Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1 - Михаил Жванецкий

чего нет. И неизвестно когда будет.

(Приносит кота и молоко.)

Вот посмотрите (щекочет кота). Что движет поко-

рителями Севера? Мороз восемьдесят семь градусов

(отгоняет муху). Не то что муха — ничто живое не вы-

держивает. Белые медведи мерзнут. А нашим ничего.

Наши в палатках с транзисторами. Один из них мне

рассказывал, медведь упал на них. Сверху на палатку.

И лежал. А они снизу лежали. Вот это жизнь. К этому

можно стремиться. Я не верю, что такое можно сделать

ради заработка. Ради вот этой бумажки. Дайте-ка!

(Ему дают доллар. Он возвращает.)

Что на нее купишь? Моральное удовлетворение?

Авторитет товарищей? Любовь окружающих? Уваже-

ние родственников? Ничего. Только обстановку квар-

тиры, дачи, то есть именно то, что унижает человека. Да

вы вспомните, какими были великие люди. Как они

одевались. Какой образ жизни вели? Боже мой, на сту-

пеньке, согнувшись, накинув пальто, что-то записыва-

ет. У меня эта картина всегда перед глазами.

(Кто-то переспрашивает и записывает.)

Я говорю, у меня эта картина всегда перед глазами.

(Диктует.) Согнув… шись… на ступеньке… А какие

мысли?! Жизнь, отданная идее братства, равенства,

счастья для всех, для всех, а не для избранных. Вот

идея, ради которой великий человек жил и не разбрасы-

вался на мелочи. И, пользуясь огромным авторитетом,

не использовал власть для своих целей. Скромность от

волос до ногтей. Как же вы свою жизнь, которая дается

один раз и которую нужно прожить так, чтобы не было

(щелкает пальцами, дают книгу, читает) "мучительно

больно за бесцельно прожитые годы", эту жизнь разме-

нивать на мелочи. Искать роскоши и уюта, покупать

зеркала и кондиционеры, отгораживаться дачами и ма-

шинами, терять с людьми контакт, менять жизнь, пол-

ную романтики и риска, на мягкое кресло, за которое

держитесь руками и зубами. И вообще, стараться ис-

пользовать свое малейшее продвижение по службе для

немедленного улучшения свого жилья и этого гнусно-

го быта. И самое главное, на это нужны деньги!.. И не-

малые… А где их взять?.. Значит, приходится… Но это

уже другая тема: о честности. О ней я вам расскажу

в следующий раз.

Вечерний разговор

Ревизор. Устал. Пока проверишь вашу отчетность,

с ума сойдешь. У вас столько нарушений. Придется пе-

редать дело в суд…

Бухгалтер. Может быть, погуляем?

— Погуляем?.. Зачем?

— Зачем погуляем? Кто сказал погуляем?.. Посидим.

— Посидим?.. Где посидим?..

— На скамеечке…

— На скамеечке?.. Зачем?

— На скамеечке? Кто сказал на скамеечке?.. На

стульчике…

— Где… на стульчике?..

— За столиком.

— За каким столиком?..

— За каким столиком? Кто сказал за столиком?..

В ресторане…

— В ресторане?.. Зачем?..

— Зачем в ресторане?.. Кто сказал в ресторане?.. Дома…

— У кого дома?.. У меня дома?..

— Зачем у вас?.. Кто сказал у вас?.. У меня…

— Пить будем?!

— Зачем пить?.. Кто сказал пить?.. Кушать тоже будем…

— Пошли!

— А в нарушениях я не виноват. Эти нарушения…

— Какие нарушения? Кто сказал нарушения? Пошли!

Подопытный

Сейчас главное попасть в группу. При одном инсти-

туте группа подопытных образована. Они так и гово-

рят. Ты — подопытный человек. Вот тебе сколько угод-

но денег, в мешке — крупные, в ящике — мелкие. Бери,

делай что хочешь, а мы тебя изучать будем в порядке

эксперимента на будущее. Допустим, мне так говорят.

Я беру торбу, набираю, или еще лучше тачкой. А все

спрашивают: чего это у тебя звенит в тачке? Ну, там,

гвозди… Тут главное — домой довезти. А уже из тач-

ки — в торбу. И что же я делаю как подопытный с этой

торбой? Ну конечно обмыть… Тут и речи нет. Пригла-

шаю всех ребят с работы, с улицы, с базара — в ресто-

ран, — сидим. До полусмерти. Официанты пьяные,

вахтер — ресторан на ключ и в бочке с фикусом лежит,

гардероб закрыт — все ушли в буфет. Повара вокруг

котлов, как лепестки. Подопытный гуляет.

