Школа наемников - Виктор Глумов

К Цитадели, окруженной скалами со всех сторон, подъехать можно было лишь по оврагу. Поначалу горы давили на Лекса, видевшего раньше только невысокие холмы. Нависали, прижимали к земле, грозя растереть, расплющить... Недели через две он привык. В сезон дождей за вершины цеплялись пузатые облака, и влаж­ные скалы темнели, потом приобретали свой обычный желтовато-оранжевый цвет.

Тянулись ряды сложенных из бута зданий — длин­ных, низких, с плоскими металлическими крышами. Над казармами возвышалась черепичная кровля трех­этажного штаба. Одного взгляда достаточно, чтобы по­нять — вот сердце и мозг Цитадели! Небольшой балкон­чик подпирают колонны, окна не квадратные — ароч­ные. По обе стороны бетонной дорожки, ведущей к штабу, — клумбы с кактусами. Под козырьком колыха­лось знамя Цитадели — красное с золотой подковой.

Территория Омеги была поделена на квадраты до­статочно широкими улицами, где запросто могли разъ­ехаться два грузовика. Леке шагал к столовой своего, учебного, сектора мимо казарм, лазарета, склада, мас­терской.

Если смотреть от центральных ворот, то слева будет учебка со своей полосой препятствий, справа — казармы наемников, прямо — центральный плац, штаб, за ним — дома офицеров, а еще глубже, где старое депо, — произ­водственный комплекс. За стеной жмутся друг к другу ла­чуги снабженцев, уборщиков, торговцев и прочей обслу­ги из диких. Ущелье велико и глубоко, его будто проруби­ли мечом, скалы выглядят неприступными, но на самом деле там есть и дороги, и туннели, и шахты.

Сейчас солнце почти в зените, но уже после обеда горы закроют Омегу от палящего зноя, и полегчает. На улицах появятся собранные, спешащие по делам офи­церы и наемники, получившие увольнительную.

Впереди грянули слаженные выстрелы: там шла тре­нировка. Леке замедлил шаг.

Основные цвета Цитадели — бежевый, серый, бе­лый. И только скалы — темные, красноватые в отблес­ках солнца. У Омеги свой запах, ставший родным. За восемь сезонов Леке из мальчишки превратился в муж­чину, а Омега осталась неизменной и так же пахнет на­гретым камнем, металлом, порохом.

Иногда Лексу думалось, что Омега вечна. В том, что она будет всегда, он не сомневался.

— Леке! — рявкнули над ухом. — Бегом давай, тебя Ан­дреас ждет!

Отвлеченные мысли вылетели из головы, Леке вспомнил о неминуемом наказании и кинулся в штаб

учебного корпуса к командиру-наставнику.

* * *

Это было не обычное вечернее построение. Послед­нее. Шепотом произнесенное слово облетало ряд кур­сантов снова и снова. Последнее перед выпускными испытаниями и получением первого офицерского звания. Плац опустел, куда-то подевались младшие кур­санты, выпускники привычно заняли свое место справа.

Юноши замерли, глядя в белесое небо.

У Лекса невыносимо зудели ладони: Андреас смило­стивился, отправил отбывать наказание на кухню, где вредный повар заставил драить песком котлы.

Перед строем стояли командир-наставник и сам ге­нерал, снова, второй раз за день.

Отзвучали приветствия, но высшие офицеры не то­ропились что-либо говорить. И даже не осматривали строй придирчиво, выискивая оплошавших. Леке осме­лился взглянуть на Бохана — генерал думал о чемто сво­ем, немного грустном.

— Курсанты, — начал наконец Андреас. — С завтраш­него утра для вас начнутся выпускные испытания. Все мы хорошо поработали, готовясь к ним. После испыта­ний, которые, я верю, вы с честью выдержите, вы ста­нете полноправными членами нашей семьи, полно­правными младшими офицерами Омеги.

Леке покосился вправо. Гай был рядом, бледный, осу­нувшийся, но бодрый. Лекарь сказал — перегрелся, пе­ренервничал. Бывает. Это не помешает испытаниям.

— Все восемь сезонов я был рядом с вами, — голос Андреаса дрогнул, будто бесчувственный и строгий ко- мандир-наставник еще не утратил способности сопере­живать, — я вложил в вас, курсанты, все свои знания и умения. Отныне у вас будут другие наставники, но по­мните — я никогда не бросаю своих выпускников, мно­гие приходят ко мне за советом, даже став старше ме­ня по званию. И я помогаю, курсанты, как помогал вам все эти сезоны, помогал превратиться из деревенских мальчишек в мужчин, воинов Омеги.

— Командиру Андреасу — ура!!! — завопил кто-то.

И полтора десятка глоток подхватили: «Уррррааааа!»

Леке вспомнил, как впервые слышал такое же раска­тистое «уррра!» — тот выпуск давным-давно покинул Омегу.

Командир-наставник растрогался или сделал вид, что растрогался, махнул рукой.

Генерал Бохан удовлетворенно кивнул.

