Солнце далеко - Добрица Чосич

— Чем ты раньше занимался? — обратился к четнику Павле.

Четник немного задумался и нерешительно, глухим голосом ответил:

— Я крестьянин.

— А сколько у тебя земли?

— Только дом.

— Семья большая?

— У меня никого нет.

— Вот англичанин не верит, что офицеры заставляют вас резать людей. А ну, расскажи ему об этом.

— Заставляют нас, правда, чего рассказывать, это все знают. Да и он должен знать. Офицеры во всем виноваты. Видишь, я…

— А ты скольких зарезал?

— Я… никого.

— Говори правду — мы все знаем!

— Чтоб мне счастья не видать — никого. Я — адъютант капитана Васовича.

— Не ври! — вмешался партизан, который его привел. — Товарищ Павле, разреши я приведу еще одного — он все расскажет, что этот делал.

Павле согласился. Англичанин попросил перевести ему ответы четника. Павле перевел. В это время вернулся партизан с пожилым четником. Волосы его были еще короткими, лицо обезумело от страха.

— Пожалуйста… — забормотал он в дверях.

Низкорослый четник взглянул на него с испугом и повернулся к англичанину.

— А ну, скажи, сколько этот тип людей зарезал, — обратился к нему Павле.

Не задумываясь ни минуты, четник ответил:

— Я знаю о двадцати восьми, а он хвастался, что зарезал шестьдесят без трех.

— Неправда. Это я только шутил…

— Молчи! Не ври! Вот я сейчас перечислю, что точно знаю сам. Если совру — зарежьте меня. Вот здесь я всего тоньше. — Он попытался связанными руками показать себе на горло и начал перечислять, где и кого тот убил.

Низкорослый дрожал, умоляюще поглядывая то на англичанина, то на Павле.

— А ты что, только коммунистов резал? — строго спросил его Павле.

— Нам все известно! Сознайся — можешь голову спасти, — прибавил Джурдже.

Четник долго думал и тихо ответил:

— Одиннадцать женщин, остальные мужчины.

— Ты знаешь, кто такие коммунисты?

— Да, коммунисты это против короля… Я не хотел так делать. Капитан заставлял. Грозился меня убить. Сначала, думал, помру…

Павле стыдился все это перевести иностранцу.

Но англичанин сам обратился к нему, сказав, что он голоден, устал и хочет спать.

— Вы можете идти. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили завтрак и постель. Мы отпустим вас, так как вы принадлежите союзной армии. Идите, куда вам угодно. Только знайте, что и вы один из тех, кто помогает подобным злодеяниям. Прошу вас! — Павле встал и показал ему на дверь.

Поблагодарив, англичанин вышел.

— Зачем ты его отпустил? Он хуже этих! — возмущался Джурдже. Несколько минут в комнате все молчали.

— Этого нет смысла допрашивать. Он уже не человек. Уведите его! И этого, второго! — приказал Павле, отвернувшись и глядя в окно.

Ввели смазливого, чернявого паренька, с большими, по-женски красивыми глазами, с длинными бачками и короткой острой бородкой. На нем был городской пиджак, крестьянские штаны и новые опанки.

— Здравствуйте, товарищи! Едва дождался, когда позовете меня, чтобы объясниться. Стянул мне этот хлопец руки — не могу терпеть, — заговорил он развязно и быстро прямо с порога.

— Кто тебя спрашивает? Если еще раз скажешь «товарищ»- убью на месте! — рассвирепел Вук и со сжатыми кулаками подошел к нему.

— Я — ваш человек. Подожди, брат, объяснимся, — не смутившись, продолжал четник.

— Кто ты, откуда пришел? — строго спросил его Павле.

— Я — гармонист Миле Дьявол. До оккупации играл в «Жагубице», ты должен меня знать. Меня весь Белград знает. У меня все друзья — студенты, прекрасные товарищи…

— Не болтай! Отвечай только то, что тебя спрашивают! Что делал у четников?

— Играл, братки, больше ничего! Вижу и сам, что попал пальцем в небо. Ничего мне этого не надо было. Это мне один дружок, поручик из штаба, свинью подложил. Говорит: «Пойдем, Миле, вот там жизнь. Воевать не воюем, а жратва хорошая. С партизанами драться не будем». И я тоже, дурак, не хотел есть «дирисов [59] хлебец» и налетел на мину. Хорошо, что их пощелкали и я установил связь с вами. Опротивело мне у них. Все лапотники, пьянчуги, ни одного интеллигентного человека.

— Погоди, а ты давно у четников?

— Да только пришел.

— А когда такую бородищу успел отрастить?

— Это просто чудо, как быстро у меня борода растет! Прошу тебя — скажи, чтоб развязали руки, не могу больше терпеть. Я с вами иду. Хорошо бы после ночной заварухи немножечко поиграть; лапотники бросаются на гармошку, как мухи на липучку.

