Собрание сочинений в 9 тт. Том 1 - Уильям Фолкнер

гневом, но поведение матери ее обезоруживало: она чувствовала, что сейчас расплачется. А тогда все пропало.

— Пусти меня! — сказала она, вырываясь, ненавидя эти материнские уловки.

— Тише, тише! Успокойся, расскажи мне, в чем дело. Есть же у тебя какая-то причина.

Она перестала сопротивляться и лежала, совершенно обессилев.

— Нет. Просто хочу за него замуж. Пусти меня, мама, ну, пожалуйста.

— Сесили, может быть, отец вбил тебе это в голову?

Она покачала головой, и мать повернула ее лицом к себе.

— Посмотри на меня! — Они смотрели в глаза друг другу, и миссис Сондерс повторила: — Объясни же мне: что за причина?

— Не могу!

— То есть не хочешь?

— Ничего не могу тебе сказать! — Сесили вдруг соскользнула с колен матери, но миссис Сондерс, не выпуская ее, прижала к своим коленям. — Не скажу! — крикнула Сесили, вырываясь. Мать прижала ее еще крепче. — Пусти, мне больно!

— Скажи мне все!

Сесили вырвалась из ее рук, встала.

— Ничего не могу сказать. Просто я должна выйти за него замуж.

— Должна? То есть как это — «должна»? — Она уставилась на дочку, и постепенно ей стали вспоминаться старые слухи про Дональда, сплетни, которые она позабыла. — Должна выйти за него замуж? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты… что моя собственная дочь — со слепым, с человеком без гроша, с нищим…

Сесили в ужасе смотрела на мать, лицо ее вспыхнуло.

— Ты… Ты смела подумать… ты мне говоришь… Нет, ты мне не мать, ты… ты чужая! — И вдруг она расплакалась, громко, как ребенок, открыв рот, даже не пряча лица. Она повернулась, побежала. — Не смей со мной разговаривать! — крикнула она, задыхаясь, и с плачем помчалась наверх.

Хлопнула дверь. Миссис Сондерс осталась сидеть в раздумье, мерно постукивая ногтем по зубам. Через некоторое время она встала и, подойдя к телефону, вызвала номер мужа.

7

ГОЛОСА

Весь город

— Интересно, что думает эта женщина, с которой он приехал, теперь, когда он берет другую? Будь я дочкой Сондерсов — ни за что не вышла бы за человека, который привез другую женщину чуть ли не ко мне в дом. А эта приезжая, что же она теперь будет делать? Должно быть, уедет, найдет себе еще кого-нибудь. Надеюсь, теперь она будет умнее, найдет себе здорового… Странные дела там творятся, в этом доме. Да еще у священника. Правда, он из епископальной церкви. Будь он не такой хороший человек…

Джордж Фарр

— Это неправда, Сесили, милая, любимая. Ты не можешь, не можешь. После того, что было, — тело твое, распростертое, узкое, как ручей, расступается…

Весь город

— Слышал я, будто сын Мэгона, ну, этот, инвалид, женится на дочке Сондерсов. Жена меня уверяла, что никогда этого не будет, а я все время говорил…

Миссис Берни

— Мужчины ничего не понимают. Смотрели бы за ним лучше. А теперь говорят: нет, ему было неплохо…

Джордж Фарр

— Сесили, Сесили… Ведь это же смерть!

Весь город

— Там еще тот солдат, что приехал с Мэгоном. Небось теперь эта женщина его возьмет. А может, ей уже и стараться не надо? Может, он зря времени не терял?

— А ты бы на его месте терял?

Сержант Мэдден

— Пауэрс, Пауэрс… Огненное копье вспышки в лицо человеку, как бабочку — булавкой… Пауэрс… Не повезло ей, бедняжке.

Миссис Берни

— Дьюи, сыночек…

Сержант Мэдден

— Нет, мэм. Все было в порядке. Мы сделали, что могли…

Сесили Сондерс

— Да, да, Дональд, правда, правда! Правда, я привыкну к твоему бедному лицу, Дональд… Джордж, милый, любовь моя, увези меня, Джордж!

Сержант Мэдден

— Да, да! Все было в порядке! — («Солдат на приступке… кричит от страха…»)

Джордж Фарр

— Сесили, как ты могла? Как ты могла?..

Весь город

— А эта девочка!.. Пора, пора взять ее в руки. Бегает по городу, чуть ли не нагишом. Хорошо, что он слепой, верно?

— Она, видно, на то и надеется, что он так и не прозреет…

Маргарет Пауэрс

— Нет, нет, прощай милый мертвый Дик, некрасивый мертвый Дик…

Джо Гиллиген

— Он помирает, а ему достается женщина, которая ему вовсе и не нужна, а я вот не помираю… Маргарет, что же мне делать? Что я могу сказать?

Эмми

— «Пойди сюда, Эмми… Ох, иди же ко мне, Дональд». Нет, он мертвый.

Сесили Сондерс

— Джордж, бедный, милый… любовь моя… Что мы наделали?

Миссис Берни

— Дьюи, Дьюи, такой храбрый, такой молодой…

(«Это Дональд, мой сын. Он умер».)

8

Миссис Пауэрс поднималась по лестнице под любопытным взглядом миссис Сондерс. Хозяйка дома встретила ее холодно, почти грубо, но миссис Пауэрс настояла на своем и, следуя указаниям матери, нашла дверь в комнату Сесили и постучала.

Подождав, она снова постучала и позвала:

— Мисс Сондерс!

Снова молчание, напряженное, недолгое, — и голос Сесили, глухо:

— Уходите!

— Прошу вас, — настаивала гостья. — Мне нужно видеть вас.

— Нет, нет, уходите!

— Но мне необходимо вас видеть. — Ответа не было, и она добавила: — Я только что разговаривала с вашей мамой и с доктором Мэгоном. Впустите меня, прошу вас!

Она услыхала движение, скрип кровати, потом — снова тишина. «Дурочка, зря тратит время, пудрится. Да ты сама тоже напудрилась бы», — сказала она себе. Дверь под ее рукой отворилась.

Следы слез стали только заметнее от пудры, и Сесили повернулась спиной к миссис Пауэрс. Та видела отпечаток тела на постели, смятую подушку. Миссис Пауэрс села в ногах кровати — стул ей не предложили, — и Сесили, на другом конце комнаты, опершись на подоконник, нелюбезно спросила:

— Что вам надо?

«Как похожа на нее эта комната!» — подумала гостья, глядя на светлое полированное дерево, туалет с тройным зеркалом, уставленный хрупким хрусталем, и тонкое белье, сброшенное на стулья, на пол. На комоде стояла маленькая любительская фотография в рамке.

— Можно взглянуть? — опросила она, инстинктивно угадывая, чья это фотография.

Сесили упрямо повернулась спиной, и сквозь прозрачный свободный халатик прошел свет из окна, очертив ее узенькую талию. Миссис Пауэрс подошла и увидала Дональда Мэгона — без шапки, в помятой расстегнутой куртке, он стоял у железной ограды, держа маленького покорного щенка за шиворот, как сумку.

— Очень на него похоже, правда? — спросила она, но Сесили грубо сказала:

— Чего вам от меня надо?

— Вы знаете, ваша матушка меня спросила то же самое. Видно, она тоже считает, что я вмешиваюсь не в свое дело.

— А разве нет? Никто вас сюда не звал. — Сесили повернулась к ней, прислонясь бедром к подоконнику.

— Нет, я не считаю вмешательством то, что оправдано. А вы?

— Оправдано? Кто же вас просил вмешаться? Неужели Дональд? А может,