Рейтинговые книги
Читем онлайн Социальная информациология:проблемы становления и развития - Владимир Попов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 15

Он пробил стену между элитарной и массовой литературой, а точнее, не увидел этой стены. Нашел такое место в человеческом сердце, такой момент, когда ее просто нету. Про него повторяют как на заезженной пластинке – безыскусность, достоверность, про Шукшина-де не скажешь: так не бывает, не воскликнешь, как Станиславский – не верю! Но если перечесть его рассказы… Вот «Степка». История о том, как деревенский парень, угодивший в колонию за драку, затосковал по родине и сбежал раньше срока, а родителям сказал, что его отпустили за примерное поведение. Мать вроде чувствует, что что-то не так, но он ее успокаивает. Собираются соседи, спрашивают, как там в тюрьме? Он рассказывает, что кормят хорошо, кино два раза в неделю показывают, артисты приезжают, циркачи, а еще лекции в красном уголке читают. Потом мать и немая сестра его выставляют состряпанное на скорую руку угощение, начинается деревенский праздник, люди выпивают, танцуют, песни поют, радуются жизни, а в самый разгар веселья приходит участковый милиционер и незаметно подзывает Степку к себе:

- Ты что сдурел, парень? Тебе ж три месяца сидеть осталось!

Тот отвечает – сны замучили, теперь подкрепился, может и дальше сидеть.

- И сколько ж ты добирался?

- Две недели.

- Тьфу!… Ну, черт с тобой, сиди!

Если вдуматься, ситуация абсолютно нереальная. Участковый, естественно, сразу же был извещен о побеге. Он не мог не предупредить заранее степкиных родителей и односельчан. Но тогда б не было деревенского праздника. И не было б рассказа. Так что когда надо, Шукшин выдумывал и через достоверность переступал. Не бывает? А вот нате вам, читайте – есть.

Сейчас так не умеют. Врут, придумывают, изгаляются, а не получается. Бог знает отчего. Шукшин очень русский был человек, но в советское время жил. В диссиденты не пошел, а горькую правду о своем времени сказал так, как разве что Солженицын. У нас теперь ностальгия по советскому государству, которое не смогло ответить на вызов времени и потому распалось. Оно не смогло, а Шукшин смог. И любят его не так, как любят советские фильмы и песни.

Он поразительную стойкость русского человека показал. Ломали его, били, мяли, в колхозы загоняли, в тюрьмы сажали, а все равно жив курилка. Все равно Алеша Бесконвойный по субботам в баню ходит.

Очень сладко оплакивать прошлое, будь оно дореволюционное или советское, а жить-то все равно надо – сейчас. Этой жизни сейчас, жизни на все времена и независимо от времен Шукшин и учил. Даже не учил, а показывал через себя, через своих героев, свои роли, слова.

Полгода назад, когда я написал в «Литгазете» о Чехове и Шукшине, как о двух писателях, наиболее полно выразивших свое время, один очень уважаемый профессор, специалист по Чехову, спросил меня: «А вы уверены, что Шукшина будут читать через сто лет, как читают сегодня Чехова?» Уверен ли? Можно так сказать: если не будут, значит, кончился русский человек. Но разве это возможно? Колесо-то вертится …

С позиции социального психоанализа мы обращаем внимание еще на одну проблему. Центральным механизмом в восприятии информации и знания, и мотивации поведения является переживание. Не пережитая информация – чужая информация, она не дает знания. Не формирует диспозицию у людей. И только переживание оставляет глубокий след в памяти человека. Срабатывает закономерность: факт – информация – переживание – социально-психологический след в памяти – диспозиция. В следе и диспозиции заключено отношение к факту. Факты революций и смут, события 1993 года, дефолт – это уже история, но остаются в исторической памяти. В частности, мы видим как сохраняется недоверие наших граждан к банковской системе после пережитого дефолта и обмана со стороны финансовых пирамид, вмиг обанкротивших миллионы людей.

Но есть другие, не менее глубинные законы. С.Московичи в работе «Век толп» обосновал, доказал в сущности закон «информационной толпы». Ж.Бодрийяр в книге «В тени молчаливого большинства, или Конец социального» сформулировал, на наш взгляд, коммуникативный закон «массы», несущей в себе «электричество социального и политического». Он доказывает, что воображение массы представляется порой колеблющейся между апатией, пассивностью и необузданной спонтанностью (в нашем понимании – это действие закона Судьбы – В.П.). Но у «массы» всегда остается потенциальная энергия, запас социальной активности: сегодня масса – безмолвный объект; завтра, когда возьмут слово и перестанут быть «молчаливым большинством» – главное действующее лицо истории».[51] И «Пучиной, в которой исчезает смысл», является информация. «Каким бы ни было ее содержание: политическим, педагогическим, культурным, именно она обязана передавать смысл удерживать массы в поле смысла».[52] Но удерживать способна, на наш взгляд, информация – сопереживание, информация – переживание события факта: радости, счастья, озарения или беды, горя, трагедии. И, тем не менее, закон связи информации с полем смысла массы – фундаментальный закон информационной политики, действия «коммуникативного разума».