Городок дрожит, милиция по дыму определяет — где,

но трогать боится. Неделю сидим. Я беру и по телефону

даю шестнадцать телеграмм в разные города. Вызываю

такси. Садимся с ребятами, с официантами, грузим

шестнадцать ящиков водки, три бочки кислых поми-

доров, четыре ящика люля-кебабов и едем в другой рес-

торан. Сидим до полусмерти. Сколько стоит зеркало? —

Тысячу рублей. — Хрясь пивом, держи две тысячи. Кто

в люстру боржомом с места? А ну, ребята, а полусидя…

Ой — мазила, а ну разойдись… Хрясь! Готов! Сколько?

Десять тысяч. Держи тринадцать. Устали. Выскакиваю

на улицу. Ребята, трудящиеся, кто гулять хочет?!

Увольняю всех с работы, заходи, я подопытный!

Свою футбольную команду набираю. Плачу по ты-

ще в день. Мальчики наказывают «Торпедо» 16:0. Всем

по «Волге», нате, играйте, любимые. Устал. Отдыхаю

на море в ресторане до полусмерти. Отдохнул. Отды-

хаю в холодке, в Мурманске, в «Арктике», мировой ре-

сторан. Накрываем на стол на льдине. Устал. Строю ко-

оператив. Заселяю всех даром. А деньги — мне. Устал.

Отдыхаю. Строю подземный переход Кишинев—Бен-

деры, там нужно очень, и взимаю с каждого, потом бе-

ру и окупаю. Покупаю завод тяжелого машинострое-

ния. Строю гостиницы и беру с каждого… Постой…

Что-то… Это уже не из будущего… Это что-то из про-

шлого. Мои мечты о будущем уже были кем-то осуще-

ствлены. Ладно, главное — в группу попасть.

Вся наша жизнь — спорт

Вся наша жизнь — спорт. Потому так высоко пры-

гаем, что толчок сильный получаем. Сверху посмот-

ришь — все подпрыгивают, как на сковородке. Высоко

подпрыгнул и затаился с добычей. Потому и быстро

бегаем, что на запах. Потому и тяжести огромные пе-

ретаскиваем, что в запас. Только по мешкам и узнаешь,

откуда возвратился. По детским крикам взрослых ра-

зыщешь, по асфальту — исполком, по народной тро-

пе — киоск, по гулу — стадион, по бегу на результат —

спринт, по бегу за результатом — сапоги, по бегу без

результата — бесплатное лечение.

Что в молодости спорт, в старости — дрова, керосин

и нитки.

Феня, моя жена

А я вам вот что скажу: пока все не переженимся друг

на друге, до тех пор будем бегать и волноваться. Же-

нитьба очень большое спокойствие дает. Я до свадьбы

прямо весь зеленый ходил, вскипал, как чайник, с по-

лоборота заводился. Как женился на Фене — затих. Ус-

покоился. Румянец вот. Походка твердая, рукопожатие

крепкое.

Сосед мой за стеной нервный, как канарейка. С утра

вопьется в газеты: «Ай!.. Ох!.. Ох, эти молодцы! Ах, те

сволочи!..» Я его встречу в коридоре, к стене прижму:

Чего ты расстраиваешься, зайчик? Мы с тобой двадцать

лет живем душа в душу. Так твоя душа уже с двумя ин-

фарктами, острая сердечная недостаточность и плоско-

стопие, а у меня — смотри. В глаза мои погляди. Нетро-

нутые глаза! Душа чистая. Пищеварение здоровое!

Радио не слушаю. Газет не читаю. В споры не вме-

шиваюсь. Вот ты говоришь, что американская подлодка

вошла в Японию. Почему ты должен переживать, но-

ситься по комнате, рвать на себе белье? Что, она выйдет

оттуда? Что, это от тебя зависит? Чудаки вы все. Вцепят-

ся в газету. Глотают страницы, с ногами в репродуктор

влезают, валидол литрами пьют. И что от этого меняет-

ся? А мы с Феней спокойные, как льдины маринованные.

Смотри на меня: сорок пять лет, цветущий мужчина, как

ландыш. Жить и жить! Кое-где бывал, кое-что повидал.

В Крым ездил, в Сочи ездил, в Сухуми был, осталось

в театр сходить — и уж везде побывал!

И все слава богу. И за все спасибо. Обуты и одеты,

и в доме есть чего перекусить. И телевизор, слава богу,

всегда на погоду настроен. Тихая передачка. Хоккей

смотрю — не переживаю: выиграют — хорошо, проигра-

ют — замечательно. А чего я должен волноваться, я же

не играю, я сижу. Клуб кинопередвижек — приятная

вещь: сидишь в тапочках, а тебя на Цейлон или под во-

ду. А ты только чай из блюдечка схлебываешь. А как

политическая часть начинается, выключаю аппаратуру,

обесточиваю агрегат. Он чтоб остыл, а я чтоб не раска-

лялся. А что мне тот самый Уругвай? Как я у них там

разберусь, если они там по пятьсот лет живут и сами

разобраться не могут?.. Вообще настырные есть —

ужас! На собрании ко мне прицепились: почему вас ни-