Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель - Игорь Градов

– Для меня были важны только две женщины в мире – моя дочь и моя мать, – сухо ответил Петерсен.

– Хорошо, Ян, я признаю свою вину, но того, что было, уже не вернешь, глупо жить прошлым. Когда я смогу увидеть Настю?

– Если мы придем к соглашению, то, возможно, сегодня же. Тебе не кажется, что ты должна сначала искупить свою вину пред родиной? Хотя бы частично?

– То есть перейти на службу в НКВД?

– Для начала – просто помочь нам.

– Ян, я – капитан абвера, ты – руководитель подпольной группы, мы находимся по разные стороны. В наших отношениях, как я понимаю, Настя – предмет торга. Если я не соглашусь сотрудничать с вами, то никогда ее и не увижу, правильно?

– Верно, так что выхода, Нина, у тебя нет. Или ты помогаешь нам, или никогда не увидишь дочь…

– Интересно, как ты объяснил ей мое отсутствие?

– Я сказал, что ты умерла.

– Ты жестокий человек, Ян, – с трудом произнесла Нина, сглатывая комок в горле.

– Ты ожидала чего-то другого? Чтобы я, к примеру, сказал, что мама нас бросила и пошла служить фашистам? Ты подумала, как мне и ей жить с этим? А так – умерла и умерла. Ну, так как, мы договоримся?

– Что конкретно ты хочешь?

– Самую малость, дорогая, всего лишь – где и когда немцы взорвут шлюзы канала Москва-Волга. Ты даешь мне информацию, а я разрешаю тебе увидеться с дочерью.

– Это нереально, Ян, – мотнула головой Нина. – Такие сведения являются строго охраняемыми, к ним имеет доступ весьма ограниченный круг лиц. Даже полковник Остерман, боюсь, не в силах мне помочь…

– А ты постарайся, голубушка, очень постарайся, ты же теперь можешь многое, не правда ли?

– Многое, но не все. К тому же где гарантия, что ты выполнишь свое обещание? Раз для дочери я умерла, зачем тебе воскрешать меня?

– А где гарантия, что ты принесешь мне достоверные данные? Я не столь наивен, как ты думаешь. Наверное, ты уже сообщила Остерману о нашем свидании, и он разрешил тебе эту встречу. А после того, как мы тебя отпустим, побежишь к нему с докладом – сообщить, как все прошло. Для тебя это игра, а я рискую своей жизнью и жизнью многих людей, да и Настиной жизнью, кстати, тоже…

– Ты ошибаешься, Ян, для меня это совсем не игра.

– "Предавший однажды, кто поверит тебе?" Так, кажется, сказано в Библии?

– Можешь считать, как угодно…

– Хорошо, я предлагаю следующее. Первое: ты увидишь дочь, сегодня же. Конечно, только издалека, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Считай, что это награда за то, что пришла на встречу. Посмотришь на нее – и все, мы тут же уезжаем. Договорились?

– Да.

– Хорошо, теперь дальше. Ты вернешься к Остерману и доложишь о нашей встрече, можешь рассказать ему все, это не имеет значения. Полковник – человек азартный, наверняка захочет продолжить игру, поэтому даст тебе разрешение на следующую встречу. Это нас тоже устраивает. Свидание произойдет послезавтра, в то же время на Тверском бульваре. Но ты уже будешь должна принести нам кое-что – хотя бы номер шлюза, который планируют взорвать. А в качестве награды мы дадим тебе часовое свидание с Настей. И теперь третье. Ты скажешь Остерману, что я тебя шантажировал дочерью и заставил работать на себя, он к этому готов и ничуть не удивится. Вы с ним вместе разработаете план операции против подполья, и о нем ты сообщишь нам на третьей встрече. После этого сможешь пообщаться с дочерью дольше. Все ясно?

– Разве вы не собираетесь меня перевербовывать на самом деле?

– Мы это уже сделали, Нина, просто ты еще сама не поняла. Ну что, мы пришли к соглашению?

– Да, разреши мне увидеть дочь…

Петерсен стукнул три раза по стенке кабины, машина развернулась и покатилась в обратную сторону.

– Минут через пятнадцать мы будем на месте, – сказал Ян. – Я открою дверь кузова, и ты сможешь увидеть Настю. Но помни: никакого личного контакта, ни слова, ни жеста! Просто сиди и смотри. Хорошо?

– Я же согласилась…

Через пятнадцать минут машина остановилась. Ян крепко взял жену за локоть и подвел к двери. При дневном свете Нина увидела, как он постарел и поседел. "Ему же почти пятьдесят", – вспомнила она.

– Смотри, – сказал Ян, – но помни, о чем мы договорились.

