На глазах у сорока миллионов - Эд Макбейн

– Спасибо, – сказал Клинг.

– Не за что, – ответила девушка.

Он кивнул и мимо ее стола вышел в коридор. Двери слева начинались с номера восемь и шли в возрастающей последовательности. Число тринадцать отсутствовало. На его месте сразу после двенадцати находилось четырнадцать. Клинг подумал, не суеверна ли помощница психолога этой компании, и постучал в дверь.

– Входите, – сказал женский голос.

Он открыл дверь.

Девушка стояла у окна спиной к нему. Одной рукой она держала телефонную трубку, ее светлые волосы были откинуты. На девушке были темная юбка и белая блузка. Жакет висел на спинке стула. Девушка была очень высокой, с красивой фигурой и приятным голосом. “Нет, Джон, – говорила она в телефон, – мне кажется, что там не было того, что тебя интересует. Ладно, если ты настаиваешь. Я тебе перезвоню позднее. Сейчас ко мне пришли. Хорошо. Пока”. Она повернулась, положила трубку на место и взглянула на Клинга.

Они мгновенно узнали друг друга.

– Какого черта вы здесь делаете? – сказала Синди.

– Значит, это вы Синди, – сказал Клинг. – Синтия Форрест. Черт возьми!

– Почему они прислали вас? Неужели в вашем участке нет других полицейских?

– Я сын босса. Я ведь вам уже раньше объяснял это.

– Раньше вы мне многое говорили. А теперь идите и скажите вашему капитану, что я предпочитаю говорить с другим...

– Лейтенанту.

– Кем бы он ни был. Я действительно не хочу говорить с вами, мистер Клинг. Я думаю, что существует такое понятие, как оскорбление потерпевшего. Вы так со мной обращались, когда убили моего отца...

– По-моему, тогда было много недоразумений, мисс Форрест.

– Да, и большей частью по вашей вине.

– Нам тогда приходилось нелегко. В городе на свободе где-то болтался снайпер...

– Мистер Клинг, большинству людей приходится нелегко большую часть времени. По-моему, полицейские являются гражданскими служащими и...

– Вы правы.

– А вы, вы вели себя отвратительно. У меня отличная память, мистер Клинг.

– У меня тоже. Вашего отца звали Энтони Форрест, он стал первой жертвой того снайпера. Ваша мать...

– Послушайте, мистер Клинг...

– Вашу мать зовут Клэрис, и у вас есть...

– Клара.

– Правильно, сестра Клара, и у вас есть младший брат Джон.

– Джеф.

– Правильно, Джеф. Вы тогда выбирали специализацию в колледже...

– Я выбрала психологию уже на первом курсе.

– В университете Рамси. Вам было девятнадцать лет...

– Почти двадцать.

– ...и это было почти три года назад, значит, сейчас вам двадцать два.

– Мне исполнится двадцать два через месяц.

– Колледж вы уже окончили.

– Да, окончила, – сказала Синди сухо. – Я прошу прощения, мистер Клинг...

– Мне поручили расследовать эту жалобу, мисс Форрест. Подобные происшествия не относятся к числу самых важных в нашем городе, так что могу вас заверить, что лейтенант не назначит на это расследование другого человека, просто потому, что вам не понравилось мое лицо.

– И многое другое тоже.

– Что ж, очень плохо. Вы не хотите рассказать мне, что произошло здесь вчера?

– Я ничего не хочу вам рассказывать.

– А вы хотите, чтобы мы нашли человека, который приходил сюда?

– Хочу.

– Тогда...

– Мистер Клинг, разрешите мне сказать вам со всей откровенностью. Вы мне неприятны. Вы мне не понравились при той нашей встрече, и с тех пор ничего не изменилось. Боюсь, я из тех, кто не меняет своих мнений.

– Это скверно для психолога.

– Я еще не психолог. Я только по вечерам готовлюсь к защите диплома.

– Секретарь сказала мне, что вы служите помощником...

– Да. Но квалификационного экзамена я еще не сдавала.

– Вам разрешено практиковать?

– В соответствии с законом этого штата – мне казалось, что вы могли и знать его, мистер Клинг, – никто не может получить лицензию...

– Нет, я не знаю.

– Так вот. Никто не может получить лицензию на психологическую практику, если у него нет диплома психолога, степени доктора философии и удостоверения о сдаче квалификационного экзамена в комиссии штата. Я не практикую. Я только провожу собеседование и иногда помогаю при тестировании.

– Слава Богу, – сказал Клинг.

– Что это значит, черт побери?

– Ничего, – сказал Клинг и пожал плечами.

– Послушайте, мистер Клинг, если вы не уйдете сейчас же отсюда, дело снова закончится скандалом. Насколько я помню, в нашу последнюю встречу я пожелала вам сдохнуть.

– Верно.

– И что же вы?

– Не могу, – сказал Клинг. – Так уж устроен. – Он улыбнулся, сел на стул рядом с ее столом, устроился поудобнее и очень сладким голосом произнес: – Будьте добры, мисс Форрест, расскажите мне, что у вас произошло здесь вчера.

