Наследники Мишки Квакина. Том I - Влад Костромин

Весь вечер его вопли и ее угрожающие выкрики и слышались по всему дому.

– Пиши ровно, мерзкий выродок!

– Я стараюсь, – заливаясь слезами, отвечал Пашка.

– Плохо стараешься! У всех дети как дети, а ты дурак дураком. Надо тебя и, правда, в школу для дефективных отдать!

– Мама, не надо! Не отдавай меня в спецшколу!

– Пиши букву о, баран безрогий! Ровнее пиши! Господи, за что мне такое наказание? Пойдешь в школу дурачков, падла! Это, по-твоему, буква «о»?

– Да.

– Это ежик какой-то, а не «о»! Пока сто букв нормально не напишешь, из-за стола не встанешь! – сама она упала на кровать и заливалась слезами от жалости к сыну. Сын вторил ей.

– Что ты разнюнился как баба? – упруго вскочила мать с кровати. – Чего сковурился? Ишь ты, грибы он надул, что хоть на сковородку. Я тебя сейчас выпрямлю! Ровно пиши, падла! Исковеркаю!

– Валь, можно как-нибудь потише? Я из-за вас телевизор не слышу, – вступил лежащий на моем старом диване отец. – Сейчас «Поле чудес» начнется…

– Иди и помоги лучше сына воспитывать, – отозвалась мать. – Никакой пользы от тебя нет.

– Можно подумать, от тебя польза есть, – не остался тот в долгу.

– Весь в батю ты дебил уродился! – донеслось из комнаты. – Такой же пень, как и батя твой. Только он пень, а ты пенек. Пиши ровно! Ровно пиши! Убью!!!

– А-а-а-а!

– Заткнись и пиши! Неужели так трудно ровно написать букву? В спецшколу хочешь, да?

– Нет!

– В интернат?

– Нет!

– Влад, сделай мне телевизор погромче, – призвал меня папаня. Самому ему было лень с дивана для этого встать. Проще было меня из-за стенки позвать. – Валь, ну можно же как-то потише? Дверь закрой в спальню, в конце концов.

– Достал ты уже, коростовик плешивый! – дверь с громким хлопком закрылась так, что вздрогнул весь дом.

– Сама кекельба рваная! – огрызнулся папаша, но вполголоса.

Букву «О» писать Пашка, безусловно, научился. После этого и с другими буквами никаких проблем не возникало. Руки, правда, пришлось слегка лечить после такой экстремальной педагогики. Зато он сразу стал «круглым» отличником. Даже, когда однажды забыл сделать уроки, то проплакал все воскресное утро.

– Если бы все дети так знали, то мне бы было нечего делать, – сказала матери молоденькая учительница Ирина Сергеевна. – Не то, что старший ваш сын.

– Он у нас старательный, – заискивающе улыбнулась мать. – Главное, чтобы в спецшколу ребенка не отправили.

– Что вы, Валентина Егоровна, какая спецшкола, будет учиться с обычными детьми, – успокоила учительница. – Еще и лучше их будет.

Даже когда уже не было матери, и Пашка перевелся из начальной школы Горасимовки в среднюю школу в Алешне, то и там отличником остался. Одно время там была такая практика – отличникам в конце каждой недели на школьной линейке вручали конверты с некой суммой денег. Так вот он тогда постоянно получал конверты. Правда, рачительная мачеха эти средства реквизировала у него, якобы, для пополнения семейного бюджета. Понятное дело, что средства эти сразу же терялись в туманной дали.

Свинья она и в Африке свинья

Вчера сидел я за обедом у любимой тёщи и вспомнил, как катался на свинье, разумеется, что в детстве. Жил у нас в деревне забавный персонаж – Красотьевич. Был он, по нынешним понятиям, заметно накренившимся в сторону от «традиционных ценностей» ©, фриган тот самый. Хотя какой он, к Бениной маме, фриган, если у него хата сгорела? Погорелец он был, прежде всего, и лишь потом фриган, прости, Господи. Кстати, тут немного надо поведать о пожарах.

Одно время дома в деревне горели чуть ли не каждую ночь. Бывало, что загорались и днем. Пожарники пока приедут из Добровки за двадцать четыре километра, пока заправятся водой на озере – тушить уже практически нечего. Поэтому мы тушили сами, не дожидаясь пожарных. Помню, когда нашел как-то в тайнике дневник младшего брата – Пашки11, то там как об обыденном явлении он пишет: «Днем ходили из школы смотреть на пожар». Они просто первые три класса учились в нашей деревне, так как была начальная школа там – три класса одновременно обучались под руководством одной учительницы12. Потом начальную школу у нас в деревне закрыли, и им пришлось вместе с нами ездить в школу в деревне Алешня.