В конце маленького, заснеженного дворика неспешно гуляли старушка и девочка. Нина сразу же узнала Настю и рванулась наружу, но Ян крепко сжал ее руку. "Настенька, доченька…" – шептала Нина, глотая слезы. Девочка, разумеется, ее не слышала…

Нина смотрела и не могла насмотреться на свою Настю. Как она изменилась, как выросла… Она помнила дочь еще маленькой, шестилетней, а теперь ей было двенадцать. Бледное личико с острым подбородком достались девочке от матери, серые глаза – от отца. Прически под меховой шапкой не было видно, но Нине почему-то казалось, что у Насти длинные русые волосы, как у нее самой в детстве.

Как часто в холодном, чужом Берлине Нине снилось, что она купает в ванной свою дочурку, расчесывает ее мягкие пряди. Утром Нина просыпалась в слезах и целый день была особенно молчалива. И вот теперь, через шесть лет, она наконец смогла увидеть свою девочку…

– Закрывай дверь, – велел Ян, и Леонид, стоявший снаружи, захлопнул створки. Нина разрыдалась и упала на пол, у нее началась истерика. "Ты жестокий, бессердечный человек, Ян, – кричала она сквозь слезы, – умоляю, дай мне возможность поговорить с Настей…"

Ян постучал по стенке кабины, автомобиль поехал.

– Ты еще увидишь Настю, обещаю, – тихо сказал он жене, – если, конечно, выполнишь все мои условия.

– Я сделаю все, что ты захочешь, только не лишай меня возможности видеть дочь…

– Вот и отлично, все зависит от тебя.

Через полчаса машина остановилась. Нина уже перестала плакать, лишь изредка всхлипывала и утирала глаза платком. Дверь кузова открылась, и Ян помог супруге спуститься на тротуар. Они стояли в переулке недалеко от Арбатской площади, Нина сразу узнала это место.

– Прощай, – сказал Ян, – до встречи через день.

Машина тронулась, и Нина осталась одна. Она быстро убрала платок в сумку и решительно направилась вверх по бульвару. Ее действительно ждал с докладом полковник Остерман.

Между тем в кузове автомобиля шел такой разговор:

– Как ты думаешь, Ян, твоей жене можно верить?

– Конечно, нет, но дело не в доверии. У нас нет иного пути, чтобы добыть эти данные. Дело в хитрости – кто кого переиграет: мы Остермана или он нас. Вот над этим и нужно думать.

Леонид кивнул. До Самотека, где была конспиративная квартира, доехали без приключений.

3 марта 1942 года

Старая площадь.

– Вы не правы, Вилли, – убеждал полковник Остерман штурмбанфюрера СС Вильгельма Крауха, – никакая идеология не в силах противостоять материнскому инстинкту. Как бы женщина ни была привержена политическим идеалам, неважно, каким – коммунистическим или национал-социалистическим, она немедленно предаст их, как только речь пойдет о ее ребенке. Поэтому я ни на грош не верю нашим коллегам в юбках. Поставьте их в ситуацию выбора, и вы убедитесь в моей правоте.

Карл Остерман был в прекрасном настроении. Первая часть операции "Двуликий Янус" прошла успешно. Нина встретилась с подпольщиками и принесла весьма важную информацию. Теперь им точно известно, что интересует московское сопротивление, а значит, можно поторговаться. И даже визит заклятого друга Вилли не смог испортить радужного настроения полковника.

– А как же ваши собственные сотрудницы, Карл? Нина Рихтер, например? – не сдавался штурмбанфюрер. – Ей тоже нельзя доверять?

– Ей можно. Она не женщина, она – капитан абвера, это совсем иное, – полковник улыбнулся. – Но, как говорят русские, доверяй, но проверяй. Поэтому я постоянно проверяю всех, и ее тоже. Кстати, с чего это вы вдруг упомянули о Нине?

– Просто к слову пришлось. У нее, насколько нам известно, в Москве остались муж и дочь.

– И что из того?

– Только то, что вчера наши сотрудники видели, как она около полудня вылезла из грузового автомобиля "Хлеб" неподалеку от Арбатской площади. Машина показалась нам весьма подозрительной, и наши агенты на всякий случай запомнили номер. А сегодня выяснилось, что фургон с таким номером не занимается развозкой хлеба, следовательно, не должен свободно передвигаться по Москве. Что вы на это скажите?

– То, что у Нины было особое задание, и я пока не могу вдаваться в его подробности. Должны же, в конце концов, быть у нас свои профессиональные тайны!

– Что вы, Карл, я ничуть не покушаюсь на ваши секреты, – усмехнулся Краух. – Я все прекрасно понимаю – у вас своя служба, у нас – своя. Просто я беспокоюсь: не стала ли ваша доверенная сотрудница двойным агентом? Вдруг подпольщики подцепили ее на крючок и перевербовали?

– Не волнуйтесь, Вилли, все находится под контролем. Я благодарен вам за заботу, но, поверьте, волноваться не о чем. Когда придет время я (с разрешения начальства, конечно) все вам расскажу. А пока – извините, ничем помочь не могу.