* * *

Когда Карелла пришел в свой отдел в половине одиннадцатого того же утра, Мейер уже был там, а на столе его ждала записка, о том, что некто Чарльз Мерсер из полицейской лаборатории звонил ему в семь сорок пять утра.

– Ты ему перезвонил? – спросил Карелла.

– Я пришел всего минуту назад.

– Будем надеяться, что он кое-что накопал для нас, – произнес Карелла и набрал номер лаборатории. Он попросил к телефону Чарльза Мерсера, но ему сказали, что Мерсер работал в ночную смену и ушел домой в восемь утра. – А с кем я говорю? – спросил Карелла.

– Это Дэнни Ди Торе.

– Вы что-нибудь знаете об исследованиях, которые делал для нас Мерсер? О желатиновых капсулах?

– Да, конечно, – сказал Ди Торе. – Подождите минутку. Ну и задали же вы работенку Чарли.

– Что он выяснил?

– Начнем с того, что ему потребовалось перепробовать много капсул. Они бывают разной толщины. Разные производители делают их по-разному.

– Возьми параллельную трубку, Мейер, слышишь, – сказал Карелла Мейеру, а потом в трубку: – Продолжайте, Ди Торе.

– А кроме того, на скорость растворения влияет очень много факторов. К примеру, если человек только что поел и желудок его полон, капсула растворяется медленнее. А если желудок пуст, то скорость растворения увеличивается.

– Ясно, давайте дальше.

– Возможно даже, что капсула проходит через всю систему, не растворившись. Такое иногда случается со старыми людьми.

– Но Мерсер провел исследование, – сказал Карелла.

– Конечно, провел. Он смешал пятипроцентный раствор соляной кислоты с пепсином. Чтобы смоделировать желудочный сок, ясно? Он разлил это во множество отдельных колбочек, а затем опустил туда капсулы.

– И что у него получилось?

– Нет, разрешите я закончу рассказ. Он использовал разные типы и размеры капсул. Их выпускают разных размеров. Понимаете, чем больше число, тем меньше размер. Значит, четыре меньше, чем три.

– И что он выяснил?

– Они растворяются с разной скоростью – десять минут, четыре минуты, восемь минут, двенадцать минут. Самое большее пятнадцать минут, самое меньшее – три. Это вам поможет?

– Это не совсем то, что...

– Но большинство из них растворилось в среднем за шесть минут. Я надеюсь, это вас осчастливит.

– Значит, шесть минут?

– Да.

– О’кей. Большое спасибо, Ди Торе. И поблагодарите Мерсера, ладно?

– О чем речь! Он спать перестанет.

Карелла положил трубку на место и повернулся к Мейеру.

– Так что ты думаешь?

– Что я могу думать? Выпил это Джиффорд или проглотил, но случилось это перед тем, как он вернулся на сцену.

– Должно быть, так. Яд действует за считанные минуты, а капсула растворяется приблизительно за шесть минут. А он был перед камерой семь.

– Семь минут и семнадцать секунд, – поправил Мейер.

– Может, он принял яд сознательно?

– Самоубийство?

– Возможно.

– На глазах у сорока миллионов людей?

– А почему нет? Для актера красивый уход – главное.

– Что ж, может быть, – сказал Мейер неуверенно.

– Нам лучше выяснить, кто был с ним перед выходом на сцену.

– Ничего сложного, – сказал Мейер. – Вчера вечером там было всего двести двенадцать человек.

– Давай позвоним твоему мистеру Крэнтцу. Может, он нам поможет.

Карелла набрал рабочий номер телефона Крэнтца. Коммутатор соединил его с дежурной, которая, в свою очередь, соединила его с секретарем Крэнтца, а та сказала ему, что Крэнтца нет, но ему можно оставить сообщение. Карелла попросил ее подождать и закрыл микрофон трубки рукой.

– Мы поедем к жене Джиффорда? – спросил он Мейера.

– Думаю, надо, – ответил Мейер.

– Передайте, пожалуйста, мистеру Крэнтцу, что он может найти меня в доме мистера Джиффорда, – сказал Карелла, поблагодарил ее и повесил трубку.

Ларксвью находился в получасе езды от города, это был фешенебельный пригород, в котором владельцы домов обзаводились участками, намного превосходящими по размерам привычные клочки шестьдесят на сто ярдов. В наш экономный век было приятно оказаться в районе просторных лужаек и величественных домов, поставленных вдали от дорог. Детектив Мейер уже ездил в Ларксвью накануне вечером, ему казалось, что надо объяснить миссис Джиффорд, зачем полиции понадобилось вскрытие, хотя ее разрешения на это и не требовалось. Но теперь он впервые ехал сюда в дневное время, и вид хорошо ухоженной красивой местности убаюкивал. Карелла, обсуждавший вслух версии с того момента, как они выехали из города, теперь, когда они оказались у двух колонн, установленных с обеих сторон белого гравийного проезда, замолчал. Полдюжины людей с камерами и еще столько же с ручками и блокнотами орали на двух местных полицейских, которые загораживали проезд. Мейер опустил стекло со своей стороны и крикнул: