Мальчик с двумя именами - Антон Инголич

— Кого? — спросил Ловренц, хотя знал, кого ждёт Ана с самого освобождения.

— Помню, как Симон в последний раз пахал это поле, — заговорила Ана, немного помолчав. — Чуть свет заслышали мы во дворе его голос. Сразу выбежали из дому. Посреди двора стоял Симон в пилотке и с автоматом через плечо. «Пришёл пахать, знаю, как трудно сейчас найти пахаря! — сказал он. — Давайте зерно, да поживее!» Он положил автомат, снял рубаху и пилотку и пошёл запрягать лошадей. Мы с бабушкой собирали гречиху, а Янко, уж такой он был счастливый, что отец после долгой отлучки снова дома, в его пилотке бегал по двору и распевал: «Ну и радость, трам-там-там, партизан ведь пашет нам!» Ночью Симон ушел. «Вернусь, когда разобьём фашистов. Самое позднее — весной!» — Ана взглянула наверх, на горы, и тихо, словно для себя, добавила: — Так он сказал, да только через месяц…

— Проклятый Брглез! — воскликнул Ловренц. — Это он выдал нас немцам. Симон послал его в долину на разведку, а он привёл фашистов. Три дня отбивались. Я сам застрелил предателя и нескольких эсэсовцев. Остальные еле ноги унесли. В Стеничи рванули.

— И увели с собой Симона и других, — с горечью сказала Ана.

— Ранен он был в колено, не то б его не взяли.

— Через три дня расстреляли их внизу, в Стеничах, звери! — гневно крикнула бабушка.

— А на следующий день заявились сюда, на Слеме, и…

Не в силах больше сдерживать подступающие к горлу слезы, Ана поспешно встала и пошла к лошадям.

— Мало кого война не тронула, но вам досталось как никому, — нарушил молчание Ловренц. — Симона убили, дом сожгли, Ану бросили в лагерь, а куда дели Янко, никто не знает. — Он глянул на Ану, которая, поглаживая по шее гнедую лошадь, приглушённо всхлипывала. — Если б вернулся Янко, ей было б легче.

— Как он вернётся? — безнадёжно вздохнула бабушка. — Никогда нам не узнать, где он и как живёт. Не увидим мы его больше.

— Вернётся, — возразил Ловренц. — Люди всё ещё возвращаются. Кого угнали в Германию. И те даже, кого уже давно похоронили. И Янко вернётся. — Он встал и громко, чтоб слышала Ана, повторил: — Помяните мое слово, вернётся. — И немного помолчав, спросил: — Ну как, за работу?

Бабушка кивнула и, забыв про свои семьдесят лет, тотчас вскочила.

— Слезами горю не поможешь. Земля требует своего.

Ловренц подошёл к Ане:

— Ана!

Она утёрла слёзы и повернулась к нему.

— Послушай, Ана, выходи за меня. Юрай женился, они с Францкой хотят сами хозяйствовать. Правда, капиталов у меня нет, но есть руки и… — он немного помедлил и добавил: — и сердце, полное любви.

Ана благодарно посмотрела на него:

— Да, да, ты нам так помог! Без тебя я бы не построилась так скоро, без тебя нам бы вообще не управиться с хозяйством. Только… — Она взглянула на дом и быстро проговорила: — Чует мое сердце, что Янко найдут. Не знаю, как вы с ним поладите.

— Не беспокойся, Ана! Я заменю ему отца.

— Подождём, Ловренц, пока вернётся!

— Надеюсь, мне не придётся долго ждать.

— Сразу после войны я ждала его каждый день, каждую минуту, — задумчиво сказала Ана. — Но он не приезжал, и я потеряла всякую надежду. А весной меня вдруг вызвали в Любляну, — голос ее зазвучал живее. — Записали всё слово в слово и обещали искать его, пока не найдут. И я снова стала ждать. Они обратились в Международную организацию беженцев.

Ловренц улыбался, стараясь поддержать в ней дух.

— Пять годков ему сравнялось, когда его увели, — продолжала Ана. — Теперь ему одиннадцать. Большой и сильный, весь в Симона. И умом и живостью в него пошёл. Будь он дома, погонял бы сейчас лошадей.

— Осенью он их поведёт! — уверенно сказал Ловренц.

— Думаешь?

— Просто уверен! — подтвердил Ловренц, схватил поводья и крикнул лошадям: — Ну, за дело!

Первое сообщение

В воскресенье утром Ана, по своему обыкновению, пошла в местечко. Как уже повелось в последние месяцы, она сразу направилась в канцелярию Народного комитета. Горожане приветливо здоровались с ней, справлялись о здоровье, о видах на урожай и про всё прочее. Только про Янко, чтоб не бередить её рану, не спрашивали. Добрые люди жалели её в душе, а иной раз вздыхали промеж себя: «Бедная Ана! Жена без мужа, мать без сына!»