Пожары были частым явлением, как вы уже должны были уяснить. Горели, по преимуществу дома на новых улицах. Что характерно, в старой части деревни, еще довоенной, таких пожаров не было, а вот новые эти щитовые домики, обложенные кирпичом, горели как спички. Очень интересно было наблюдать, как взрываются углы домов – с красивым разлетом кирпичей во все стороны. Шифер тоже с немалым количеством осколков трескался от жара. Интересно взрывались газовые баллоны. Баллон сначала взлетает, а потом взрывается. Пока помогаешь взрослым тушить пожар, много интересного можно увидеть. И так продолжалось до тех пор, пока в вымирающей соседней деревне Бочаг, бывшей нашим сателлитом13, при очередном пожаре не сгорел мужик. Помнится, когда мы достали полусгоревшее тело, то многих из присутствовавших тошнило. Некоторые потом несколько недель не могли мяса есть – тошнило от запаха жареного их. Бывает. Но после этого случая пожары прекратились.

Возвращаясь к нашему персонажу, Красотьевичу. Обычный бомж старорусского разлива. Хотя и ходил в красной шелковой рубахе, украденной (внимание!) у цыган! Если судить по рубахе, то вообще хипстер какой-то, прости, Господи! К тому же, в отличие от банальных обитателей городского дна, обладал Красотьевич немалой, даже по нынешним временам, даже для людей относительно благополучных, ценностью – свиньей Манькой. Здоровая была животина: метра два длиной и высотой больше метра в холке. Много лет проживала она с ним в построенной в кустарнике хижине (от дома, предложенного ему после пожара, он почему-то отказался). Возможно, даже заменяла жену ему…

Совершенно свободно разгуливала Манька по деревне, пугая незнакомых людей и изредка валя заборы, об которые чесалась. Было нам, с двоюродной сестрой Лариской, тогда лет по двенадцать. Или по тринадцать – точно не помню14. Жили мы, в тот момент, в огромном фруктовом саду. Как-то раз забралась Манька в наш сад. Сад, конечно, только номинально считался нашим, ибо был не огорожен, но через несколько лет, когда я стал окультуривать его, обрезая сухие ветки, прививая, подкармливая и беля деревья, то брать яблоки в саду можно было лишь с моего разрешения. На высказывания недовольства (редкие, правда) предлагал любому желающему выбрать себе деревья и ухаживать за ними. Желающих, как правило, не было. А то натрясут яблок, крупные выберут, и бросают остальные. Ветки при этом ломают, сволочи жадные. А деревенские коровы, идя вечером с поля, ломятся в сад на эти яблоки. Как жрать яблоки так все мастера, а ухаживать за деревьями нет желающих. Свиньи, право слово. А как только кто-то начал ухаживать, так сразу завистливые визги: «Мол, сад себе отжали». А кто тебе не дает, а? Но у русских так не принято.

Зато у меня порядок был в саду! И даже те, кто раньше из райцентра приезжали за яблоками стали теперь вести себя культурно, привозили небольшую мзду. То коньяк подгонят, то шоколад, то еще чего. И все были довольны. Вернемся наконец-то к свинье. Забрела она, значится, в наш сад, а из сада в наше обширное подворье. В то время двор со стороны сада был огорожен лишь забором из трех поперечных жердей, в отличие от лицевого фасада, где уже в то время вместо стандартного штакетника вырос нормальный двухметровый забор из доски пятидесятки. А с флангов пока оставался стандартный штакетниковый забор. Помнится, попал баран чужой на огород к нам. Только Пашка, будучи большим любителем животных, стал его гонять по огороду, как тот разгоняется и как вдарит рогами в штакет! Проломил и выбрался с огорода. Но огород порядком успели потоптать, паразиты, что рогатый, что безрогий!

Н-да… Хотели вернуться к свинье, а вернулись к баранам. Впрочем, в России и не такое бывает. Вернемся всё-таки к свинье. В нарушение границы частного владения проникла она к нам во двор и начала нагло чесаться. Даже, я бы сказал, вызывающе чесаться, довольно мерзко похрюкивая при этом; как и все свиньи, вела себя по-свински. Свиньям двуногим это тоже свойственно – быстро борзеть в отсутствие хозяина.

Подобного надругательства над нравственными устоями мы вынести не могли.

– А что просто прогнать? Давайте прокатимся на ней! – сестра, дитя лукавого города, предложила вместо банального акта эскалации насилия объединить приятное с полезным. – Это она надолго запомнит!

Провели голосование.

– Да загнать ее в сарай и как следует колом постучать по хребту! – Пашка предлагал все-таки просто избить свинью. Ему, при общей внешней хлипкости натуры и запуганности воспитанием, вообще было свойственно излишнее насилие.