Предтечи в Гебдомоне Аноним упоминает также между подгородними (Banduri, стр. 56). Еще точнее свидетельство[360], что Симеон Булгарский в 913 г., обложив сначала город от Влахерн до Золотых ворот, отступил затем (|upéestreye en t%f legoméenf {Ebdéomy) к Гебдому. Путь Маврикия в Силиврию шел через Гебдомон, Рэгион и Ромф[361]: дорога в Болгарию – также, как видно из рассказа о проводах брачной четы после пира во дворце Живоносного Источника до Гебдомона[362]. Все эти места и множество им подобных будут совершенно лишены всякого смысла, если только принять обычный взгляд Дюканжа, Византия и других: по этому мнению, пришлось бы императорам, прибывшим по морю, ехать верхом к Влахернам, а оттуда назад к Золотым воротам и т. п. То же самое убеждение в ошибочности мысли Жилля и Дюканжа получится от простого пересмотра данных о триумфальных процессиях.

В этой ошибочности убеждает нас и осмотр самого дворца и окружающей его местности. Текфур – Серай представляет четвероуголыное здание в три этажа, которого два нижние этажа образованы, однако, двойными стенами Гераклия и Льва Армянина, отстоящими здесь друг от друга на расстоянии 17 метров, по измерениям Зальценберга; только третий этаж возвышается над стенами, так что его фронтоны опираются с одной стороны на внутреннюю, с другой на наружную стены. С восточной стороны дворца стены и башня (таб. 23) увенчаны перед фасом дворца пятнадцатью мраморными консолями, поддерживавшими открытый балкон или