Иноходец - Ольга Ксенофонтова

— Это цыганский совет, купидончик. И держись с Даном аккуратнее. У него внешность крестьянина, а память на обиды — как у вельмож.

Вики ушла, вильнув юбкой.

Спали постояльцы в комнатах наверху, спали за столами и под ними перепившиеся посетители харчевни, спали люди без дома и судьбы за перегородками крытой брезентом повозки.

Легкая тень стояла у правого колеса…

Вики держала руку мальчишки, лежащего с краю, горячую, чуть подрагивающую во сне. Держала ладонью вверх и в лунном свете внимательно рассматривала.

И растерянно качала головой.

К тому времени, как Джерри исполнилось пятнадцать, он разучился плакать не на сцене. А поскольку роли не предполагали слез, он думал, что разучился плакать вообще. Да и трудно стало узнать тощего загорелого сорванца в крупном подростке правильного, хоть и немного тяжеловатого, сложения. Всякий, кто увидел бы, сказал — вот пройдоха Шеннон, испивший из источника молодости! На юных щеках только начал пробиваться пушок, а у рта уже наметились упрямые складки. Джерри вырос задумчивым и даже угрюмым, что никак не проявлялось в его игре. Исподволь, незаметно, как и предполагал когда-то, он теснил Дана за пределы маленькой сцены.

— Этого щенка стало слишком много, — часто орал Дан, напившись. — Я вожак, и пусть катится к чертям!

Джерри усмехался, потому что года полтора назад стал стабильно приносить труппе хороший доход, играл каждый вечер и не боялся пьяных угроз. У кочевого театра «Колесница», как они теперь себя называли, появилась маленькая, но известность. Их стали узнавать, и зазывали в большие постоялые дворы, в дома купцов.

В один из таких вечеров их даже позвали в настоящий замок! Дана, как назло, скрутил радикулит. Джерри счел это событие знаком судьбы и благословением небес. Пару недель назад отцовские костюмы стали ему почти впору (но если не лукавить, Бэт и ее иголка творили чудеса). Чтобы не было накладок, решили играть проверенную, слаженную как часы, «Серенаду за пять рэлей». Голос, слава Гарду и псам, уже прекратил ломаться. Джерри теперь часами дрессировал свой глуховатый баритон и с тоской вспоминал серебряный тенор отца.

Джерри вышел на сцену. За аляповатой декорацией — подобием балкона, уже стояла Вики в алой с золотом маске из перьев. Она играла скучающую богатую госпожу, решившую посмеяться над нищим менестрелем и не платить ему за пение. Красота женщин ее племени быстро увядает, но маска хорошо скрывает морщины, а лепестки губ южной розы все еще соблазнительны.

— Чего желает госпожа?

— Конечно, песен. Или ты полагал, что я позвала тебя, чтобы ты зажарил утку?

— Каких же песен? Сказаний о доблести героев или любовных баллад?

— Колыбельных, о несчастный, ибо пока ты донесешь пальцы до струн, весь мой двор благополучно захрапит.

Джерри — «менестрель» делал вид, что настраивает струны, а сам нарочито косил глазами в сторону «служанки» Тори, обмахивающей «госпожу» пушистым веером. Такие веера с духами как раз недавно вошли в моду. Бродячие комедианты нередко являли собою гибрид ларца со сплетнями, торговой лавки и даже точки быстрой медицинской помощи. Пара вееров лежала завернутой в тонкую бумагу наверху повозки. Продадутся, как пить дать.

— Что же, слушайте мою песню, о прекраснейшая! — провозгласил Джерри.

Сегодня все идет как надо, думал Джерри. Как надо и даже лучше. Благословенны будьте боги, насылающие радикулит, и те, кто осеняет невзыскательную публику щедростью. Минимум — обильный ужин да припасы в дорогу. А вообще-то можно предсказать и монетки.

Сильно накрашенная брюнетка в зале что-то сказала на ухо своей подруге. Подруга закрылась веером и ничего не ответила. Внушительной комплекции хозяин созерцал комедиантов с благодушной и сытой улыбкой.

«Легко, как перышко!» — сказал себе Джерри в самом конце, убирая хлипкие декорации. Только все это ярмарочная фигня. Настоящие пьесы играются в столице.

Нагруженный тряпьем и деревяшками, он спустился во двор, к повозке, привязал все получше. Хотя напрасно: в повозке собиралась спать Бэт, а ей не очень-то нравились шумные кухни. Особенно боялась костюмерша тараканов. Надо напомнить Вики, чтобы припрятала вкусного для Бэт. Джерри потянулся, зевнул и почувствовал себя настоящим вожаком труппы, который обо всех заботится. Если бы не Дан, так бы оно и было. Но пятнадцать против тридцати девяти — слишком малая ставка.

Все принес? Кажется, да… нет! Этот раздражающий колченогий стульчик, вечно так и норовит где-нибудь остаться да сменить хозяев. За ним одним еще раз подниматься в главный зал? Подумают еще, что хочет украсть что-нибудь…

Занавеска, заменяющая дверь, отдернулась, и слабый свет свечи показал ему следующий поворот.

— Эй, паренек, — тихонечко окликнули его, — подойди сюда.

«Стульчик, — подумал Джерри. — Мне надо забрать дурацкий стульчик. А меня явно приняли за прислугу, и теперь еще пошлют с поручением». Неохотно, но с довольно учтивым выражением лица он все же подошел. Занавеска с шелестом закрылась за его спиной и чуть не потушила издыхающую свечку.

Тонкие пальцы — на каждом по колечку, диковинными рыбками нырнули в его неровно подрезанные спутанные кудри. Мягкие теплые губы, пахнущие засахаренными фруктами, закрыли ему рот. Свечка поспешно скончалась, не желая, чтобы потом с нее спросили как со свидетеля.

Наутро выяснилось, что стульчик исчез, но отчего-то Джерри был к нему не в претензии.

Открыв глаза, Джерард обнаружил, что улыбается простому и солнечному ощущению последних секунд воспоминания о себе самом. Мальчишеское самодовольство, планы, эмоции. Жизнь с благодарностью за доступные наслаждения, с презрением к недоступным, в блаженном неведении о запретных. Хорошая жизнь. Без метаний, бесплодных сожалений. Наполненная, хотя и простая. Паренек Джерри, бродячий актер. Ты мне понравился. Спасибо, что ты некогда был началом меня, хорошим началом.

— А кто-то дрыхнет… А я не охотник! Поозверели тут.

Раздраженное бурчание принадлежало полноватому мужчине, которого Джерард запомнил вроде как поваром. Да уж, обладатель такой щегольской бородки, явного подражания моде высшего света, должен считать вопиющим унижением необходимость добывать ингредиенты для блюд прямо из среды их обитания. Судя по цесарке, свисавшей вниз головой из-за пояса — точно снял с гнезда, с выводка. Во-первых, сезон, а во-вторых, повезло: два лысых черта подстрелил бы этот надменный толстячок резвую птицу, не будь она снулой и слабой во время высиживания. Еще и хает удачу в голос. Неблагодарный.

Вернулся и кучер, разложил костер, подвесил котелок с речной водой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});