Плач демона вне закона (народный перевод) - Ким Харрисон

— Если я проиграю, ты обещаешь занять мое место начальника охраны?

У меня отвисла челюсть, и мне пришлось закрыть рот.

— О, черт, нет, — сказала я, и улыбка Квена стала шире, а глаза закрылись, скрывая этот тревожный блеск.

Трент подошел и встал рядом со мной. Я ощущала его злость на меня за то, что не дождалась его, и за этим скрывалась признательность, что кто-то, пускай и не он, был рядом с Квеном.

— Я и не думал, что ты согласишься, — сказал Квен, — но я должен был спросить.

Его взгляд остановился на Тренте, стоявшем рядом со мной.

— Но время от времени, если деньги хорошие и это не противоречит твоей морали.

Запах шелка и чужого парфюма усилился, когда Трент еще больше сник. Я увидела его тревогу, а затем взглянула на Квена, который пытался совладать с дыханием.

— Я подумаю об этом, — сказала я, — но также вероятно, что я прищучу его задницу.

Квен закрыл глаза, признавая этот факт, и его рука изогнулась, делая приглашающий жест. У меня снова защипало в глазах. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Он ускользал. Он нуждался в поддержке и должен был преодолеть свою гордость. Я ненавидела это. Ненавидела!

Дрожащей рукой, я переплела свои теплые пальцы с его холодными, чувствуя, как его рука сжалась. У меня сдавило горло, злясь, я стерла с глаз слезы, будь оно проклято ко всем чертям.

Квен расслабился, его дыхание выровнялось. Это была старейшая магия в мире — магия сострадания.

Доктор Андерс начала прохаживаться от шкафа к окну.

— Оно было не готово, — бормотала она, — я говорила ему, что оно было не готово. Успешные испытания компонентов составляли только тридцать процентов, а в соединении еще меньше. Это не моя вина! Ему следовало подождать!

Квен сжал руку, его лицо искривилось, и я поняла, что он улыбнулся. Он находил ее забавной.

Трент покинул альков, и я расслабилась.

— Никто вас не винит, — сказал Трент, положив руку ей на плечо, чтобы успокоить. Он помедлил, а затем сказал совершенно бесстрастно:

— Почему бы вам не подождать снаружи.

Я увидела ее возмущенный и потрясенный взгляд.

— О, она разозлилась, — прошептала я, чтобы Квен узнал об этом, в ответ он пожал мои пальцы. Но, видимо, она тоже меня услышала, так как секунды три смотрела на меня с красным лицом, ища подходящие слова, прежде чем развернулась на каблуках. Твердо шагая, она вышла за дверь. Ворвался свет и звук барабанов, а затем вновь наступила удушающая тишина. Бас-гитара Такаты звучала, как бьющийся пульс.

Трент шагнул в углубление, где располагалась спальня Квена. Во вспышке гнева он столкнул дорогое оборудование с одной из каталок. Меня потряс грохот, с которым оно упало на пол, так же сильно, как и его неожиданное проявление злости. Я смотрела, как он присел на освободившуюся каталку, положив локти на колени и опустив голову на руки. Трент тоже однажды сидел и наблюдал, как его отец умирает.

Я чувствовала, видя его неприкрытую боль и обнаженную скорбящую душу, как мое лицо становится пустым. Он был юн, напуган, и смотрел, как еще один человек, вырастивший его, умирает. Вся его власть, богатство, привилегии и незаконные био-лаборатории не могли этого остановить. Он не привык быть беспомощным, и это терзало его.

От грохота Квен открыл глаза, я встретилась с ним взглядом, видя, что он ждет этого, и повернулась к нему.

— Вот почему ты здесь, — сказал он, и я смутилась.

Квен перевел взгляд на Трента, затем обратно на меня.

— Трент — хороший человек, — сказал он, как будто тот не сидел рядом, — но он бизнесмен, он умирает и живет, прибегая к помощи чисел и процентов. Он уже похоронил меня. И спорить с ним бесполезно. А ты, Рэйчел, веришь в одиннадцать процентов, — он с трудом вздохнул, его грудная клетка поднялась, — это мне и нужно.

Из-за длинной речи у него сбилось дыхание, он с трудом пытался выровнять его, издавая булькающие вздохи. Я крепче сжала его руку, вспоминая своего отца. Мои челюсти заскрипели, и сдавило горло, когда я услышала правду в его словах.

— Не в этот раз, Квен, — сказала я, чувствуя головную боль и заставляя себя ослабить хватку на его руке, — я не собираюсь сидеть здесь и смотреть, как ты умираешь. Все, что тебе нужно — это увидеть рассвет, а дальше ты будешь в порядке.

Так сказала доктор Андерс, и, в отличие от Трента, я видела в этом реальную возможность. Черт, я не просто верила в одиннадцать процентов, я жила, полагаясь на них.

