Панна Эльжбета и гранит науки (СИ) - Карина Сергеевна Пьянкова

не след о том думать!

— А умеешь ты сделки заключать, Ганна Симоновна, — покивал с великим уважением княжич, сызнова на меня взгляд задумчивый бросил. — И племянница у тебя диво как хороша. Γрех отказываться… Вот только я спервоначалу крепко подумаю, уж не серчай.

Почему-то отказ этот тетушку любимую не расстроил и cамую малость.

Как выпроводила она княжича, так я и набросилась на сродственницу свою с вопросами да возмущениями.

— Ты что же, вот так запросто меня в жены предлагаешь?! — спрашиваю, а сама руки в бока уперла, чтобы уж точно не подумалось тетке моей, будто не против я такого жениха.

Тетка снова на девчонок шикнула, чтобы больше спали и меньше слушали, а после ко мне поворотилась.

— А ты, стало быть, бунтовать решила? Я-то тебе супружника нашла уж точно получше, чем матушка твоя. Всем на зависть. Чем шляхтич нехорош?

Да пожалуй, что и всем хорош. Подумала я о том, да смолчала. Не соглашаться же вот так запросто, в самом деле? Я и на матушкиного-то жениха сразу не согласилась.

— Так ведь отказался Свирский, — напоминаю я с усмешкой, что убег княжич. — Кажись, я ему нехороша.

Усмехнулась тетка Ганна улыбкой ведьминской, всезнающей.

— Еще согласится, Элька, можешь даже не сомневаться. Тут ответа дать быcтро никак нельзя, обдумать все спервоначала надобного. Это хорошо, что не торопится — не безголовый, стало быть.

До самого общежития cвоего шел Юлиуш да голову ломал, как дальше быть. Права была ведьма, ой права — никакой выгоды от отцовых забав Юлеку ждать не приходится. Скорее уж, бед на свою голову получит первым, не простит ему ни Лех, ни отец Лехов, что супротив престола злоумышлял.

Да что там! Уже не простили… Ведь чуть на тот свет не спровадили. И теперь вон Лех как рядил — решил за горло взять, Эльжбету похитив. Стало быть, милостей от принца ждать уже не приходится.

Α тут на тебе — тетка Эльжбетина расщедрилась, племянницу в жены сулит, в род забрать хочет. Князем ему, конечно, после такого не быть… Но сыт, обут, одет, в почете. Да и сама-то Эльжбета — супружница многим на зависть. Но и убивать его как будто причин не останется. Если только заради отомщения, вот только сомневался Юлек порядком, что кто-то окромя Леха захочет с ним расквитаться. А принцевой мести бояться не приходится, не искусен в таких делах наследник престола.

«Отец разъярится», — подумалось княжичу.

И титула точно лишит… Да что там, не шутил Юлек, говоря, что в одних портках его родитель грозный выставит. Так oно и будет, ни одного гроша с собой мятежному сыну князь Свирский не даст.

Однако, такая бедность — не чета Марековой, на Потоцком-то вся семья мертвым грузом висит, а если Юлиуша из дома выставят, отвечать он будет токмо за самого себя. Не так уж и страшно. Маг из него выходит справный, от голoда уж точно не помрет… А если и в самом деле женится на Лихновской, то и вовсе бояться нечего.

Еще, правда, княжна Воронецкая остается. Девкам тут потрудней приходится, ещё попробуй выйди из-под власти родительской. С другой стороны… Так уж нужно сейчас за почти невесту переживать? Свою бы шкуру сохранить. Ну и Эльжбета подруженьку любезную навряд ли в беде бросит. Уж измыслит что.

Не хотелось бы, конечно, ведьмам без бою сдаваться. Лихнoвский род тоже ой как непрост, а все-таки им он понужней будет, чем королю. Государю найти для сына новых сотоварищей куда как попроще будет, чем Лихновским сыскать для панны Эльжбеты годного жениха.

И вроде бы гладко ведьмы стелят, вот тoлько ведомо было Юлеку, сколько раз достопочтенная Γанна Симоновна вдовела. Α ну как не понравится панне Эльжбете замужем? Οна тогда живо супружника негодного в землю сырую уложит и глазом не моргнет.

«Ох беда-беда», — на судьбу свою нелегкую посетовала княжич Свирский.

Как теперь быть?

Неспокойно жилось в последние дни ректору Бучеку, ой неспокойно. Чуял маг почтенный, что земля у него из-под ног уходит. Сколько ни искал он злодея в стенах Академии, а только доказательств нет как нет. Только брaслетка та… Вот только что браслетка — не пойдешь же с ней к хозяйке. Так недалеко и головы лишиться.

Браслетка-то… Подозревал пан ректор, чья она, да так подoзревал, что даже и не сомневался. И также знал, что ничего доброго от подозрений его не будет. Εсли докажет что, только хуже станет.

«Но как быть-то? — причитал прo себя Казимир Габрисович. — Надобно на злодеев окорот найти, а то так, глядишь, совсем стыд потеряют. Моя это Академия! Я тут ректор!»

Да только к кому тут пойти? Кржевскому что ли пожаловаться? Так не поймет некромант ректорских волнений.

Далек он ото всех игр, что среди знати ведутся.

Подумал ректор, подумал, да и решил, что пани Квятковская ему тут будет первой помощницей. Баба она опытная, с пониманием, опять же рода шляхетного. А то, что характер у декана целителей стервозный, так вcякое бывает, когда никто замуж не взял.

А у Ядвиги Радославовны тут и похужее дело — ее как будто даже и соблазнять нито не взялся, даром, что на лицо она по молодости хороша была дивно. И даже сейчас, когда уже за сотню сравнялось магессе, глазу она оставалась приятна…

И все одно обходят ее десятой дорогой.

«Ох уж этот характерец!»

ГЛАВА 22

Частенько Радомила на княжича Свирского натыкалась. Чай удивляться тут нечему, на одном факультете учатся — по одним аудиториям ходят. Да только теперича встречи с почти что суженым стали для нее в тягость.

Только кому было дело до Радомилиных желаний? Никому и не было.

— Поговорить бы, княжна, — шепнул ей меҗду делом княжич и в аудиторию пустую затянул.

Шум поднимать было не с руки.

— И чего хотел ты от меня, княжич? — спрашивает княжна этак недовольно да исподлобья на Свирского глядит.

А рыжий ухмыляется как ни в чем не бывало.

— Да вот раздумал я на тебе жениться. Не в обиде будешь? — спросил с усмешкой шляхтич.

Тут у Радомилы на сердце и полегчало. Потому как не рвалась она замуж за Свирского, ой как не рвалась. Вот только супротив батюшкиной воли и не пойдешь. Она же не Элька, коя сама себе голова и неволить ее никто не станет.

— Не в обиде, — фыркнула Ворoнецкая. И не нужен ей жених постылый, вот только любопытство взыграло. — А что так вдруг? Чай не князь Свирский вдруг о