При вечернем и утреннем свете - Дмитрий Сухарев (Сахаров)

Старинный студенческий романс

Я спросил ее несмело:«Как зовут тебя, Гизелла?Только имя мне отдай!»На мою мольбу немуюОтвечала напрямую,Отвечала: «Угадай».

Я не мог снести удара,Я гадал, она рыдалаПод уплывшею луной.На заре, когда Гизелла,Взор потупя, вдаль глядела,Мы слились во тьме ночной.

Я опять спросил неловко:«Как зовут тебя, плутовка?Подари мне эту весть!»Отвечала мне не сразу,Отвечала: «Бойся сглазу,Береги девичью честь».

Я не мог снести удара,Я берег, она рыдалаИ кусалась, как зверек.Потерял я все обличье,Но наградой честь девичья,Я сберег ее, сберег.

1983

Проблема молока

Едва газон зазеленел, зазеленел газон,Как я пришел в прокатный пункт, явился в пункт прокатаИ попросил в прокат козу на отпускной сезон,Прикинул я, что взять козу позволит мне зарплата.

В прокатном цехе мой запрос веселый вызвал смех:«Ку-ку, товарищ козодой,— сказали мне резонно,—Чего-чего, а дойных коз мы запасли на всех,Зачем же брать козу весной, задолго до сезона?»

И тут во мне мой здравый смысл, козел его бодай,Возобладал, и я сказал: «Коль так, то все в порядке.Придет сезон, возьму козу — и сразу на Валдай,Где у меня владений нет, но есть четыре грядки».

Мои внучата в честь козы бычками замычат,Иван Марты п ыч в сей же час из улья вынет раму,Профессор Шехтер окуньком попотчует внучат,А я начну козу качать и выполнять программу.

Я напою козу водой, и накормлю травой,И буду плавать в молоке со всей своей ордою,И мне казенная коза окупится с лихвой,Четыре литра — не предел козиному надою.

Не спи, задолжница, не спи, не блей и не болтай,Копи белковые тела, копи, коза, липиды,И наши нам , коза, отдай, козел тебя бодай,А то, что нет у нас козла, так то, коза, терпи ты.

Терпи, коза, а то мамой будешь.

1985

3. Давайте умирать по одному

Ужин

Строжайшая женщина в миреНад ужином тихо колдует,Пред нею картошка в мундире,И соли немножко,И лук.

Ее непоседливый другНа клубень с усердием дует.Пред ним кожура на газете,И хлеб на газете,И соль.И располагает к беседеНакрытый клеенкою стол.

А день за окном истлевает,Он сумрачен и сыроват,А лампа на них изливаетСвои шестьдесят, что ли, ватт,А руки им греет картофель,И дело идет к темноте.А чайник стоит на плите.

И чайника белая крышкаТанцует цыганочку, что ли,Приплясывает — от излишкаВеселья, а может, и боли,И пляс этот, пляс поневоле,И окна холодные эти,И этих картофелин духТак располагают к беседе —И необязательно вслух.

1967

Ночь

Мы засыпаем в переулке,В котором нет войны.Приходит ночь в благословенный город,Приходят сны.

Приходит ночь в битком набитый город,Приходит тишина.Вот где-то вскрикнул женский голос,Но это не война.

Троллейбусы черны, смиренны,Нет никого.Спит город, спят его сирены,Спят женщины его.

Не мечутся простоволосоВ оставшиеся сорок семь секунд.Спит переулок. Осень.Часы текут.

Часы текут, текут, стекают,Уходят прочь.И — тикают.И не стихаютВсю ночь, всю ночь.

1969

Дождик

А дождь был попросту смешной -Подпрыгивал, названивал —Не проливной и не сплошной,А так, одно название.

Он не хлестал, как сатана,Не ухал черной лавою —Он был похож на пацанаС картонной саблей бравою.

И человека не нашлось,Чтоб зонтиком позорился.И мне домой никак не шлось,Хоть дома не поссорился.

Я на бульваре поболталС детишками-копушками,Потом стихи побормоталНа скверике у Пушкина.

А дождик прыгал нагишом,Старательно и ревностно,И я тянул, и я не шел,И был хороший редкостно.

1957

Давайте умирать по одному

Давайте умирать по одному —От хворостей своих, от червоточин,От старости,— не знаю уж там точно,Какая смерть положена кому.

Так деды уходили в мир иной,Окружены роднёю и почетом.Зачем нам, люди, это делать чохом?Я не хочу, чтоб сын ушел со мной.

А злобных и безумных — их в тюрьму,Замки потяжелей, построже стражу!Не нужно, люди, умирать всем сразу,Давайте умирать по одному.

Да не свершится торжество огня!Мы смертны, люди, или истребимы?Пускай траву переживут рябины.Пускай мой сын переживет меня.

1960

Деревенское утро

В седьмом часу утра,Когда трава сыра,Взамен других зарядокБеру я два ведра —Такой у нас порядок.

Росы и солнца брат,Иду под мерный брякВ овраг, где своды вётел,Где наполненья вёдерСвершается обряд.

Пока вода гремитИ в ведрах пляшет пена,Использую отменноЯ времени лимит.Привык я здесь любовно,Как древний лист альбома,Читать не на летуС ракушками карбонаОсклизлую плиту.

Да, будут городаИ мир иных привычек,Но пусть хоть иногдаНисходит к нам первичность,—Чтоб встать за солнцем вслед,Бренчать путем зеленымИ видеть белый светТаким неразделенным,Без всяких там ракетИ прочего добра,А просто — два ведраВ седьмом часу утра.

1962

Туточка

Речка Туточка в Тутку впадает,Речка Тутка — в реку Кострому,Кострома себя Волге подарит,Ну а Волга одна на страну.Крутит роторы,Сыплет искрами,Чтобы весел я был и сыт.А на бакенеВозле СызраниКапля Туточкина висит.

Капли падают и совпадают,Люди падают, снова встают,Ветры дуют, столетия тают,И отважные птицы поют.

Я хожу Москвой — брюки-дудочки.Работенка, стихи, семья…Спросит век меня:— Где ты?— Туточки!Тут, в автобусе,— вот он я!

1962

Когда человек больной

Когда человек здоровый,Ему на все наплевать.Когда человек здоровый,Он зря не ляжет в кровать.Зачем ложиться в кровать? —Он человек здоровый.

Когда человек больной —Ох, до чего ему маетно!Когда человек больной,Особенно если маленький,Ох, до чего ему маетно,Когда он лежит больной!

Вот он лежит, родной,Ни слова не говорит,—Где у него болит,Что у него болит.Мается и молчит.Мечется и кричит.

Когда человек здоровый,Ему чего горевать? —Может ходить по дорогам,А может петь-распевать.Только нет от этого прока,Если рядом кому-то плохо:Кто-то мечется,Кто-то мается,Кто-то лежит больной, —Особенно если маленький,Маленький и родной.

1958

Слишком хороший октябрь

Сегодня выпал снег в горах —Сверкучий, без дождя,И я подумал: «Ну и день!» —Из моря выходя.

А день и вправду был хорош,И вправду был богат.И три вершины плыли в синь,Как новенький фрегат.

«Вот это день,— подумал я,—Чудесные дела!»И я тепло благословил(А это — боль была).

1962

Стихи о домашнем музицировании