Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды - Александр Архангельский

В полной мере разделяя общие пристрастия умеренных либералов, ничего не имея против преемника лично и даже сочувствуя ему, все же не могу не спросить: а это будет переход откуда – и куда? Из эпохи монолита в эпоху постепенного высвобождения? Или никуда из ниоткуда? Тогда это не переход, а снова бесконечное балансирование над полной бессмыслицей чекистской политики, неважно, мягкая она или жесткая. Если мы готовы медленно, без потрясений двигаться вперед, к ответственной свободе граждан, то – давайте. В потрясениях никто не заинтересован, ни мы, ни вы. Да, на этом неспешном пути нас ждут испытания и противоречия; нам будут ставить подножки; нам придется падать; но мы научимся вставать, отряхиваться и возобновлять движение. Если же это будет еще одна дымовая завеса для пролонгации самодостаточного чекизма, то увольте. Не потому, что спецслужбы плохи сами по себе. А потому, что они сами по себе не бывают. Не их это дело, политика. Не их это тема – мера нашей свободы. Их тема – мера нашей безопасности. Как мы ее понимаем. А не как им заблагорассудится.

За те семь лет, что погоновожатые находятся у власти, процесс размывания общественных смыслов достиг катастрофического масштаба. Игра в бесконечные бирюльки ради удержания власти как таковой, в подмены, замены, подставы и шлейфы уже привела к тому, что страна расфокусирована и держится на внешних ненадежных скрепах. Но и внутренние скрепы не скрепляют; Система, железно подмявшая под себя почти все дееспособные структуры, все инструменты влияния, от телевидения до кино, ничего не в состоянии предложить самой себе – в качестве лекарства от самораспада. Самая жесткая, самая беззастенчивая выборная кампания за всю новейшую историю России, с контролем за подчиненными, с отзвонами начальству о голосовании, с людьми в штатском, накручивавшими счетчики, не дала желаемого результата. Путин обреченно отдал «Единой России» свой главный политический капитал, безусловную личную популярность; помогло, да не слишком – и больше не сработает. У Системы теперь только два реальных пути. Либо медленный демонтаж, без угрозы самообрушения, либо свинчивание металлическими швилерами, прободение и умерщвление всего живого. Она сама, изнутри себя самой, принять решение не готова; ей все мстится, что можно обогнуть и переждать, что не нужно самоопределяться, не требуется заново искать смыслы существования России в истории; достаточно прикрыться масками, спрятаться за спины Преемника и Контролера; авось и проскочим.

Не проскочим. Все разговоры о том, что Путин станет каудильо и подобно Франко из временных премьеров перейдет в пожизненные вожди, упираются в простое возражение. Не о том, что время нацлидов прошло, что это загробные тени исчезнувших политических предков, полная двусмысленность. В конце концов, никто не доказал, что прошлое не возвращается, а чужое не может стать своим. Проблема в другом. Полумистический статус каудильо (в гораздо большей степени, чем статус фюрера или вождя) должен быть обоснован не ближайшей, краткосрочной целью удержания стабильности; не откровенным ужасом при мысли, что институты рухнут, если каудильо уйдет из власти, поскольку государство не создано, а общество подавлено. Этот статус должен быть обоснован ценностно; каудильо остается навсегда не потому, что без него посыпется Система, а потому, что он олицетворяет собою цель национального движения, связан с массовой верой в избранность народа, в историческое предназначение нации. А какими такими ценностями, какой картиной мира, каким представлением общества о самом себе, о смысле своего земного существования и сущности небесного предназначения мы готовимся обосновать избрание вождя?

Перед преемником стоит сложнейшая задача. Проявить слабость, чтобы Система не смяла. Проявить силу, чтобы Система не обвалилась, а сама себя неспешно развинтила, и страна собрала бы ее – заново, в другом порядке, в другом соотношении, соподчинении частей. Спецслужбы внизу, где им положено быть – и где они справляются с поставленной задачей, за что страна им благодарна, уважает, чтит. Политика в сердцевине, потому что она важнейший инструмент демократической перенастройки жизни. Культура, образование – вровень с экономикой. Потому что от них зависит будущее. Хватит сил на это? Войдет в историю. Не хватит? Все мы из истории выйдем. Никому, ни одной стране не дана охранная грамота исторического существования; либо каждый день мы трудимся над собой, либо кто-то измывается над нами.

Версия «Time»

На неделе между 17 и 23 декабря. – Путин назван человеком года.

