Крестом и стволом - Михаил Серегин

– Стой! – жестко крикнули сзади. – Стоять!

Взревел мотор, но отец Василий мчался и мчался вперед, чувствуя, что теперь скорее умрет, чем остановится. Он щучкой нырнул в разбитый оконный проем, отодрался от каких-то гвоздей, пробежал над провалившимся полом по оставленному строителями бревну, выскочил во внутренний двор и зайцем поскакал от дома к дому, не позволяя настигнуть себя милицейской машине.

Сзади включили сирену, но звук так и остался где-то вдалеке – настолько он лидировал. «Ну и правильно, что не стал подходить!» – похвалил себя священник и выскочил на открытое место. Контора Дмитрия Александровича была вот она – рукой подать. Но справа, отчаянно подвывая и переливаясь разноцветными огнями, стремительно приближалась обогнувшая квартал по периметру милицейская машина.

Никогда еще он так не бегал. Победа была буквально вырвана из-под носа настигающих его милиционеров.

– Я Шатунов! – крикнул он в лицо охраннику, ворвавшись в офис. – Мне срочно к Дмитрию Александровичу! Срочно, я сказал!

* * *

В кабинете Дмитрия Александровича были тихо, прохладно и немного официально. Отец Василий сидел в глубоком кресле у стены и наблюдал за своим бывшим начальником, задумчиво листающим страницы доставленной священником копии страшного документа. Ему было хорошо.

– Все это прекрасно, Миша, ты неплохо поработал, – внезапно вздохнул Дмитрий Александрович. – Но ты, наверное, и сам понимаешь, что нет трупа, нет и убийства. Это золотое правило, и нарушить его просто невозможно.

Священник кивнул.

– А учитывая тот авторитет, которым пользуется в последнее время Павел Александрович у губернатора, эта копия и вообще почти ничего не стоит.

Отец Василий насторожился.

– Мне сейчас трудно, да и почти невозможно… не моя это функция, дать экспертную оценку ситуации в целом, – отвернулся к окну Дмитрий Александрович. – Но пойми меня правильно, ты в общероссийском розыске, и уже есть свидетельские показания и очень серьезные улики.

Священник почувствовал, как моментально взмокла его спина, а по лбу покатились крупные градины пота.

– В общем, извини, но я вынужден тебя этапировать обратно в Усть-Кудеяр, к месту ведения следствия.

– Как этапировать?! – проглотил слюну священник.

– Очень просто. Согласно основополагающим документам МВД, – уже жестче произнес Дмитрий Александрович. – Ты не мальчик, сам в нашей системе служил, и должен понять, что иначе я поступить не могу.

Это была чистая правда. И это был полный, абсолютный провал. Это было предательство.

– А копию твою я куда следует передам.

«Чтобы и она исчезла?!» – захотелось крикнуть священнику. Но он удержался. Все было кончено.

* * *

Что бы там ни говорил Дмитрий Александрович, никакого «правильного» этапирования не было. Отца Василия, в миру Михаила Ивановича Шатунова, просто засунули в бронированный фургон и уже через четыре часа передали из рук в руки торжествующему Пшенкину. Ковалев, похоже, строил из себя незаинтересованное лицо и при передаче не присутствовал.

Пшенкин его даже не допрашивал. Он просто бегал из кабинета в кабинет, торжествующе хлопая дверями, а отец Василий ждал, сидя на привинченном к полу табурете в том самом кабинете с огромным сейфом прямо за затылком и вбитым под самым потолком хищным железным крюком.

Впрочем, ему объявили изменение меры пресечения, но ближе к ночи сияющий Пшенкин сказал, что, исходя из принципов гуманизма и уважения к православной конфессии – ей-богу, он так и сказал! – арестовывать отца Василия не будут.

– Как это? – не понял священник.

– Будете сидеть дома, – усмехнулся Пшенкин. – Так сказать, под домашним арестом.

Отец Василий такой странной «меры пресечения» не знал, но подумал, что это, видимо, вмешалась патриархия, не желающая вот так вот запросто отдавать своих людей в грязные руки палачей. Научены в тридцать седьмом.

Его привезли прямо в летнюю кухню, и отец Василий ничуть не удивился, увидев у крыльца молодого священника отца Николая.

– Будьте здоровы, ваше благословение, – приветствовал коллегу отец Николай. – Вы позволите мне войти?

– Конечно, – устало кивнул священник и повернулся к сопровождающему его милиционеру. – А вы что собираетесь делать?

– Мне поручено охранять вас, – немного волнуясь, ответил парнишка.

– Тогда и вы проходите, – пригласил отец Василий. – Не на улице же вас держать.

