Мальчик с двумя именами - Антон Инголич

После ужина Гроты повезли тётю в Ганновер. Дети остались одни.

— Гип-гип ура! — воскликнула Хильда, когда машина отъехала от дома. — Ну, ребята, теперь-то мы поиграем!

Хильда была прирождённой затейницей. Она знала столько игр, и серьёзных и весёлых, какие Курту и во сне не снились. Однако часа через два, набегавшись и нарезвившись вволю, усталые и запыхавшиеся, все трое смирно сидели на диване в гостиной. Курт и Макс уже совсем не могли двигаться, а Хильда, хотя тоже была без ног, с любопытством оглядывала комнату, стараясь придумать новую забаву. Вдруг взгляд её упал на книжную полку.

— Посмотрим фотографии! — крикнула она с жаром и вскочила с дивана.

— Посмотрим! — подхватили Макс с Куртом.

Альбомов была целая охапка.

В верхнем находились снимки последних двух лет. Тут были фотографии, сделанные во время воскресных прогулок в зоопарк, в ганноверский парк и на пляже. Курт с книгой за столом, на окне, на полу; мать за шитьём на кухне, на диване, у торшера; отец в гостиной с газетой в руках за бритьём в ванной; и снова все трое вместе. На последних страницах альбома в центре внимания была машина: покупка, первая поездка, отец за рулём, мать за рулём; машина у гаража, на шоссе, в Ганновере…

— Машина, машина! — кричали изумлённые Хильда и Макс. — Когда только будет у нас?

Удивлению их не было границ, когда Курт сообщил им, что месяц назад отец купил ему фотоаппарат и что он сделал уже несколько снимков. Говоря про снимки, он вдруг вспомнил всё, что его мучило в последние дни.

— Хильда, послушай, я видел там пахаря, — начал он.

Но Хильда не дала ему договорить:

— А ну его Гарц с его пахарем! Посмотрим лучше фотографии!

Она жадно перелистывала страницы второго альбома, задавая Курту тысячи вопросов. Курт отвечал, но в то же время всё нетерпеливее ждал случая рассказать ей о своих воспоминаниях и поподробнее расспросить о Тенчахе. Макс вскоре растянулся на диване и заснул. Хильда с истинным девичьим любопытством рассматривала снимок за снимком. В третьем альбоме были фотографии из Арнсфельда. Теперь спрашивал Курт. Хильда отвечала. Тогда она была маленькой худенькой девочкой, Курт — крепким мальчишкой с кудряшками на голове, а Макс — ну просто колобком.

— Все были влюблены в твои волосы! — болтала Хильда. — Мы с Максом даже ревновали к тебе свою маму, потому что она то и дело брала тебя на руки и осыпала поцелуями. Смотри, как она тебя обнимает, Макс плачет, а я надулась!

Курт не раз видел все эти снимки, но никогда ещё они не вызывали в нём такого интереса, какой сейчас пробудила Хильда. Внимание его привлекла фотография, на которой мать, ласково улыбаясь ему, держала его обеими руками, а он плакал и норовил вырваться из её рук, словно хотел убежать от неё. Ему вспомнилось многое из того, что он видел на снимках. Но почему он так часто плакал и почему боялся матери? Спросил Хильду, но она только рукой махнула.

Дальше шли снимки без него. До сих пор он этого не замечал. Все остальные были на фотографиях: мать, тётя, Хильда, Макс, кое-где отец и даже дядя Ганс и старший сын тёти Берты Артур. Только его не было.

Взгляд его задержался на фотокарточке, где были сняты мать, тётя Берта, Хильда и Макс. Мать и тётя сидели на скамейке перед домом, Хильда стояла рядом с тётей, а Макса мать держала на коленях, прижимая его к груди, словно он был не тётиным, а её собственным сыном.

— А где я? Почему меня нет на фотографиях? — не без ревности спросил он Хильду.

Хильда молча перевернула страницу.

И снова снимки, на которых только мать, Хильда, Макс и тётя.

— Значит, меня уже нигде нет?

Он вырвал у Хильды альбом. Неужели здесь нет ни одной фотографии, где бы он был таким маленьким, как Макс?

— Пора спать! — сказала Хильда, отбирая у него альбом. — Скоро двенадцать. Наши вот-вот вернутся.

Хильда не выпускала альбом, а Курт задался целью во что бы то ни стало заполучить его. В пылу битвы они носились по комнате, пинались и щипали друг друга. Наконец Курт изловчился и укусил Хильду в руку. Она разжала пальцы.

— Альбомы наши! И я могу смотреть их, сколько угодно! — отрывистой скороговоркой говорил Курт. — Я должен увидеть, какой я был маленький…

Хильда злорадно улыбнулась:

— Ну и смотри, всё равно не найдёшь себя!

— Почему?

— Давай ищи! — с вызовом крикнула она.