— Веди и его! — распорядился Павле.

Миле Дьявол осекся и в оцепенении посмотрел на Павле. Конвойный дернул его за руку и повел. Только в дверях он опомнился и начал умолять о прощении.

Павле уже измучили эти допросы. Он предложил Вуку пойти вместе к пленным, чтобы проверить, кто чем дышит, и отделить командиров и бородачей, наиболее свирепых из четников, от мобилизованных крестьян. Вук согласился и встал.

Пленные четники были размещены в трех комнатах второго дома, принадлежавшего тому же хозяину. Прижавшись друг к другу, они сидели прямо на полу. Приход Павле и остальных взволновал их. Некоторые поняли, что перед ними люди из штаба, и попытались встать, но партизаны-часовые прикрикнули на них, чтобы сидели не двигаясь.

Павле с неприязнью рассматривал пленных. Это была грязная масса опухших, искаженных от страха лиц. Павле обратился к одетому в синюю пелерину четнику с маленькими глазками и кудрявыми волосами:

— Ты кто?

— Меня ввели в заблуждение! Дайте мне возможность бороться, и я докажу вам. Я думал, что спасаю сербские головы, а вышло наоборот…

— Я тебя об этом не спрашиваю. Чем занимался?

— Я кадровый поручик артиллерии. Думал… присягнул королю… — ему не хватило воздуха, и он замолчал, глотая слюну.

— Хватит! А ты, — обратился он к толстяку в новом суконном гуне, расшитом коронами.

Тот встал и, дрожа всем телом, пробормотал:

— Пощади, брат, должен был… трое детей у меня… я трактирщик. Помогал и вашим людям. Спросите…

— А ты? — перешел Павле к следующему, со шрамом на лице, видно от удара ножом. Тот плакал.

— Я извозчик… легковой. Я бедный человек, никого не убивал. С девятнадцатого года за Россию. Студентов возил, никогда с них копейки не брал. Отпустите меня…

— А ты что делал?

— Кто, я? — спросил четник, длинные волосы которого были старательно спрятаны под жандармской пилоткой.

— Ты! Ты!

Он вскочил, желая встать навытяжку, и отрекомендовался:

— Гавра Катанич, жандармский унтер-офицер, теперь командир первого батальона Левачской бригады.

— Полицай, значит! Сколько коммунистов убил?

— Я поклялся служить королю и отечеству.

— Хорошо. Послужишь! Этого и того, в пелерине, отведите в сторонку! — сказал Павле партизанам.

— Я, товарищи, насильно мобилизован, — не дожидаясь вопроса, заявил крестьянин с длинным, вытянутым лицом. — Еще винтовку не пристрелял. Бедняк я, трое детей и больная мать. Отпустите только домой на побывку, и я с вами буду… — просил крестьянин.

— И меня заставили идти! Мой брат в партизанах. У вас зовется «Жуча», — говорил другой.

— А зачем волосы отрастил? — спросил Джурдже.

— Должен был, чтобы спасти голову и дом. Брат-то к вам ушел, а мне что прикажешь делать?.. Неужели бы я стрелял в брата?

— Проверьте! — крикнул Павле.

— Я вчера мобилизован.

— Я сейчас же пойду с вами.

— И я! И я!

— Отделите в сторону этих, без волос и бороды! — распорядился Павле, продолжая рассматривать пленных. В углу мелькнуло лицо и тотчас же скрылось за чужой спиной. Лицо это показалось Павле знакомым. Васич! — молниеносно пронеслось в сознании.

— Это ты, Васич?

— Я, Лукич! — вызывающе ответил тот, сверкнув голубыми глазами.

— Значит, и ты среди этих!

— К сожалению, и я взят в плен. Поблагодари мою раненую ногу и английскую стрелялку, которая меня обманула.

Павле задрожал.

— Веди этого в штаб! Остальных быстро допросить! — обратился Павле к товарищам и вышел.

Прохаживаясь по двору, он подождал, пока часовой ввел в комнату высокого, хорошо сложенного молодого человека в форме офицера, с аккуратно расчесанной русой бородкой. Он сильно хромал на левую ногу.

Когда Павле вошел, тот сидел на скамейке и смотрел в окно, делая вид, что не замечает его прихода. Павле сел за стол и посмотрел на пленного.

Перед глазами, как живые, возникали одна за другой картины их прежней дружбы. Горечь сожаления терзала душу Павле, но ненависть и рассудок боролись с этим чувством.

— Кто мог ожидать, — сказал Павле, — что мы с тобой так встретимся?

— Да! Поразительно! — Васич тряхнул головой и удивленно приподнял брови; губы его искривились в холодную улыбку.

— Мы вместе сидели на последней парте…