Горячее сердце - Юрий Корнилов

Встретились на том же месте, в глухом уголке городского сада.

— Мне, Федя, нужна твоя консультация, — обратился Макаров к Козловскому после того, как они поговорили об охоте. — Этот четвертый участок… Скажи, когда он может быть пущен? Без дураков?

— Но… — поперхнулся Козловский. — Это же секретные сведения, их никому нельзя… С меня взяли подписку…

— Никому! — согласно кивнул Макаров и властным шепотом отчеканил: — Только мне! Ты понял? — И снова перешел на дружеский тон: — Мне, Федя, это вот так нужно!

— Но, ради бога, зачем? — взмолился Козловский.

Макаров выжидательно смотрел на него и молчал.

— Я не могу… Так сразу…

— Посиди, подумай, а я пройдусь по бережку. Не то давай завтра опять встретимся.

— Только не завтра! Зина…

Козловский потому и смог отлучиться сегодня из дому, что Зина, супруга его, на дежурстве в больнице. Не дай бог, узнает…

— Тогда — к делу! — снова перешел на жесткий, повелительный тон Макаров. — Первое: участок намереваются пустить к маю. Блеф?

— Скорей всего, протянут до Октябрьских, — быстрым шепотом проговорил Козловский. — Масса ошибок, придется переделывать…

— Допустим, в ноябре эти штучки начнут выпускать. Пять тысяч в год… Многовато? Или вытянут? Ну, назови свою цифру!

— Как можно заранее знать! — всплеснул руками Козловский.

— Не крути, поди, уж и сам прикидывал! И не трусь, я ведь не записываю, так что улик против тебя не останется. Даже если мне, чего доброго, придет в голову донести на тебя в ГПУ, — Макаров тихо рассмеялся. — Глупо… Но ты сам вынуждаешь меня молоть этот вздор. Трясешься как лист осиновый Мы ж свои в доску!

— Ну хорошо, — с подавленным видом, однако решительно мотнул головой Козловский. — Предположительно — только предположительно! — могу сказать, что на том оборудовании, которым оснащается участок, пять тысяч никоим образом за год не сделать. Две-три… А скорей всего, и еще меньше.

— Сколько же?

— Полторы-две тысячи.

— Вот и все, дурачок! — опять, чему-то радуясь, тихо засмеялся Макаров и похлопал Козловского по плечу. — А теперь успокойся: возможно, что больше я тебя ни о чем таком просить не стану.

— Возможно?

— Так ведь в свое время я, поди, и без тебя буду знать, пущен участок или нет. И сколько он даст продукции — все цифрочки пойдут через мои руки, — сказал Макаров. — А сейчас — по домам!

«Клещ, клещ!..» — подумал, глядя на него, Козловский. С ужасом. С ненавистью. Обреченно. Чувствовал, что Макаров крепко его ухватил и так просто не отпустит.

После того прошло довольно много времени, прежде чем «клещ» снова о нем вспомнил. На этот раз предложил вместе поохотиться в тайге. Сам он пришел в условленное место налегке, Козловский же прихватил все снаряжение. Однако охотился один Макаров: сразу отобрав у Козловского ружье, он не расставался с ним, пока не истратил все патроны. Стрелял влет, навскидку и хоть бы раз промазал. Под конец охоты Козловский совсем изнемог под тяжестью переполненного дичью ягдташа, и тогда Макаров вытряхнул половину добычи в траву:

— Вызывает нездоровый интерес.

Никаких опасных разговоров на этот раз он не заводил. Похоже, что ему просто захотелось пострелять. Однако дома Козловский нечаянно проговорился, что был с Макаровым. Ко всем прочим переживаниям прибавилось еще и это: а ну как Зина еще кому скажет! И ведь предупредить нельзя: еще чего-нибудь заподозрит. А так вроде бы Пропустила мимо ушей: с Макаровым так с Макаровым, лишь бы не с бабой…

В следующую встречу, тоже в тайге, Макаров спросил у Козловского о Флоренском: что он за человек и давно ли работает на заводе? Козловский сказал, что Флоренский весьма приятный собеседник.

— В шахматишки играем, чайком балуемся. В Китае жил, много интересного рассказывал…

— Так, так… — пробормотал Макаров, усмехаясь. — А как он в Китай попал, не рассказывал?

— С большим сожалением.

— А про свой министерский пост?

— Весьма неохотно.

— Ну, еще бы! — злорадно усмехнулся Макаров. — Золотишко зато греб с превеликой даже охотой.

— Не похоже на него… — пробормотал Козловский.

— Эх, Федя, Федя! Наивный человек. Разве ты не помнишь, что делалось тогда в Омске? Провиант уходил на сторону целыми вагонами. Составами!

— Я же в армии все это время находился.