Выскажем гипотезу: Россия и ее народ, с ее множеством смут и революций, является экспериментальным полем какого-то «тайного мирового правительства». Или более точно – жертвой его коммуникативного разума, его ментальной информационной политики, наносящей удар, прежде всего, по русскому, российскому бессознательному. К этой гипотезе нас подводят, в особенности, откровения автора «шахматной доски» и глубинная традиция двойных стандартов «передовых» стран мира: с одной стороны – игнорирование законов вестернизации и девестернизации, а с другой – их широкое применение на мировом этническом и информационном пространстве. И всюду началом начал является изобретение информационного повода. Поэтому одно из спасений целостности России – это повышение зрелости, умелости, ловкости, прозорливости коммуникативного разума, власти, ее структур, армии чиновников. И, конечно же, самого народа. По всему поэтому следует, наконец, заняться разработкой «общественного идеала», государственной идеологии, эффективной информационной политики, согласиться с потребностью подготовки специалистов по социальной информациологии и реализовать ее, ведь информационная идентичность в кризисе. У нас нет ни информационной, ни национальной политики, отражающей самосознание, национальную психологию народов России и в целом российского суперэтноса.

5. Проблема социальной аномии и информационной идентичности.

В контексте «поведенческого метода в исследовании» Н.Винера и опять же, с позиции социальной информациологии и, особенно, в плане повышения эффективности информационной политики в современном российском обществе является выявление А.Панариным феномена «социальной аномии».

Аномия – состояние общества, в котором те или иные сферы, области жизни социума, типы «социальных отношений и поведения людей выпадают из сферы нормального регулирования» со стороны общества, когда отсутствуют для этого нормы, когда «значительная часть граждан не считает обязательным следовать существующим нормам» (правовым, нравственным, этическим и т.д.). Аномия фиксирует «разрыв между целями и ожиданиями, одобряемыми в обществе, с одной стороны, и реальными средствами их реализации – с другой».[53] Подчеркнем: социальные отношения выпадают из сферы нормального регулирования. И применим этот тезис к анализу современного состояния информационных, коммуникативных отношений. Получается неутешительный результат, в частности, журналистика как ремесло и наука входят в противоречие.[54] Хорошо, что мы пережили «синергетический абсолют» самоорганизации и выступаем за единство самоорганизации и организации, самоуправления и управления, саморегулирования и управления, саморегулирования, учитывая объективные связи в механизмах внутренней и внешней флуктуации экстраверсии и интроверсии, аттрактора и диссипации и др.

И проблема проблем: значительная часть граждан не считает обязательным следовать существующим нормам. В России глубинная традиция – «закон, что дышло…». И ее надо корректировать, активно включая массовые коммуникации. Сегодня сложился парадокс: чем больше Госдума выдает законов, тем в меньшей степени они выполняются. По данным Социологического центра РАГС законы, касающиеся регулирования экономической и социальной жизни не выполняются на 70-80%.

Среди причин тому, выделим две: 1) отсутствие системы целенаправленного формирования массового правового сознания, оно далеко не идентично специализированному сознанию (депутатов и их помощников, аппарата Госдумы и правоохранительных органов); 2) принимаемые законы, спускаемые с «верху» реформы выпадают «из сферы нормального регулирования», если они не идентичны вековым нравственным законам, глубинной психологии народа, его национальному характеру и менталитету. Если коды власти, а также медийные коды не идентичны, правовые законы не действуют или слабо действуют. 3) закон, что «дышло» потому, что не соответствуют требованиям закона ментальной идентичности.[55] Данная область социальной жизни вошла, на наш взгляд, в социально-коммуникативный или социально-информациологический кризис с точки зрения реализации издаваемых законов. Они нуждаются в научной и общественной экспертизе.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 15
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Социальная информациология:проблемы становления и развития - Владимир Попов бесплатно.
Похожие на Социальная информациология:проблемы становления и развития - Владимир Попов книги

Оставить комментарий