С тяжёлым сердцем подходила она к новому трёхэтажному зданию посреди местечка. Всю дорогу она думала лишь об одном: пришёл ли ответ. Нашли ли его! И представляла себе такую сцену: Иван Брдник, секретарь, при её появлении внезапно озаряется, достает из письменного стола запечатанный конверт и, вручая его ей, говорит с улыбкой: «Ана, это тебе».

И каково было её удивление, когда пожилой седовласый секретарь при виде её действительно полез в ящик и с улыбкой подал ей большой белый конверт.

— Пришло с сегодняшней почтой. Из Любляны, из Красного креста.

Как вкопанная остановилась она возле письменного стола.

Во сне это или наяву?

— Возьми и распечатай!

Нет, значит, не сон!

Ана протянула руку, взяла конверт, дрожащими руками разорвала его и вынула белый лист. Уже при первом слове она вся просветлела. Даже худощавое лицо Брдника засветилось радостью.

— Нашли его?

Ана протянула лист секретарю и, прижав руку к груди, чтоб унять расходившееся сердце, прошептала:

— Прочтите!

Брдник развернул лист и медленно, подчеркивая каждое слово, стал читать:

Уважаемый товарищ!

Международная организация беженцев несколько дней назад прислала нам из Германии следующее сообщение:

Янко Слапник, увезённый из Югославии, из словенского края Стеничи, по-немецки Тенчах, летом тысяча девятьсот сорок четвёртого года, под именем Курта Грота воспитывается в семье Фрица и Фриды Грот, проживающих в Хаймдорфе, близ Ганновера. Как нам удалось установить, мальчик здоров и окружён заботой и попечением приёмных родителей. Мы уже подали прошение о возвращении мальчика его родной матери.

Надеемся, что в самое ближайшее время сможем известить вас о приезде Вашего сына на родину.

СМЕРТЬ ФАШИЗМУ — СВОБОДА НАРОДУ!

— Так, так! — сказал Брдник. — Наконец дождалась!

— Да, дождалась! — воскликнула Ана и ещё раз быстро пробежала глазами письмо. Затем положила его обратно в конверт и торопливо вышла из канцелярии.

Перед общиной ей было преградили дорогу мужчины, которые собирались здесь, чтоб потолковать о том, что происходит у себя дома и на белом свете.

— Ана, как дела?

— Нашли его, нашли!

— Кого? — полюбопытствовал старик, державший на уме не одного Янко.

— Янко, моего Янко! — крикнула Ана.

— Где? Как! — оживились мужчины.

Но Ана была уже далеко, она спешила домой. Из канцелярии вышел Брдник. Он-то и объяснил им, что и как.

Выйдя из местечка, она сразу увидела свой дом на ближнем отроге. Озарённый ласковым утренним солнцем, он белел в саду, под которым простиралось большое поле. Верхняя половина его была вспахана; над садом вплоть до тёмного елового леса тянулось пастбище. Всё это принадлежало ей. Надел невелик, но хорош. А дальше уходила в голубое безоблачное небо заросшая лесом гора.

Сейчас на Слемене тишина и покой. Но пройдёт неделя-другая, думала Ана, замирая от счастья, и оно оживёт, наполнится весёлым шумом и криком, день-деньской будет Янко петь и кричать, и радостный голос его зазвенит по всей округе, будет слышен внизу, в местечке, и высоко в горах. Не будет больше грустных вечеров, когда она часами стояла на пороге, глядя в долину, в сторону Стеничей. Теперь она будет сидеть на завалинке и слушать Янко. Он станет рассказывать, как жилось ему на чужой стороне, у чужих людей, как всей душой рвался домой, но не знал, куда идти, как звал свою мать, но она не слышала его. А она ему поведает, какие муки приняла в лагере, как упорно увёртывалась от смерти, на которую её там обрекли, и как ей было тяжело, когда, вернувшись сюда, в полуразрушенном доме она нашла одну только бабушку. И бабушке есть о чём порассказать. Она расскажет, как через несколько дней после самого страшного несчастья, когда-либо случавшегося на Слемене, вернулась на пепелище и начала поднимать хозяйство, что называется, голыми руками — без скота, без инструмента, без горсти зерна. И как через добрых людей передала Ане, чтоб она не зачахла с горя и тоски, что Янко вернулся, сообщала ей даже, как он вырос и шлёт ей большой привет.

Из сада Юрая выскочил на дорогу Ловренц.

— Напугал тебя? — засмеялся он.

— На́ вот, Ловренц, читай! — воскликнула Ана и протянула ему письмо, которое всё ещё держала в руке.

По счастливым глазам её Ловренц понял, о чём там написано.

— Значит, всё-таки нашли!

— Да!

— Я же говорил тебе! — Он быстро прочёл сообщение и уверенно заявил: — До конца месяца будет дома!