Мое открытие Москвы: Новеллы - Евгений Иванович Осетров

небытие маленькая крепость-частокол Юрия Долгорукого, и ее место занимает дубовый детинец-треугольник Ивана Калиты, где еще преобладает дерево, но уже начинает излучать сияние и белый московский камень, изобильно пошедший в дело.

Воздадим хвалу дубовой крепости Ивана Калиты. Она - богатая надеждами юность, почти отрочество, но богатырская сила уже гуляет по жилочкам…

Дубовый Кремль строили два года, и был он, наверное, необыкновенно живописен. Полтыщи лет спустя, в наши дни, археологи время от времени извлекают из земных недр дубняк Ивана Калиты. Бревна нередко обугленны - устоять против огня они все-таки не могли. Первую каменную церковку долго помнила старая Москва, тяжко страдавшая от пожаров, - редкое десятилетие обходилось без огненного вала, прокатывавшегося по холмам. Конечно, по дереву плакать не приходилось - кругом в сказочном изобилии стояли вековые дубравы, и сгоревший град, как легендарная птица с красными и золотыми перьями, вновь возникал из пепла молодым и обновленным… Но поколение за поколением москвитяне мечтали о камне, который бы защитил и от набегов кочевников, и от пожаров, и от местнических распрей, что не кончались. Помнила Москва и Ивана Калиту, чье имя навсегда вошло в летописи града на семи холмах. С него-то и начались московские Иваны. Калита - прозвище, означавшее «денежная сума». Когда при раскопках обнаружили кошель, точнее его останки, не только археологи, но все присутствовавшие разом вскричали: «Калита»… А кто-то добавил: «Иван Калита».

ПОСТРОЙКА ПЕРВЫХ СТЕН КРЕМЛЯ ЮРИЕМ ДОЛГОРУКИМ В 1156 ГОДУ. Акварель An. Васнецова.

СТРОИТЕЛЬСТВО КРЕПОСТНЫХ ДЕРЕВЯННЫХ СТЕН МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ. Акварель An. Васнецова.

Так в наши дни вновь прозвучало прозвище Ивана Даниловича, распространившего влияние Москвы на Новгородские и Тверские земли, Ростов, Углич, Белоозеро… Без конца ездил он в Орду, истощал на подарки казну, но деньги тратились сметливым, прижимистым и упорным князем недаром. Когда по его приказанию были сняты колокола с главного тверского храма и отправлены в Москву, это должно было означать, что Москва берет верх над Тверью, своей давней соперницей. Настойчиво требовал у новгородцев серебро, полагаясь больше на силу денег, чем на меч. Медленно, но верно прибирал к рукам земли, терпеливо выжидая благоприятных обстоятельств и обогащая род и Москву. Собственно, с Ивана Калиты и началось возвышение Москвы - сам митрополит Петр переселился в нее с берегов Клязьмы. Летописец горделиво отметил: «И бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на 40 лет и пересташа татарове воевати Русскую землю».

Московские мечты о крепости и силе сбылись в дни Дмитрия Донского, когда на глазах у горожан вознесся «град камен», какого не знала лесная московская земля.

В 1365 году приключился опустошительный пожар, когда «погорел Посад весь, и Кремль, и Заречье». В народной памяти запечатлелось сухмяное - изрядно просохшее - лето жуткими своими приметами, которым тогдашний человек придавал особое, символическое значение. «Было тогда знамение на небеси, солнце являлось аки кровь, и по нем места черны, и мгла стояла с пол-лета, и зной и жары были великие, леса и болота и земля горяше, реки пересохли, и был страх и ужас на всех людях и скорбь великая», - так из глубины веков доносится до нас истовый голос летописца, пережившего вместе с Москвой геенну огненную. Но недаром Иван Калита приучил Москву к терпению, умению ждать и отстраиваться.

МОСКОВСКИЙ КРЕМЛЬ ПРИ ИВАНЕ КАЛИТЕ. Акварель An. Васнецова

МОСКОВСКИЙ КРЕМЛЬ ПРИ ДМИТРИИ ДОНСКОМ. Акварель An. Васнецова.

В 1366 году к Кремлю от Мячковских каменоломен потянулись телеги с белым камнем, а на следующий год начали строить, созвав мастеров со всех русских земель, каменную крепость. Никогда еще Русь не знала такого строительства. Днем и ночью от села Мячково к Неглинной тянулись сотни, десятки сотен, тысячи подвод с камнем. Как было не вспомнить давнее поэтическое уподобление: «Кричат телеги полуночью, скажи, лебеди распуганные…» Камни везли на расстояние более чем в пятьдесят верст. На кремлевском холме трудилось, как ныне подсчитали, свыше двух тысяч каменщиков - по тогдашним меркам это представлялось, наверное, сказочным. Крепость росла с неописуемой быстротой. Слава пращурам-каменщикам! Не зря они гнули спину от темна до темна. Кремль расширили настолько, что дубовые стены оказались внутри каменного града. При внуке Ивана Калиты, Дмитрии Донском, возник первый в северо-восточных землях каменный детинец - о такой мощи при деде даже и мечтать не смели.

Над Москвой-рекой, подобно белому лебедю, засияли белоснежные стены и башни Кремля, входы в которых сторожили четверо железных притворов. Когда к Москве явился с воинством литовский князь Ольгерд, ему дали - и трижды - от ворот поворот. А ведь Ольгерд был опытнейшим воином - он разбил рыцарей Тевтонского ордена, обратил неподалеку от Буга в бегство татар.

Воспользовавшись удобным предлогом (митрополит Алексей исцелил татарскую ханшу Тайдулу), выселили из Кремля подворье ордынских послов - их соседство было унизительно для крепнувшей день ото дня великокняжеской власти. Москва уверенно шла навстречу дню, когда взошло солнце в верховье Дона. Победа возле реки Непрядвы была величайшим событием. Историк В. Ключевский считал, что русское государство родилось на Куликовом поле. Каменное строительство сделалось в стольном граде постоянным; Москва каменная стала общепризнанным собирателем всех русских земель. Чуткий летописец это отметил: «Князь Великий Дмитрий Иванович заложил град Москву камену и начаша делати беспристани; и всех князей русских привожаше под свою волю, а которые не повино-вахусе воле его, и на тех нача посягати».

В дни Дмитрия Донского Москву составляли многолюдный Кремль, Посад, Загорье и Заречье. Городу - победителю Мамая и его Орды - еще предстояло многое пережить. Навсегда за городом закрепилось название - Москва белокаменная. Белый камень был не просто красив. Дело далеко не только в приятности для глаз. Москва знала и всегда помнила о белокаменных соборах Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, о строениях Владимира, что на берегах Клязьмы. Владимир перенял славу Киева, а Москва возвысилась после того, как белый камень засиял на ее холмах, повествуя о том, что она - достойная наследница и законная преемница тех городов, что исстари верховодили на Руси. Кроме того, тогда все знали, что цвет имеет еще и символическое значение. Белый означал незапятнанную чистоту. Народ воспевал в песнях белую лебедушку. Невеста шла под венец в белом платье («Белое - венчальное, черное - печальное»). О трудном деле, выполненном на славу, говорилось: «Рубаха