Накануне Съезда Победителей, назвавшего Медведева преемником, а Путина – при нем – премьером, журналисты «Time» объявили русского царя человеком года. Да, сказали они, его не назовешь хорошим парнем, он не уважает свободу прессы, не допускает производства инакомыслия в промышленных масштабах, только в диетических дозах, но зато обеспечил стабильность, а это то, что русским надо.

Само по себе решение – что обсуждать? Решили себе и решили. По целому ряду критериев Путин и вправду главный человек уходящего года. Пока Буш увязал в Ираке, мучался с Ираном и остужал перегретые рынки, Саркози воевал с железнодорожниками и разводился с любимой стервой, Гордон Браун расхлебывал овсяную кашку, заваренную Тони Блэром, а Мушарраф то вводил чрезвычайное положение, то отменял его, – Путин ерундой не занимался. Он отдавал приказы по церквям: объединяйтесь; и они объединялись, забыв о взаимных проклятиях и подозрениях в сотрудничестве с КГБ. Он лично выдавал ярлыки на княжение партиям: ты будешь править, ты – подгавкивать, а ты ступай отсюда, не нужна. Он одиноко возвышался над страной, и страна влюблено трепетала. А может быть, смотрела в другую сторону; во всяком случае, не плакала.

Так запутать боярские кланы, так загипнотизировать электорат, так удивить наблюдателей очередной конфигурацией по принципу народной сказки – «старший прячется за младшего, а с младшего и спроса нет» – и выстроить над пропастью во лжи роскошный замок из видений и иллюзий никто бы не смог. Ни один реальный претендент на звание человека года – 2007. Разве что Джоан Роулинг, чей повзрослевший Гарри Поттер все больше походит на Путина, грустного победителя злых волшебников и разрушителя инородных чар. Но даже она проиграла. Куда ее фантазиям тягаться с образным мышлением ВВП.

Так что обсуждаем не решение как таковое, обсуждаем мотивы его принятия. Вновь и вновь, как на заевшей пластинке (интересно, что в пространстве цифрового мира будет аналогом царапаной пластинки? цифра ведь аналога не признает) или во время буддийской мантры, повторяется сквозной мотив: россииненужнасвобода, россииненужнасвобода, россииненужнасвобода. Ненужнаненужнаненужна!!!

И ничто не сможет их вышибить седла, ничто не вынудит отказаться от доктрины Кондолизы Райс/ Владислава Суркова, которые едины во взаимной нелюбви и во взаимном недоверии к возможностям самодостаточной, саморазвивающейся России. Только царская палка, только хомут и шоры могут удержать сто сорок миллионов дикарей в настоящей узде, избавить сопредельные страны от вечной угрозы, даровать европейцам мир и безопасность. Те самые мир и безопасность, которые, как сказано в Писании, станут предвестьем Антихриста и лозунгом последних времен. Все побоку. Даже то, что нынешний лауреат, Vladimir Vladimirovitch Putin, в благодарственном интервью воздает хвалу Горбачеву и Ельцину за то, что решились сломать изжившую себя авторитарную систему («сам бы я так не смог»), а Ельцину еще особо – за то, что дал стране свободу. Для западных журналистов это дань ритуалу: русский лидер обращается к англоязычной аудитории, должен произнести что-нибудь демократическое. Поставить вешку.

Между тем они – сознавая это или нет – загоняют героя в очевидную смысловую ловушку. Он дает интервью по-английски, по-русски оно не выходит, а лишь пересказано всеми и повсюду; при этом о «господине Каспарове» отзывается презрительно: когда того задержали в аэропорту, он обращался к журналистам по-английски[14]. О чем это говорит? О том, что «господин Каспаров» не интересуется общественным мнением на родине, он апеллирует к Западу, а значит, служит не родной стране, а чужим правительствам.

Можно я обойду эту двусмысленную ситуацию молчанием? А скажу о другом? В ловушку «таймовцы» загнали и самих себя. Они формулируют: Путин стал человеком года по версии журнала «Time». Имеется в виду – всего лишь с нашей точки зрения. Но в нашем стабильном, подотчетном, безвольном, неуютном мире слова подчиняются общему правилу и послушно меняют оттенки смыслов. Как хамелеоны. В нормальной языковой ситуации слово «версия» звучит нейтрально, почти как «мнение»; есть версия – значит, имеется мнение. Одно из многих. Не претендующее ни на что. Когда же политика выворачивает слова наизнанку и слова покорно, как народ, порождающий их, выворачиваются в нужную сторону, происходят вещи удивительные. «Есть мнение», – произносит товарищ Сталин. И все понимают: вердикт. Между прочим, товарищ Сталин тоже дважды становился человеком года по версии «Time». И эта версия была единственно возможной, истинной и безусловной. Как мнение, которое – есть.