Трент уставился на нас в ужасе, как только это услышал. Он был неспособен жить, не опираясь на свои графики и прогнозы.

— Это не твоя вина, Са’ан, — сказал Квен, в его хриплом голосе слышалась боль, — правильное решение, она нужна мне. Потому что, не смотря на то, что это выглядит иначе… я хочу жить.

Его лицо скривилось, Трент встал. Я смотрела, как он выходит из алькова и уходит прочь, испытывая к нему жалость. Я могла помочь Квену, а он не мог. Дверь открылась и закрылась, впуская внутрь кусочек жизни, прежде чем ненадежная тьма, что скрывала будущее, снова нас поглотит своим теплым ожиданием и удушающей тишиной. Она ожидала.

Мы были одни. Я посмотрела на темную руку Квена в моей и увидела ее силу. В предстоящей битве будут участвовать и тело, и разум, а душа их уравновешивала.

— Ты принял что-то, — сказала я, мое сердце забилось от мысли, что он сможет на самом деле рассказать мне, — что-то, над чем работала доктор Андерс. Это был генетический препарат? Зачем?

Глаза Квена оставались разумными, подмечая все боковым зрением. Он сделал вздох, который было больно слышать, моргнул и не ответил.

Не получив ответа, я сильнее сжала его руку.

— Отлично, ты, сукин сын, — ругнулась я, — я буду держать твою чертову руку, но ты не вздумаешь умереть.

Боже, дай нам одиннадцать процентов. Пожалуйста. Только на этот раз. Я не смогла спасти своего отца. Я не смогла спасти Питера. Я не смогла спасти Кистена, и чувства вины за то, что он умер, чтобы я осталась жить, было достаточно, чтобы я упала на колени, рыдая.

Только не в этот раз. Не этот мужчина.

— Не важно, выживу я или умру, — прохрипел он.

— Но увидеть, как я прохожу через это… это единственный способ для тебя выяснить правду, — он прохрипел это, и его тело согнулось от боли. Ему становилось хуже. Его яркие глаза встретили мои, и его боль была очевидной.

— Как сильно ты хочешь знать? — Усмехнулся он, а пот застилал его лоб.

— Ублюдок, — почти прорычала я, вытирая его лоб, и он улыбнулся сквозь боль, — ты ублюдочный сукин сын.

Глава 21.

Поясница болела, и руки затекли. Я скрестила их, и они служили мне подушкой, пока я спала в кресле, соскользнув вперед так, что верхняя часть тела лежала на кровати Квена. Мои глаза отдыхали, поскольку в данный момент Квен мог дышать без моей помощи. Было поздно, и очень, очень тихо.

Тихо? Вспышка адреналина взбудоражила меня, и я резко выпрямилась. Я заснула.

«Проклятье!», — подумала я в панике, и мой взгляд устремился к Квену. Хриплого предсмертного дыхания не было слышно. Чувство вины захлестнуло меня, когда я подумала, что он умер, пока я спала, и не отпускало до того момента, как я поняла, что его лицо не выглядит восковым от смерти — оно просто бледное.

«Он все еще жив», — подумала я с облегчением и потянулась встряхнуть его. Я хотела снова заставить его дышать, как и множество раз за эту ночь. Должно быть то, что кошмарный кашель спал, разбудило меня.

Моя протянутая рука замерла, и слезы прекратились, когда я увидела, как его грудь медленно вздымается. Тяжело упав в кресло, я посмотрела на раздвижные двери, ведущие во внутренний дворик. Мох и камни, неясные в отражающемся солнечном свете, казались размытыми. Было утро, и черт бы все побрал, он сделает это. Одиннадцать процентов шанса из ста. Он уже сделал это. Если он преодолел одиннадцатипроцентный барьер, то пятьдесят были ничто.

Всхлипнув, я вытерла глаза. В дыхании Квена слышалось слабое дребезжание, его простыни были мокрыми от пота, а черные волосы приклеились к голове. Он выглядел изнуренным и обезвоженным, несмотря на внутривенное вливание, проявившиеся от напряжения морщины делали его старше. Но он был жив.

— Я надеюсь, это стоило того, Квен, — прошептала я, все еще не зная, что он с собой сделал, и почему Трент обвинил меня в этом. Я нащупала в своей сумке бумажную салфетку, пришлось ее использовать, хотя она выглядела мерзко из-за волос и пуха. Дженкс до сих пор не появился, и мне оставалось только надеяться, что с ним все в порядке. Не было слышно ни звука. Глухой ритм музыки прекратился, и я ощутила покой, восстановившийся на территории поместья Трента. Из-за света, льющегося из внутреннего дворика, комната после восхода солнца казалась погруженной в полумрак. Я должна прекратить просыпаться в это время. Это ненормально.