Тайные войны спецслужб - Игорь Атаманенко

В то самое время, когда Коротков передавал известные ему подробности секретов вербовочной разработки Дежана, КГБ через свою агентуру в окружении де Голля стремился убедить его, что англичане плетут интриги за его спиной, пытаясь вернуть Францию в лоно военной организации НАТО, и что речь идет о заговоре лично против него, потому что англосаксы хотят связать его имя с не стоящим выеденного яйца случаем, представляя его как международный скандал…

В конце концов руководству Комитета госбезопасности СССР это удалось. Франция при де Голле так и не вернулась в Атлантический альянс.

О том, что отношение де Голля к проштрафившемуся дипломату до конца его жизни оставалось лояльным, может свидетельствовать тот факт, что Дежан не подвергся никаким санкциям, просто был отправлен в отставку, став одним из руководителей ассоциации «Франция — СССР», где проявил себя активным сторонником улучшения взаимоотношений между двумя странами. Параллельно, будучи назначенным генеральным директором небольшого завода по производству советских часов «Слава» в г. Безансон на востоке Франции, он выступал за развитие экономического сотрудничества с Советским Союзом.

Умер Морис Дежан в Париже 14 января 1982 года в возрасте 82 лет. В некрологе, опубликованном в газете «Монд», коллега Дежана посол Эрве Альфан отдал последнюю дань уважения его памяти, особо отметив его замечательную политическую прозорливость. Статья заканчивалась словами: «..затем он был в течение восьми лет послом в Москве, где, по выражению генерала де Голля, достойно и с честью представлял интересы Франции…».

Сомнения в правдивости рассказа Короткова заставили англичан продержать его около года в лондонской тюрьме. Для него это был абсолютный психологический нокаут. В конце концов его выпустили, но потребовали сохранения полного молчания.

Поняв, что своими разоблачениями роли КГБ в вопросах формирования международной политики он никого не сумеет заинтересовать и обеспечить к себе благорасположение британских властей, Коротков полностью отдался своей истинной страсти, которую глубоко скрывал от своих наставников из КГБ, — гомосексуализму.

Когда возраст взял свое и Коротков, дряхлый эстетствующий педераст, уже никого не мог соблазнить, он занялся писательской работой.

Из откровений, изложенных в его книге, вышедшей в Англии, явствовало, что он был попросту влюблен в французского военного атташе, а бежал из СССР потому, что не мог находиться там, где нашел свой конец предмет его страсти. В частности, в своем опусе Коротков признался, что с первой минуты знакомства с Либо, едва только встретившись взглядами, они поняли, что созданы друг для друга.

С истерическим надрывом перебежчик живописал, как его всегда тянуло к крупным, физически развитым мужчинам, от которых пахло крепким кофе, табаком, несло перегаром… и неутоленной похотью. И хотя до физической близости с французом Коротков познал не одну женщину, однако истинного наслаждения в обладании ими он никогда не испытывал. С его слов, ему надо было стать жертвой садистски-жестокого изнасилования, побывать в руках этого необузданного зверя Гибо, чтобы понять смысл и определить для себя вектор собственной сексуальной жизни…

В своей книге Коротков исполнил хвалебную оду демократии в Англии, где гомосексуализм из «болезни аристократов» превратился в общепочитаемое явление, доступное мужчинам всех социальных слоев. Подчеркнул, что это явилось для него основным побудительным мотивом, чтобы не вернуться на родину и остаться именно в Англии.

Если противник не сдается, его…

Способ реализации принципа незабвенного капитана Жеглова «вор должен сидеть в тюрьме» напрочь отрицается мягкотелыми кабинетными правоведами, а в среде юридически безграмотных граждан вызывает жаркие дебаты.

А между тем в скрытом противоборстве спецслужб этот, казалось бы, неразрешимый вопрос давно переведен из области теоретических дискуссий в практическую плоскость и решается отнюдь не в духе рыцарских турниров, а в соответствии с установкой одного современного классика шпионажа; «разведка и контрразведка взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом — их высший разум».

«На войне как на войне» — для достижения результата все средства хороши, когда они наносят урон противнику, даже если на первый взгляд выглядят неэстетичными…

Полковник Кудрявцев, ветеран внешней разведки СССР

Где-то через полгода после того как японский разведчик, капитан III ранга Кэндзи Миядзаки прибыл в Союз и уютно устроился «под корягой» — прикрытием — второго секретаря посольства Японии в Москве, КГБ предпринял первую попытку «потрогать его за вымя» — выяснить уровень профессиональной подготовки, настроение, привязанности, сильные и слабые стороны, чтобы определить возможность использовать его в наших интересах. Даешь агента в каждом посольстве стран главного противника!