Курт лихорадочно перелистывал страницы альбома. Здесь тоже были все: отец в штатском, с матерью или один, тётя Берта с Хильдой возле коляски, Макс, ползающий по полу, дядя Ганс на мотоцикле, Артур с книгами под мышкой. Но себя он так и не нашёл.

Дрожащими руками положил он альбом и посмотрел на Хильду:

— Почему меня больше нигде нет? Разве меня не было в Арнсфельде?

Изумление Курта, видимо, напомнило Хильде о чём-то очень важном. Она неожиданно ласково улыбнулась, взяла его за руку и доброхотливо сказала:

— Ты был в Арнсфельде, всё время был, с самого рождения.

— Не лги! — возразил Курт. — Я родился в Тенчахе, в Нижней Штирии.

— Значит, ты всё знаешь? — удивилась Хильда.

— Знаю!

— Знаешь и то, когда ты приехал в Арнсфельд?

— Этого не знаю.

— Будешь помалкивать, если я тебе скажу? — миролюбиво спросила она после недолгого колебания.

— Конечно, буду, — ответил Курт и выжидательно посмотрел на двоюродную сестру.

— В один прекрасный день мы с Максом пришли к вам, — задушевным голосом начала Хильда, — и увидели на кухне тебя. Дядя с тётей давали тебе апельсины и шоколад, а ты ничего не хотел брать, громко плакал, топал ногами и всё рвался оттуда. «Кто это?» — спросила я. «Это Курт, наш Курт, — ответил дядя, а потом сказал: — Вот вам игрушки и ступайте во двор!» Ох, каких только игрушек не было вокруг тебя! Мы их собрали, взяли тебя за руку и увели во двор. Прошло много-много дней, пока ты успокоился и начал говорить, но мы тебя не понимали.

— Почему вы меня не понимали? — тихо спросил Курт.

— Ты говорил не по-немецки!

— Разве я говорил не по-немецки?

— Тётя сказала, что ты говоришь по-польски, а мама утверждала, что это какой-то другой славянский язык. Сначала мы только смеялись над тобой, потому что ничего не понимали. Даже твоя мама смеялась. Ты тоже смеялся, а потом пускался в рёв. Мы усердно учили тебя немецкому языку. Я была твоей лучшей учительницей. Неужели ты всё забыл?

Да, Курт начисто забыл всё то, о чём поведала Хильда. В глазах у него стоял страх, сердце сжимала непонятная тоска.

— Скоро ты привык и к немецкому языку, и к нам — к своей маме, к моей, ко мне и к Максу.

— Значит, раньше я жил в Тенчахе! — воскликнул Курт. — И того пахаря я видел в Тенчахе!

— Какого пахаря?

Курт рассказал ей о своих воспоминаниях.

Хильда слушала его со вниманием, а на язык рвалась тайна его появления в Арнсфельде, которую она открыла вскоре после этого события, подслушав разговор матери с тёткой. Когда по соседям пошли разные толки да пересуды, мать строго-настрого приказала ей помалкивать. И потом много раз напоминала ей об этом. И не далее, как сегодня утром, когда они садились в поезд, сказала: «Держи язык за зубами!» — «Ладно», — пообещала она.

Что же она наделала!

— Курт, дай мне слово, — попросила Хильда, беря его за руку, — что никому не скажешь про наш разговор. И уж ни в коем случае отцу с матерью!

— А почему нельзя им говорить? — допытывался Курт.

— Нельзя, и всё тут! Дай мне слово!

Курт вырвался из её рук.

— Дам, — крикнул он в запальчивости, — если ты объяснишь мне, почему отец привёз меня в Арнсфельд, когда я был уже большой. Почему мама так долго не брала меня из Тенчаха?

— Этого я не знаю, и вообще ничего больше не знаю! — отнекивалась Хильда.

— Хильда, скажи мне всё! — молил Курт, чувствуя, что она знает гораздо больше.

— Курт, лучше прекратим этот разговор, лучше…

Положение спасла въехавшая во двор машина.

— Приехали! — крикнула Хильда с облегчением и страхом. — Скорее спать! Погаси свет! Ложись на диван и притворись, будто спишь. Ни слова больше!

Курт лёг и закрыл глаза. Хильда вытянулась рядом с Максом и в мгновение ока «заснула». И всё же обман не удался. Обе матери сразу разоблачили притворяшек и хорошенько отчитали их под хихиканье подвыпившего Грота.

Вскоре все легли.

Курт, которому мать постелила на оттоманке в спальне, — вообще он спал на диване в гостиной, — несмотря на поздний час, лежал без сна. К тому, что мучило его в последние дни, прибавилось столько нового, ещё более загадочного! Вопросы, на которые он не мог найти ответ, и мысли, каких у него раньше не было, не давали ему покоя до самого утра.

Открытие

Два дня искал он второй ключ от отцовского шкафа, чтоб добраться до атласа и поискать в нём место своего рождения. Наконец старания его увенчались успехом. С ключом в руке стоял он перед шкафом, который отец всегда держал на запоре.