Мерцвяк - Мацвей Богданович

матушка, полно.

— Часто ли виделась я с тобой? — спросила Лихо, облизывая своим длинным языком, будто змеиным, морду.

— Штогод мы виделись, матушка.

— Последний раз мы у тебя видимся, Аксиния, спрашивай, что хочешь. На все ответы дадим.

— Хотела бы я знать, батюшка, что будет с внуком моим.

— Внуком?! Веди же сюда мальца, полюбуюсь я им да может и в мужья себе возьму!

— Нельзя ей детей в доме держать, корова ты синяя! Из-за таких как ты и нельзя!

Лихо лишь с голодной усмешкой осматривало чертей, те от ужаса быстро скрылись под платьем ведьмы.

— Счастья ему не будет долгого.

— Ох, батюшки, помогите ему!

— Ничем уж ему не помочь, Аксинья, в следующую зиму Лихо к нему придет.

— Приду… Ох, приду. И к чертяткам приду.

Под подолом старушки тихо взвизгнули три поросёнка.

— Помрёт он раньше тебя. Тебе вот шесть веков уже, а он на двухсотом помрёт. Сам, не сам — не вижу.

— Мо я его утяну к себе!

— Мо и утянешь, да не будет болота в его смерти.

— Моим он будет, моим… — тихо прошипело Лихо в уже почти пустое ведро лакая из него остатки.

Бабушка тихо вздохнула.

— Даже пасля смерти не будет покою ему долгого. Поплачь, старая, мо слезами твоими упьёться лихо.

— Мало их будет, гибель лёгкую не наплачет.

Аксинья заплакала, тихо, почти без слёз, а нечисть все ела и говорила, как дух её мучать будут, как съедят и внука…

***

Когда пропели первые петухи, гости выбежали из хаты, а старушка, не закрывая двери в сенях, направилась к кровати, черти уснули под столом. Ведьма скинула с себя платье, испачканное кровью и другими неприятными вещами, улеглась на перине и лишь подумала: "Устала я. Как же я устала…"

Глава шесть. Курочка закукарекала

Только пропели петухи, как глаза Ратибора открылись. Ему приснился странный сон, он помнил лишь его конец: старуха сидит на перине, а под нею три черта, они выбегают из хаты неся свою хозяйку вперед ногами. Ведьма улыбаясь гнала бесов вперед, а когда ее колкие зеленые глаза заметили ученика, лишь крикнула: "Смерть — это лишь начало!"

День как-то с самого начала не задался: когда подходил к умывальне рубаха зацепилась за что-то и порвалась на рукаве, когда мать пекла хлеб — не уследила и он пригорел. Все это как-то насторожило Марию, когда сыновья завтракали, она сказала:

— Милые мои, лучше останьтесь сегодня, от греха по дальше. Черти не весело шутят.

— Мамко, как же мне остаться? Сейчас такая пора горячая! Мне нужно косы и подковы делать, как же мне отсиживаться?

Мария замялась не зная, что ответить. Поднеся ломоть каравая ко рту, Ратибор посмотрел в угол кухни. Глаза остановились на против красного угла и пристально смотрели в черное пятно, словно сажа. Резко оно сжалось в один клубок просмоленных нитей и явило три чёртика. Они глупо смотрели на своего нового хозяина и, поразевав рты, заливаясь слезами, просили поесть, показывая копытцами то на хлеб, то на себя.

— Ох, не знаю я, не знаю… Сегодня еще курочка наша, черная, прокукарекала получше петуха, я так спужалась, когда услыхала.

Богомил нежно смотрел на мать, ему была приятна ее забота, Младший, жуя хлеб, пытался ее успокоить:

— Полно, мамко, все будет хорошо, а то что курица закукарекала — так это ты с просонку соседского петуха перепутала. Он мо перепрыгнул забор к нашим курачкам, там же у баб Зины второй есть, а он такой дюжий! Во чернявый и перепрынул к нам.

Старушка тихо выдохнула.

— И вправду, чего это я? — она щедро улыбнулась, — Простите, хлопцы, сами знаете бабье сердце оно такое, лишь бы попереживать и поплакать!

Мария провела своих сыновей и пошла за водой, чтобы убраться в хате. Старший пошел с добрыми мыслями к кузнецу, размышляя о том, как будет свататься к его дочери, когда наберется смелости, но слегка пригорюнился: "Ох, Софа, будешь ли ты моею? Ведь ты так красива, а я? А я не особо… Девки говорят: “Рожа як карыто". А я виноват, что у меня рожа такая…? Но ей кажется и нравится эта рожа, вось смущается как гляну на нее, а щечки то — рябина красная!", — вспоминая лицо любимой он сам покраснел, а в груди стало как-то тепло и тесно, — И пусть корыто, а не рожа — зато какой я сильный! Гляньте, курвы, какая спина у меня широкая, как меха кузнечные! А кулаки тяжелей плуга будут! — парень улыбнулся, заметя в окне хаты Софию, и зашел в кузню.

Когда же вышел Ратибор — он направился к дому ведьмы — с куском хлеба, за ним сразу же последовал клубок, оставляя за собой черный след на снегу.

— Хозяин, дай хлеба!

— Не будь так суров, хозяин!

— Покорми нас, будь милостив!

— Цыц! Вы мне рубашку порвали, хлеб испоганили!

— Не со зла мы, батенька, от горя!

— Померла наша матушка!

— Оставила сироток!

— Сами ее унесли.

— Такой приказ был!

— Мы не хотели, а надо было!

— Час ей настал, и так много пожила мамка наша.

— Если скажу, то и меня унесете?

— Снесем и тебя, батюшка!

— Чего ж не снести? Снесем!

— В самую тьму снесем!

Вот и показалась изба ведьмы. Дверь была нараспашку, словно ее кто-то выбил пока убегал, ветер немного раскачивал ее на старых петлях. Ратибор кинул обгоревшую корку чертям, те радостно захрюкали, а сам вошел в дом. В сенях, да и по всему дому, было много разных следов: некоторые словно в грязи, некоторые мокрые, а некоторые трехпалые с когтями.

"Веселый шабаш был"

— Нам не весело было, батенька!

— Дюже не весело!

— Нас съесть хотели!

— Хай бы и съели, тишей было б

Он направился в спальню. Кровать стояла без перины, но на деревянном каркасе лежало множество книг.

— Это вам, батенька!

— Для ведав!

— Чтоб знали и понимали усе!

Переложив книги на кухонный стол, местами заляпанный кровью, парень присел.

— Батенька, разреши умыться нам!

— Дюже грязные мы!

— А вонючие!

— Умойтесь, хоть топитесь.

Весело смеясь, три чёртика залезли в хозяйскую умывальню, со стоячей водой, и начали весело плескаться, когда семейство вылезло их было не узнать. Когда-то черные бесы стали белыми, как листья ромашки, пяточки их были розовые, как вымя, а рожки желтые, как у коз.

— Теперича готовы нести службу!

— За доброту твою хозяин верно послужим!

— Только не гони нас, а расти, как сынков своих…

Ратибор вздохнул, ему почему-то так стало жалко этих баламутов, которые словно дети смотрели