Начали с того, что подвели к Миядзаки «ласточку», которой была поставлена одна задача: совратить! Ловкий японец сделал вид, что готов обеими ногами забраться в капкан, но в итоге в него угодила сама обольстительница, да так, что потребовались усилия целой службы Комитета, чтобы ее оттуда вытащить. Вслед за «ласточкой» на горизонте объекта появился «голубь сизокрылый» — смазливый мальчонка нетрадиционной сексуальной ориентации. И опять промашка. Впервые обкатанный десятилетиями механизм стал давать сбои. А ведь на женщинах и на «голубых» ломали и неподкупных аристократов — англичан, и бесшабашных французов, а тут все наоборот. То ли культура другая, то ли выучка не та…

Зашли с другой стороны. Однако и на операциях с валютой и антиквариатом подловить Миядзаки не удалось, как ни пытались. На них «горели» и арабы, и турки, и африканцы, а тут вдруг никак..

Использовались все традиционные чекистские наработки, которые бы толкнули любого другого иностранца в объятия советской контрразведки, но к японцу они оказались неприменимы. Он доказал, что у него иной уровень мышления, иная шкала ценностей, да и вообще, иное отношение к пребыванию на государственной службе.

Первое время после всех «наездов» контрразведки Миядзаки затаился, выжидал, а затем сам перешел к активным действиям, продемонстрировав, что прибыл в Союз отнюдь не для того, чтобы стать добычей вербовочных устремлений КГБ. Он — охотник и сам не прочь побродить с ружьишком по московским угодьям в надежде подстрелить дичь — завербовать кого-нибудь. И, надо сказать, японец преуспел. Вскоре среди его платных информаторов были высокопоставленный чиновник Министерства внешней торговли СССР и сотрудник одного сверхсекретного НИИ. И тогда было принято решение разделаться с ним раз и навсегда с помощью компромата.

О том, чтобы добыть порочащие иностранца материалы в тиши какого-нибудь ведомственного алькова под недремлющим оком оперативных видеокамер, и думать не приходилось. После первой неудачной попытки совратить «желтолицего» идея заманить его в постель и заснять в объятиях «белогрудой» славянки выглядела полным абсурдом. Наученный опытом объект демонстрировал абсолютное равнодушие ко всем москвичкам сразу. Более того, он отвергал их заранее, заделавшись рьяным женоненавистником.

Требовалось нечто неординарное. По замыслу инициатора оперативной разработки полковника Кудрявцева, надо было организовать публичный скандал, вслед за которым вопрос о пребывании Миядзаки в Москве решался бы не в кабинетах его родной спецслужбы, где все события расценили бы как происки русской контрразведки (и правильно бы сделали!), а на уровне двух министерств иностранных дел: СССР и Японии. Быстро сказка сказывается…

Казалось, Миядзаки неуязвим. Но… у каждого в шкафу — свой скелет. Найти его — вот в чем вопрос. И нашли ведь! Обложив японца, как полка флажками, круглосуточным наружным наблюдением, отыскали брешь, даже не брешь — щелочку. Лжедипломат имел патологическую тягу к… русскому меду. Возможно, у него были неполадки в эндокринной системе, а может, что-то на генетическом уровне. Все это — гипотезы, в которых контрразведчикам недосуг было разбираться. Фактом являлись регулярные набеги японца в магазин «Дары природы», что на Комсомольском проспекте, где он закупал сразу целый бочонок обозначенного продукта. В середине 70-х в Москве еще можно было найти экологически чистые продукты.

Судя по всему, эту свою страсть Миядзаки тщательно скрывал от сослуживцев. Подтверждением служило то обстоятельство, что кинжальный марш-бросок к магазину за очередной колодой меда он всегда совершал в одиночестве. Было доподлинно известно, что, опасаясь провокаций, он никогда не появляется в общественных местах без сопровождения, а тут… Что ж, все правильно: свои слабости надо прятать от окружающих. От «наружки» — тем более, ибо всякий раз, намереваясь посетить «Дары природы», японец предпринимал отчаянные попытки оторваться от «хвоста». Напрасно. Узнав о невинном пристрастии своего подопечного, Кудрявцев стал думать, как бы поудачнее использовать его в своих планах. Придумал!