Хроника событий местного значения (дни «совка») - Игорь Ильич Шарапов

в использовании, как «американцы».

Дорога постепенно вела нас в горы, временами, выпадал мокрый снег, становилось холоднее. Пришли предупреждения о прячущихся в лесу бандитах. А потом все чаще и громче стали слышны звуки выстрелов из орудий. Мирный вид дорог с прекрасным бетонным покрытием, с указателями о населенных пунктах, не согласовывался с тревожащим громом близких боевых столкновений. Наше движение продолжилось, машины поднялись на перевал, и в долине открылся город.

Это был Ужгород. На высоком месте города светились шпили собора, Нас удивила зелень садов, черепичные крыши домов. На перекрестках улиц стояли наши патрули и девушки-регулировщицы с флажками.

Разрушенных домов не было видно, лишь наклонно вздыбились плиты взорванного немцами моста и на берегу реки видны были штабеля, как потом сказали, немецких авиабомб. Провал моста уже был перекрыт бревенчатым настилом, сооруженным нашими саперами.

Нас разместили в каменном доме с оштукатуренными стенами, в нем была ванна, кафельная плита, действовал водопровод и канализация.

Мама пришла в восторг от этого и первым делом выкупала меня.

Прохожих на улицах было немного, в основном, женщины. Удивили их светлые пальто, довольно открытые туфли, и это — зимой. Правда, на тротуарах, ровно выложенных кубиками из камня, не было снега.

Какое-то время действовал комендантский час. По ночам слышался мерный шаг наших солдат. Они грубыми голосами отрывисто пели:

Артиллеристы, Сталин дал приказ!

Артиллеристы, зовет Отчизна нас!..

Папа сказал — так нужно, случаются обстрелы «недобитками» из леса. Все должны знать, что порядок будет обеспечиваться решительно.

Переход к мирной жизни происходил здесь удивительно быстро. Злых и недовольных лиц не было видно, жители старались услужить новой власти. Маму называли «госпожа», подсказывали, где можно купить продукты и нужные вещи.

Однажды к нам пришли двое солдат с большими чемоданами. После разговора с папой они ушли. Вскоре появился человек в пальто и шляпе. В руке он держал листок бумаги и требовательно что-то говорил папе. Оба вышли на веранду, там по этому листку читали и проверяли вещи в чемоданах. Потом человек, вежливо подняв шляпу, попрощался, легко поднял чемоданы и ушел. Из разговора родителей я услышал, что солдаты набрели на погреб с открытой дверью во дворе пустующего дома. Мама сказала:

— Ребята вещи и рассматривать не стали, сразу рассказали о находке. Кстати, у этого типа в списке третьими были записаны галоши.

Это было сказано для меня. Я отказывался надевать галоши на свои валенки. Такие галоши связками лежали в машине «Военторга» и противно пахли резиной. У них была малиновая подкладка, она меня раздражала. Никто не брал эти галоши.

* * *

Какое-то время я ходил в необычную школу. Может, это была и не школа — чем-то нужно было занять детей в создавшейся ситуации.

Там в первых рядах сидели малыши, дальше — те, кто умел читать, на последних партах — кто совсем не слушал учителя, а занимался своими делами. В углу класса на полочке лежали две розги, толстая и тонкая. Ими учительница била по рукам тех, кто очень шумел.

Меня она не трогала.

Я не понимал, что она объясняла, и рассматривал книгу, изданную еще до войны на чешском языке. В ней увидел рисунок, где человек, по виду — «буржуй», пил из маленькой чашки, а над его головой (так он мечтал) парила большая кружка. На другом рисунке человек рабочего вида пил из большой кружки, а над его головой висела маленькая чашка. Так здесь представляли интересы богатых и бедных. Им было непонятно, что жадный «буржуй» отберет у рабочего кружку и уж точно оставит себе и маленькую чашку.

А потом я заболел скарлатиной. В больнице нас опекали монашки в черной одежде, на головах они носили белые угловатые капоры. В палате я находился с взрослыми, все рассматривали журналы со смешными картинками. Журналы до нас листали многие года разные больные. По утрам приходил врач в военной форме, в белом халате.

Моей встревоженной маме он сказал:

— Сейчас проще, появился пенициллин, он лечит от всего.

Вскоре я поправился, и мама забрала меня домой. Папы дома не было, ремонтную базу направили в сторону озера Балатон, там шли последние бои с фашистами в Венгрии.

* * *

Весна здесь началась рано. В конце марта уже зацвели некоторые деревья. К дому, где мы жили, примыкал сад. За ним в убогом сарае жил старый человек со злым лицом и мальчик такого же возраста, как я. Его звали Михай. Он научил меня первым словам и фразам на венгерском языке. Познакомился я и с другим мальчиком, Иштваном. Он напомнил мне Витю из Бетелево — такой же выдумщик, но более активный и резкий в действиях. Иштван все время ходил с рогаткой и стрелял по всему, что двигалось. Он повел меня к больнице, где лечились наши солдаты. За забор больницы выливали всякие отходы, туда приходили крысы, и Иштван расстреливал их из рогатки. С ним можно было попасть во всякую, но, уж точно, интересную историю.

Мы обошли все окрестности, и везде Иштвану было что рассказать. Что из бомб, которые оставили у реки немцы, можно вывернуть запал для того, чтобы глушить рыбу. Что летом можно пролезть под сетку ограды бассейна возле замка и бесплатно купаться, сколько захочешь. Что на площади у моста продают жареную кукурузу и сахарную вату.

— Но нужны деньги, — задумчиво сказал Иштван.

Мама могла дать деньги, но пришлось бы ответить на так много ее вопросов, что пропадал бы интерес к любому лакомству.

Я знал, что в столе у папы есть кошелек, в нем были разные монеты. Там были рубли с надписью на ободке «Банк РСФСР. 1924», монеты с видом замка, медаль с профилем старика и надписью Gindenburg. Рубли остались от родителей папы, остальное как-то образовалось. Я взял из кошелька венгерские монеты с дырками, и мы с Иштваном съели по сахарной вате. Мой авторитет у него явно возрос.

Из соседнего дома к нам стала приходить женщина, звали ее Регина. Она помогала маме и учила ее откармливать гуся. На это страшно было смотреть. Гусю силой запихивали в глотку кукурузу. Он уже не мог глотать, мотал головой, чтобы не задохнуться, но Регина била по клюву, чтобы продолжал есть.

Я возненавидел ее. На мои просьбы не мучить птицу, мама ответила, что здесь это делают издавна, а гусиный жир, смалец, очень полезен. У нас потом стояло банок пять этого смальца.

Мама за последнее время сильно располнела, сказала, что