* * *

Он поставил чайник на плиту, отмылся у цистерны, а потом заварил свежего чаю и пригласил обоих парнишек за стол.

– Садитесь, ребята. Жаль, пряников нет, но чай у меня хороший, матушка покойная, царствие ей небесное, заваривать научила.

Милиционер дернул кадыком, а отец Николай понимающе кивнул.

Было довольно прохладно – летняя кухня никогда не была подключена к системе отопления, да и сгорел красивый импортный газовый котел еще тогда, в пожаре. Они пили чай, согревая руки и настывшие внутренности, и отец Василий как никогда остро ощущал всечеловеческое единство. Ведь не вина этих людей, что предназначенный им господом путь пролегает в собственных координатах и так странно и противоречиво пересекается с его жизненным путем.

– Вы, отец Василий, пока не беспокойтесь, – косо глянув на молодого милиционера, начал молодой отец Николай. – Пока все улики не собраны, а суд не состоялся, патриархия вас в обиду не даст.

– И слава господу, – тихо отозвался отец Василий.

– Конечно, не обошлось без заступничества, – воодушевился отец Николай. – Старец Григорий за вас поручился, и еще нашлись люди.

«Неужели Колька рискнул?» – подумал отец Василий.

– По крайней мере никакого ареста в ближайшие дни не ждите, – завершил отец Николай. – Сидите, отдыхайте, – молодой поп привстал со стула и вдруг вспомнил: – Да, я там в храме два обогревателя видел. Так я распоряжусь, чтобы Алексий вам их занес.

– Храни тебя господь, – ласково улыбнулся отец Василий. Ему все больше нравился этот незаносчивый, разумненький молодой священник.

– Сегодня же и распоряжусь, – у самого выхода пообещал отец Николай.

* * *

В ту ночь никто, конечно, обогреватели не принес. Отец Василий устроил себе лежанку, навалил сверху несколько одеял, попробовал предложить часть одеял и милиционеру, но парнишка смущенно отказался и всю ночь мерз, сидя за обеденным столом.

Зато на следующий день началось настоящее паломничество. Вера и Анзор, Костя и Толян, совершенно незнакомые милиционеры и, напротив, отлично знакомые старушки приходили поддержать дух опального священника.

– Крепитесь, батюшка! – трясли ему руку мужчины.

– Господь вас не оставит! – уверенно обещали старушки.

Верить в это очень хотелось.

А к обеду произошло сразу два знаменательных события. И, когда дверь широко распахнулась, а на пороге появилась Ольга, отец Василий даже не смог тронуться с места от потрясения – только слезы катились по его щекам в уже начавшую отрастать щетину.

– Господи, Михаил Иванович, что с вами? – прижала к лицу руки Ольга.

– Теперь все нормально, – плакал отец Василий.

Она была здесь, а значит, ничего плохого случиться уже не может.

Ольга не подходила к мужу до тех пор, пока милиционер не застеснялся и не вышел «покурить», – только после этого упала ему на грудь.

– Бесчувственный вы человек! – корила она его. – Я там извелась вся в одиночестве! Все думаю, как вы здесь! Хотя бы звонили почаще.

– Я, кажется, звонил, – пытался вспомнить отец Василий, остро ощущая, как слабы, как маловажны любые слова по сравнению с тем, что он чувствует!

– Стрелка и та счастливее меня! – всхлипнула Ольга. – Небось каждый день вас видела!

– Потерял я Стрелку, – повинился отец Василий.

– Ну да, – всхлипнула Ольга. – Как же! Ее потеряешь! Во дворе ваша любимая Стрелка – сено кушает!

Отец Василий вздрогнул и вдруг ясно осознал, что все закончилось: господь больше не испытывает своего верного раба, господь убедился в том, что он будет терпеть до последнего, умрет, если понадобится, но не отступит от однажды избранного пути! Что бы там ни изобретали всякие Ковалевы да Пшенкины!

* * *

Его взяли в восемь вечера этого же дня. Из въехавшего во двор «автозака» выбрались четыре милиционера, и охранник отца Василия непроизвольно напрягся, а Олюшка, напротив, безвольно опустила плечи.

– Все будет хорошо, – обнял ее отец Василий. – Вот увидишь, господь не допустит.

– Я так устала, – снова заплакала Ольга.

Вошедший офицер сунул священнику бумагу с предписанием об изменении меры пресечения, а проследовавшие за ним молодцы завернули отцу Василию руки за спину и волоком потащили к машине.

– Вот увидишь, Оленька! – выворачиваясь в руках конвоя, крикнул священник. – Все будет хорошо-о!