— Я — тоже, — сказал Макаров. — Но и в Омске пришлось побывать. Наслушался и нагляделся всего. По горло сыт! И знаешь, что я тебе скажу? Мы проиграли из-за таких, как Флоренский. Да, если бы Александр Васильич проявил твердость и вздернул вовремя на виселицу половину своих министров, а первого Флоренского, — летом девятнадцатого года он въехал бы в Москву на белом коне, ведь недалеко уж были!.. А ты знаешь, Флоренский мне и там, в Харбине, сумел нагадить. С-сволочь!.. Выследил я одного… Поймай его, такую карьеру мог бы сделать! Орлом бы сейчас летал. Долго охотился. Ранил! Осталось только схватить. И тут Флоренский все карты мне спутал… — Макаров скрежетнул зубами. — Ну ладно, еще сочтемся. Теперь он никуда от меня не уйдет.

— Что же произошло? — зябко ежась, спросил Козловский.

— Этот… резидент раненый спрятался в доме у одной потаскухи. Я точно знаю, что он там был. Все соседние дома обыскали, оставался один. И надо же, чтоб именно в этом доке, в эту ночь оказался Флоренский! А со мной был япошка-лейтенант и еще двое солдат. Флоренский этому япошке и стал заливать, будто они с Камиро давние друзья. А Камиро — большой человек. Мне-то наплевать было, пускай хоть сам папа римский, я все бы там перевернул, а этого… взял бы живым или мертвым. Об заклад мог побиться, что он в этом доме прятался. Но косоглазый лейтенант при одном упоминании имени Камиро наложил в штаны и дал отбой. А я сказать ничего не могу: по-японски ни бельмеса, прошу Флоренского перевести лейтенанту, что обыск необходим, но тот, видно, так перевел… Сволочь! Надо узнать, на кого он сейчас работает, навряд ли на япошек…

— Вы меня разыгрываете, Сергей Константиныч! — с отчаянием воскликнул Козловский.

— Да нет, не разыгрываю, — устало произнес Макаров. — Борьба продолжается, Федя. Но приходится маневрировать. Когда-то ты хорошо сказал, что судьба России в руках таких, как я. Я эти твои слова всегда буду помнить. До смертного часа… — глаза Макарова лихорадочно заблестели. — А сейчас, Федя, во имя спасения России нужно, чтоб мы с тобой кое в чем помогли япошкам. Это ведь по их просьбе я в тот раз консультировался с тобой…

— Не понимаю… — у Козловского тряслись губы. — Ей что-то ужасное говорите.

— Ничего ужасного, — усмехнулся Макаров. — Такова жизнь. А тебе просили передать спасибо. Будет и кроме «спасибо», но попозже. Попозже…

33

С того дня как арестовали Макарова, Козловский каждую минуту ждал, что придут и за ним. Вздрагивал, втягивал голову в плечи, затаивал дыхание всякий раз, когда кто-нибудь подходил к дому. По ночам спал чутко и часто кричал во сне.

Миновала неделя, другая, третья. Никто за ним не приходил. Но и Макаров не возвращался. Козловский убеждал себя в том, что Макарову нет ни смысла, ни повода показывать на него. Вполне даже возможно, что следователи не подозревают о шпионской работе Макарова, думал он, а все обвинения строят на старых его грехах. Козловский слышал об инциденте, имевшем место в день ареста Макарова в заводской бухгалтерии. Как зашел туда старый партизан и узнал в Макарове карателя. Да Козловскому и без того было известно, что «клещ» служил одно время в белогвардейской контрразведке.

Успокаивая себя, Козловский понимал, что пока идет следствие, покоя не будет. Что сюрприза надо ждать в любую минуту.

А тут к старому страху добавился новый.

После того, что он узнал от Макарова о Флоренском, Козловский стал избегать встреч со старым приятелем. И уж, во всяком случае, в домашней обстановке. Под самыми немыслимыми предлогами, не думая о том, как выглядит в глазах Флоренского.

А тот, не подавая виду, будто что-то заметил, после двух-трех отказов сам перестал зазывать Козловского к себе «на партию шахмат», в гости к Козловским тем более не напрашивался, но с некоторых пор зачастил в механический цех, и именно на четвертый участок. Сперва по служебным делам, а затем стал вмешиваться в дела, которые его совершенно не касались. Совершенно!

Можно себе представить состояние Козловского, когда в один прекрасный день в механическом цехе появился сотрудник ГПУ. Первой мыслью было: Макаров назвал его имя.

На ватных ногах вошел Козловский в кабинет начальника цеха, куда его пригласили для беседы. Однако молодой человек, вежливо предложивший ему присесть по другую сторону стола, неожиданно заговорил о целесообразности установки на четвертом участке плунжерного станка, и в воспаленном от тяжких дум и страхов мозгу Козловского тотчас сверкнула догадка: молодой человек интересуется Флоренским!