— Сегодня, — очень тихо сказал он, и на плацу воца­рилась абсолютная тишина, — Омега прощается с вами, курсанты. Чтобы приветствовать действительных офи­церов. Испытания будут нелегкими, воины Омеги ни­когда не боялись трудностей. Завтра утром вы поступа­ете в распоряжение комиссии. Но сегодня я хочу задать один вопрос...

Лекса пробрал озноб.

— Если кто-то желает отказаться от испытания, пусть скажет сейчас. По его желанию он будет беспрепятст­венно выпущен из замка Омега или же станет держать испытание на звание рядового наемника наравне с дру­гими соискателями, не обучавшимися в цитадели Оме­га. Есть ли желающие?

«Еще спросил бы: есть ли среди вас трусы? — с не­удовольствием подумал Леке, сжимая кулаки. — Кто от­казался от испытаний, не достоин зваться мужчиной!»

— Говорите сейчас, потом у вас не будет такой воз­можности. Если сомневаетесь в своих силах — лучше быть живым наемником, чем мертвецом. Говорите!

Вздрогнул рядом Гай. Леке не выдержал — обернул­ся. Неужели он решился? Нет, Гай молчал. Молчали и остальные товарищи. Молчал, вглядываясь в их лица, командир-наставник Андреас. Наконец генерал Бохан улыбнулся и кивнул.

— Генералу Бохану... — крикун закашлялся, и за него продолжил другой:

— Генералу Бохану — ура!!!

И снова громовое «ура!» пронеслось над плацем.

* * *

— Спишь?

Еще не рассвело. Леке рывком сел на койке — кого, некроз ему в печень, принесло перед рассветом?

— Прости, — извинилась темнота голосом Гая. Зашур­шал тюфяк, друг подвинулся ближе к Лексу.

— Что тебе? — вздохнул Леке.

— Тогда, на вечернем построении... ты не хотел от­казаться от испытаний, а, Леке?

— И в мыслях не было. Я не трус. И не хочу уходить из Омеги, а уж с дикими плечом к плечу воевать — по­следнее дело.

Гай засопел. Что-то его тревожило, и Леке не знал, как подтолкнуть друга к откровенности.

— Ты считаешь всех отказавшихся трусами?

По интонации, с которой Гай это спросил, Леке по­нял, как надо отвечать.

— Нет, разное в жизни бывает, но...

— Тихо вы! — шикнул со своей кровати Кир. — Дай­те поспать. В сортир топайте.

Гай и Леке вышли из спальни. Пол в туалете холо­дил босые ступни, тусклая лампочка слепила после тем­ноты спальни. Леке присел на край унитаза. Гай опер­ся спиной о раковину; он был бледнее обычного, узкое лицо удлинилось еще больше, тонкий нос с горбинкой выступил. Помолчали. Из крана капала вода, и больше никаких звуков.

— Выкладывай, — наконец нашел нужное слово Леке.

Гай мялся и страдал.

— Я хотел отказаться, — прошептал он. — Я боюсь не справиться. Знаешь, что бывает с теми, кто завалил ис­пытание?

— Не знаю, — пожал плечами Леке, — наверное, то­же в наемники, к диким. Или выгоняют... Это же по­зор — завалить...

Гай рассмеялся. Раньше Леке не слышал такого сме­ха — будто мутант заскрипел.

— Ну ты даешь! Это не позор, Леке, это смерть.

— Во время испытания, конечно, можно погиб­нуть, но...

От смеха Гай согнулся пополам, а когда распрямил­ся, по его лицу текли слезы. Леке испугался, совсем как в детстве, когда отчим решил отдать пасынка в Омегу, а мамка заплакала. Лексу хотелось стать военным, ведь быть офицером почетно! Но мамка плакала, будто зна­ла чтото очень страшное, мальчишке неизвестное.

— Убьют. Провалившихся — убьют. — Гай тихонько всхлипнул. — Ты понимаешь?! Если я не справлюсь — всё, меня убьют!

— Да погоди. С чего ты взял?

— И ты завтра узнаешь. А мне выпускник прошлогод­ний рассказал. Онто прошел, а вот друг его — нет, там остался. На Полигоне. Понимаешь? Это был последний шанс выжить, не рисковать своей шкурой... А я... Я представил, как выхожу из строя, вы все смотрите, Бохан, Андреас смотрят, и все знают: я — трус, мне жизнь дороже чести... Понимаешь?!

— Тихо ты. Разбудишь всех. Понимаю. Но ты не трус, ты же не вышел...

— Я даже выйти и сказать струсил, — тихо, но очень четко сказал Гай.

Леке задумался над словами друга. Наговаривает он на себя. Во-первых, не выдержать испытание — это из сказок, зря, что ли, столько сезонов тренировались. Правда, Гай расклеился, приболел, но завтра лекарь всех осмотрит, и для больных испытание отложат, все честно. Во-вторых, про убийство — ерунда полная. Мы же все — семья. Отец может выгнать сына из дома, но не будет в него стрелять.