Напиши обо мне песню. Ту, что с красивой лирикой - Алена Никифорова

обеих сторон и не понимающая, почему мама может не любить. Ведь все мамы любят?

К.боготворила спорт, все активно проводимое время было для нее благостью. Бежать, плыть, дружить с мальчишками во дворе, не быть скромной, не любить платья, не принимать желания мамы сделать ее «девочкой», — привело к полному непониманию друг друга. Единственным якорем и поддержкой оставался для К. отец, который каждый раз вставал на защиту дочери, любил ее и давал уверенность.

Отца не стало, когда К. исполнилось 19. Она говорит, что это мать убила его, глубоко в его сердце он был мертв уже давно, утопая в пустых попытках вернуть когда-то любимую женщину.

К.ушла из дома сразу же после его смерти. Можно сказать, что ее просто не хотели там больше видеть. Отношения сменялись отношениями, она искала любовь, которую не получила от матери, надеясь на то, что ее парни будут хотя бы в половину обладать чуткостью и уважением, которые давал ей отец. Но те отношения не давали ей защиту и уверенность, они словно били ее словами матери, заставляя сомневаться в своей уникальности и красоте. Помогал спорт и частые встречи с друзьями. Когда живешь в Л. сложно представить себе одиночество.

Одиночество наступает, говорит К., когда тебе 36, ты все еще надеешься найти того самого мужчину, создать семью, родить ребенка, доказать матери, что ты just enough. Но ты заболеваешь. Делаешь операцию, теряешь возможность ходить, появляется тремор и ты долго не можешь встать на ноги, не можешь заниматься спортом. Не можешь заниматься тем, что помогало продолжать жить и укрепляло веру в лучшее будущее. Врачи отказываются понимать. Врачи не объясняют. Врачи не лечат.

К.теряла терпение, теряла время и надежду на выздоровление. Она начала быстро набирать вес, не имея больше возможности заниматься спортом, тонула в болевых ощущениях и ненависти к себе, пыталась связаться с матерью и попросить поддержки, но в ответ получила письмо от адвоката с просьбой больше не звонить и не писать. Я могу ей позвонить только в экстренном случае, говорит К. Мне запрещено связываться с мамой. Разве так бывает? Разве это настоящая жизнь? Она нехорошо усмехается, закрывает лицо руками и начинает плакать.

Мать не была единственным человеком, который выбросил К. из своей жизни. Ее отношения, помолвка, сорвались. Мужчина сказал ей, уходя, что мать изуродовала К. и ей нужна помощь. Он сам помогать не стал, он оставил ее, не лишая себя возможности комментировать ее изменившуюся внешность и физические проблемы. Оставались друзья. В какой-то момент их было много, они слушали, давали советы. За шесть лет, прошедших после операции, не осталось никого.

Она касается моего плеча и спрашивает, бросила бы я друга, окажись он в сложной ситуации. Нет. Не бросила. Поступала ли со мной так моя мать? Нет. Не поступала. Был ли у меня любящий отец, который показал, что такое защита и что значит любить. Нет. Не было. Твои парни, говорит она, просто хотят секса, пока ты молода и имеешь стройное тело. Если что-то случится, твой живот начнет расти, твои ноги распухнут, морщины изрежут лицо, ты почувствуешь себя плохо, не сможешь ходить, не сможешь радоваться этой чертовой жизни, — они уйдут, попросту сбегут, но не забудут обвинить во всем тебя. Ведь ты обманщица, он начал спать с красивой и стройной, а ты вон что учудила. И плачешь еще.

Я ловлю себя в моменте, где все мои проблемы становятся крошками, что птицы подбирают на пруду. Ее рассказ пугает, я отказываюсь верить в то, что в ее жизни никого нет, ни одной души. Нет друга. Мне хочется утешить ее, дать свой номер, предложить помощь. Но я молчу.

Все в К. говорит о боли, она погрязла в ней, слилась. Что делать человеку в 42, потерявшему всех друзей, семью, мужа? Хочется сказать, что не было у нее ни друзей, ни семьи, ни мужа. Нужно создать заново. Что делать, если так больно, постоянно больно, что это единственное, что заполняет? Пока не стихнет боль, строить не получится. К.потеряла возможность родить ребенка. Я вижу, как это разбивает ей сердце. Больше потерянной матери, больше потерянных друзей. Боль от утраты отца и боль не дать новую жизнь это то, что съедало ее, не давало право на улыбку, не давало право надеяться на счастье. Тогда почему она продолжала жить?

Я перевела взгляд на Д., когда К. позвонил врач. Они обсуждали анализы и снимки, ее диету, назначали время новых визитов и ее распорядок дня.

Когда она замолчала, чтобы выслушать врача, я подумала о птицах и хлебных крошках. О моих мало значимых проблемах, о проблемах в сравнении. Иногда что-то так бьет по нам, мы слышим историю, плохую историю, мы думаем, что наша жизнь не так уж и плоха. Наша мать не заставляет нас общаться через адвоката, друзья есть и друзья хорошие. Люди приходили в нашу жизнь, одни останавливались закурить сигарету, другие провести вместе пять лет, кто-то одну ночь, кто-то четыре месяца. Пусть это всего лишь крошки, в сравнении с жизнью К. но крошек много, они рассыпаны сквозь года, они сыграли роль, они скосили. Ведь не будем забывать, что хоть это и крошки, но для птиц они губительны.

Похоже, что К. закончила свой рассказ. В И. она нашла нового врача, он со вниманием, вовлеченно и ответственно отнесся к ее проблеме, назначил дополнительные обследования и предлагал начать курс по реабилитации. Она улыбнулась нам в зеркало заднего вида. Никогда бы не подумала, что медицина в И. лучше медицины в В. И на солнце сразу становится легче. Тут точно поспорить нельзя. Иногда все, что нужно сделать, просто выйти на солнце.

Судя по указателям, мы едем в аэропорт. Возле гейтов никого нет. Мы паркуемся и лениво вытекаем из машины. У К. из вещей небольшая спортивная сумка, в руках она держит папки с документами. Там скорее всего результаты исследований, указания от врача. Спрашиваю, во сколько ее рейс, предлагаю составить компанию. Она снова печально усмехается и предлагает мне найти моего водителя. Я оглядываюсь и понимаю, что снова потеряла его из виду. Не то, чтобы он должен быть всегда рядом, но мне становится тревожно. Мы обнимаемся на прощание, К. уходит.

Стучу пальцами по капоту, думаю, остаться тут, или пойти поискать его.

Решаю остаться, посмотреть, как садятся самолеты. Цепляюсь мыслью о то, как хотела когда-то лежать в поле, тут, недалеко (говорили, есть одно место), смотреть, как низко они пролетают, делать снимки,